Андрей Лях

В разгар затяжной галактической войны, перескакивающей из холодной стадии в горячую, гении земной ГБ с бессильной тоской наблюдают за тем, как на далеком отсталом двойнике Земли война Алой и Белой Роз выливается в победоносное шествие подозрительно ушлого Ричарда III, который совершенно не собирается повторять печальную судьбу земного прототипа, а подминает всех и вся, умело пуская в ход интриги, подкуп, убийственный бас, полимерную катану, лучших генералов Вселенной и пуленепробиваемых киборгов.

Андрей Лях написал опус магнум, замкнувший наконец щедро раскиданные повествовательные линии давно придуманной им Вселенной. Попутно он отвесил поклоны чуть ли не всем любимым авторам и кунштюкам, от Ефремова с Хайнлайном до Миядзаки с Mass Effect, местами угрожая сорваться в описанную Стругацкими картину «Любимый учитель» («В одной руке у него был огромный кусок торта, в другой – огромный уполовник с вареньем, и еще огромная банка с вареньем стояла на столе перед ним. Видимо, парнишка собрал на картинке все свои предметы любви»). Не сорваться помогло то обстоятельство, что Лях более-менее гений – по крайней мере в лично выбранных им рамках.
При этом да, «Челтенхэм» избыточен практически в каждом пункте: он слишком объемен, повествование слишком развесисто, фабула с трудом выдерживает гроздь из четырех почти независимых сюжетов и букета отсылов к собственным и чужим книгам, пасхалки раздуты так, что мешают танцевать и героям, и сюжету, последняя глава написана сугубо как мостик к «Реквиему по пилоту», а в «Челтенхэме» выглядит седьмым колесом, способным разве что взбесить тех, кто предыдущие романы не читал. Автор постоянно срывается в интерлюдии (которые кокетливо и необоснованно называет скучными, обстоятельно поясняя исторические тонкости и ТТХ различных реалий и устройств), персонажи карикатурно монофункциональны, диалоги чересчур остроумны, как в голливудских screwball-комедиях золотого века, а авторские представления об орфографии могут выбесить – например, пристрастием к школотной конструкции «черте что».
И я прекрасно (хоть и с тоской) понимаю, почему написанный два года назад роман не опубликован и не имеет твердых надежд на публикацию в обозримом будущем. Я почти понимаю, почему даже искушенный читатель может счесть блестящий стиль и слог безыскусным, а изумительную изощренность автора, твердой рукой высекающего живого огнедышащего колосса из пластов поверченной на разных осях истории, – попаданческим стандартом. Я сам готов попунктно пояснять, как поправил бы тот или иной провис.
Но ведь это я сто лет назад завершил отзыв на предыдущую книгу автора фразой «Лях, пиши, а». Он написал – много и классно. Чего же боли? Ничего. Никаких болей – только почти чистое счастье на почти тысячу страниц.
И да, чуть не забыл: Лях, пиши, а.

Все рецензии жюри премии «Новых горизонтов» здесь