Пока никто не видит, сложу сюда последние тексты и упоминания в СМИ, напрямую не связанные с рецензиями на «Город Брежнев».
Сперва забавное. Вот так решишь про татарских фантастов почитать — а там про тебя, оказывается.
(уныло) Все-таки фантаст я, получается.
«Термоядерный сюжет, в котором отразились чаяния, стремления и страхи республики начала прошлого десятилетия — цены на нефть рухнули, между национальными республиками и федеральным центром разгорелся конфликт, Татарстан готовится к выходу из состава РФ, смутой решает воспользоваться коварное руководство НАТО. Особенности «Татарского удара» — лихо закрученный сюжет, достойный картины Федора Бондарчука (американская база в Марий Эл! Триумфальное возвращение Ту-160 и возрождение завода КАПО! Уничтожение Белого дома!), обилие военно-технических деталей и беспримесный ресентимент, в котором слышны отзвуки ярости, вызванной бомбардировкой Югославии. Все это складывается в бодрый и в меру экзотичный геополитический боевик, пропитанный характерными для начала 2000-х настроениями.»
Не менее внезапный отзыв:
««За старшего» (авт. название «Варшавский договор») резко отличается от остального творчества казанского журналиста. Эта книга возрождает уже почти забытую моду на высококачественные триллеры на национальном материале. Ничего интереснее за десятилетие со времен «Охоты на изюбря» Латыниной вплоть до 2009 года, когда была впервые издана эта книга Идиатуллина, кажется, в этом жанре не возникало.»
И следующие четыре года не возникало: книжка вышла в 2013 году. Ну и следует, видимо, отметить, что, пока я был казанским журналистом, книжек в моем яшмовом творчестве не значилось.
Фэнтези как есть.
(Но ранней Латыниной я фоннат, честно, так что польщен)
Почти одновременно литератор Идиатуллин попал в список скольки-то там самых заметных татар 2017 года:
«Нашлось место в нашем списке и литератору. Ныне московский журналист и писатель Шамиль Идиатуллин опубликовал роман «Город Брежнев» о жизни подростка в Набережных Челнах 1980-х. Книга была замечена ведущими российскими литературными премиями.»
Далее интервью народного поэта Татарстана Роберта Миннуллина:
«— Гүзәл Яхина, Шамил Идиатуллиннарны сез татар язучылары дип таныйсызмы?
— Иң беренче язучы үзен үзе аңларга тиеш — ул татар язучысымы әллә рус язучысымы? Мәсәлән, Олжас Сөләйманов русча язучы казах шагыйре. Ул минем өчен казах шагыйре, чөнки аның бөтен иҗаты, һәрбер юлы, һәрбер шигыре, һәрбер китабы казах рухы белән сугарылган. Ул аннан беркая да китми. Шулай ук Чыңгыз Айтматов та. Аңа төрлечә караш булырга мөмкин, кыргызлар аны кыргыз ди, ә руслар рус әдәбияты вәкиле дип берничә тапкыр яздылар. Шуңа күрә инде монда бик катлаулы әйбер. Мәсәлән, Рөстәм Кутуй бервакытта да татар язучысы була алмады, аның язганында да татар рухы юк. Яисә Диас Валиев.
— Гүзәл Яхинаны сез кем дип саныйсыз?
— Гүзәл Яхина, ул рус язучысы, әлбәттә.
— Санап киткән шушы исемлектә татар язучысы дип әйтерлекләр бармы, Шамил Идиатуллин мәсәлән?
— Дөресен генә әйткәндә, укыганым юк. Мин аны журналист буларак элегрәк белә идем, китабы кулга кергәне юк.»
Пересказ моего нечаянного диалога с другим Народным поэтом (в рамках Аксенов-феста и Литературного собрания в Казани):
«Отвечая на реплику Рената Хариса, Шамиль Идиатуллин сказал: «Татары, действительно, мало представлены в мировой литературе. Мы все знаем, как звучит “друг” и “здравствуйте” по-грузински, а по-татарски не то, чтобы “здравствуйте” и “до свидания”, а в программе “Куклы” Шаймиев говорил не с татарским акцентом, а с каким-то другим. Это не проблема того, что грузины очень ушлые и прочее, а проблема того, что мы не очень расторопные. Все сводится к тому, что несколько талантливых и гениальных грузин сделали несколько хороших вещей в литературе и кино, сумели завоевать сердца читателей и зрителей, обеспечили себе и своему народу присутствие в культурной ноосфере».»
