О путешествии слов по языкам я думаю.
С русским отдельные корки: заимствуем одно и то же слово у разных иноспецов и потом либо мучаемся с реестрами-регистрами, либо получаем нескладываемый пучок типа «проектор»-«прожектор»-«прожектёр».
Татарский любит в пинг-понг гирькой играть. Например, по-татарски «карандаш» будет «карандаш», хотя это просто татарское «кара таш» — «черный камень», так чего было на этом не остановиться. Еще в татарском есть невозможное для тюркского речевого аппарата слово «таможня», образованное от татарского же «тамга» — «печать» (тамгой-тамоге-таможный-таможня). «Таможенник» по-татарски, на всякий случай — «таможнячы».
Еще интересней, когда слова разлетаются как попало, и служитель Заратустры магус уходит из реальности в чужие словари — и на Западе он волшебник, чародей и Мейджик Джонсон, а на Востоке — просто язычник mäcüsi.
Или взять Город Изумрудный, куда мы все, как известно, по желтой дороге кривой. У татар есть женское имя Зубаржат, и оно не только переводится как «изумруд», это просто то же самое слово. Zöbärcät, по сути, — фонетический вариант турецкого Zümrüt, от которого образовано русское слово. А раньше русские называли изумруд смарагдом — и прикол в том, что турецкий и татарский варианты являются попытками прочесть ровно то же самое греческое smaragdos. Ромеи прочитали не менее смешно, дав жизнь полчищам Эмеральд-Эсмеральд. А теперь самое страшное: греки смарагд тоже не сами придумали. Они так воспроизвели семитское «барак» (لبُراق‎ или ברק‎), «сверкать».
Таким образом, Зубаржат апа из продовольственного, цыганка Эсмеральда и действующий президент США — тезки.