Отчет «Татар-информа» с казанской презентации «ГБ» (в рамках Аксенов-феста):
«“Город Брежнев” китабына аерым тукталып, аңа иң якын торган укучыларның 1966 – 1975 елгылар икәнлеген искәртеп узды: “Бу минем буын, һәм без китапта язылган чорны яхшы беләбез. Башкалар өчен ниндидер аңлатмалар кертергә кирәк булачак”, — диде ул.
“Бу сәяси темага язылган яки производство романы түгел. Китап мәхәббәт турында”, — диде Шамил.»
Фото из классной галереи «Татар-информа» с презентации
Интервью, данное тут же «АиФ»:
«Один из главных конфликтов в производственных городах 80-х годов и сегодня — то, что родители не видят своих детей. Они зарабатывают деньги, чтобы ребёнок мог одеться, купить 8-й айфон, чтобы выложил в соцсетях фотки не хуже, чем у других. Они за это честно бьются. А человек растёт сам по себе. Когда в «Городе Брежневе» отец впервые пытается поговорить с сыном, он понимает, что сын не хочет с ним разговаривать. Время упущено.»
Рассуждение на производственную тему для портала LiTerratura:
«Названный пробел, на мой взгляд, является серьёзным дефектом современной литературы, да и культурного освоения времени и пространства в целом. Причин тут, по-моему, три, и они взаимосвязаны. Первая – авторы боятся впасть в соцреализм или просто оказаться в одном ряду с производственными романами, которых на самом деле никто уже и не помнит – так, какие-то ошмётки про конфликт хорошего с прекрасным и почти лишённые смысла фразы типа «человек труда», «встречный план», «бригада Потапова» и «глухо бухает штамп». Вторая – сегодня нет ни соцзаказа, ни поля, на котором подобная проза могла бы массово расти: советские производственные драмы были плотью от плоти советского культурного колосса, скрученного из газет, телепрограмм и речей из радиоприёмника, а сегодняшний медийный колосс слеплен из совсем других субстанций. Третья – чтобы написать текст про завод, авиахаб, свиноферму или укладку дорог, нужно знать матчасть – а её мало кто из пишущих знает и совсем малая их часть готова изучать. Читателю такие книги нужны пока не слишком сильно – по названным причинам: старые переели, малым неинтересно. Диктатура пролетариата, индустриализация и НТР из повестки ушли, а новой повестки нет – если не считать таковой попытку зацепиться скрепами за какой-нибудь заграничный тренд, именно что постиндустриальный. При этом всякий читатель, старый и малый, смотрит не только в книгу и/или в один из множества экранов, но и работает, считает копейки, вообще ведёт активную непростую жизнь – и пусть неосознанно, но ждёт, что про эту вот жизнь литература ему и расскажет, а может, и объяснит чего. А она не рассказывает. Она стесняется или боится показаться узкотемной, старорежимной, неактуальной и отстающей от трендов, дискурсов и хайпа. Поэтому она рассказывает про моральные терзания столичных менеджеров, бизнесменов и суровых диверсантов либо отбегает в безопасные глуби истории. И так теряет читателей.»
И пара моих, оказывается, цитат из карельских отчетов о визите представителей премии «Книгуру».
Первая:
«Литература родилась и до сих пор существует только потому, что решает главную задачу выживания человечества. Она позволяет рассмотреть модели поведения в актуальных конфликтах и выйти из них живыми и невредимыми. Если кто-то из читателей, особенно подросткового возраста, которые не верят ни богу, ни черту, ни родителям, ни друзьям, ни учителям, никому, если подростки, у которых сносит голову от гормонов, приступов отчаяния и ненависти, попали в ситуацию, когда хочется сунуть пальцы в розетку, но они этого не делают благодаря книге, то литература выполнила огромную часть своей задачи.»
Вторая
«Для человека, который после десяти лет начинает сам определять, что он будет читать, а что нет, важно найти свою книгу – про себя, про свою семью, страну – книгу, которая ему что-то объяснит, чем-то поможет. Если он ее не найдет, он читать не будет. Статистика показывает, что в большинстве случаев так и происходит. Дети перестают читать не потому что они ленивые, не потому что у них много соблазнов, а, в том числе, потому что они не нашли нужную книгу вовремя. Конкурс «Книгуру» старается сделать так, чтобы такая книга ему попалась.»
