Ну а значит — не могут без змей

Зашуганный учитель химии, живущий в южной провинции огромной страны, от острой нужды в деньгах принимается варить наркотики, постепенно становясь базисом огромного преступного синдиката. Знакомый сюжет? Конечно. Какой моральный человек не знает и не любит Стругацких.
Breaking Bad считается одним из лучших сериалов всех времен и народов, и вполне справедливо. Несправедливо, что почти никто не знает о том, что от похожего фабульного запева отталкивался сценарий двухсерийного детектива «Берегись! Змеи!», снятого Загидом Сабитовым на «Узбекфильме» в 1979 году. Впрочем, до последнего времени узнать об этом шансов почти и не было. По настоянию киностудии автор сценария был вынужден изменить суть преступного бизнеса, творящегося в развалинах древней крепости. В интересах поддержания социалистической нравственности талантливый химик спешно переквалифицировался из производителя героина в фальшивомонетчики.
(См. Комментарий 1)
Единоличным автором сценария в титрах и во всех справочниках значится Андрей Тарковский. Это неправда. Сценарий «Берегись! Змеи! (Милицейская хроника)» писал и переделывал Аркадий Стругацкий, без помощи Тарковского, брата-соавтора и кого бы то ни было. А Тарковский просто забрал половину гонорара (на самом деле большую часть, поскольку он значился еще и художественным руководителем проекта).
(См. Комментарий 2)

Знаменитые фантасты к тому времени смирились с тем, что новые их книги если и будут выходить, то в виде исключения, а на гонорары от журнальных публикаций, переизданий и переводов не проживешь — потому подрабатывали как могли, особые надежды возлагая, что логично, на кино. Там долго не срасталось, но к концу 70-х усилия начали давать плоды: практически одновременно запустились экранизации «Отеля «У погибшего альпиниста»» и «Пикника на обочине».
К первому проекту писатели относились прохладно, зато сотрудничеством с Тарковским страшно гордились («Нам посчастливилось работать с гением») и с радостью отстегивали ему треть гонорара в рамках джентльменской договоренности о том, что режиссер будет третьим, подпольным соавтором сценария будущего «Сталкера». От официального оформления Тарковский уклонился, чтобы сэкономить на алиментах. Впрочем, его соавторство сводилось в основном к требованию переписать уже принятый вариант сценария, и второй, и третий, и так, по разным оценкам, от шести до восемнадцати раз. Высказав пожелание, Тарковский уезжал на дачу или в загранвояж и появлялся, только чтобы забрать у Аркадия Стругацкого (тот, напомню, жил в Москве, Борис – в Ленинграде) деньги, изучить новый вариант сценария и высказать новые пожелания, противоположные предыдущим.
Работа над «Берегись! Змеи!» строилась по зеркальной схеме: Тарковский гарантировал, что пробьет съемки своим громким именем, забрав за это половину гонорара.
Схема сработала: сценарий был довольно быстро принят, фильм снят и прокатан с неплохим результатом: 42-е место по итогам 1980 года, 13,5 млн зрителей (чуть больше «Сибириады» и «Пограничного пса Алого», чуть меньше некоторого «Ипподрома» и «Поздних свиданий»). Для сравнения: у самого кассового фильма 2024 года «Холоп 2» меньше 10 млн зрителей. Еще для сравнения: вышедший в том же 1980 году «Сталкер» посмотрели 4,4 млн человек (но там прокат был предельно узким и зарезанным, четыре копии на Москву и еще 195 на весь Союз), зато годом раньше на «Отель «У погибшего альпиниста»» сходили 17,5 млн. Олимпийский год, кстати, был не очень релевантным для статистики: бокс-офис возглавили рекордные для всех советских времен «Пираты ХХ века» (87,6 млн).
«Змеи» получились крепким, но вполне рядовым детективом, примечательным разве что экзотичностью сеттинга да участием юного Джаника Файзиева. Сценарий при этом был хорош. Это умело закрученный и на удивление нетривиальный детектив, который даже сейчас читается легко и с интересом (в отличие, к сожалению, от некоторых текстов, писавшихся Стругацкими для кино — особенно от финальных версий этих текстов).
(См. Комментарий 3)
Отдельные заусенцы, конечно присутствуют (жемчужиной можно считать гравировку на наручных часах, выполненную на поле боя в 1944 году и состоящую, натурально, из 26 слов), но для нередактированного и технического, по сути, текста, адресованного очень узкому кругу читателей, их удивительно немного.
Тарковский, как обычно, остался недоволен, особенно материальной стороной вопроса.
(См. Комментарий 4-7)
Моральной, впрочем, тоже («Одно только ругательное письмо пришло: ругают бездарный сценарий «Берегись змей». А что я могу? Не скажешь же: «Это писал не я, а Стругацкий по его просьбе, для денег. А фамилия моя для быстрой проходимости»).
Это не помешало Тарковскому через полтора месяца, в декабре 1980 года, напасть на Стругацкого с требованием срочно, за пару месяцев, написать сценарий «про писателя со смертельным диагнозом». Аркадий настаивал на участии Бориса, но того срубил инфаркт. Аркадий Стругацкий согласился писать сценарий в одиночку.
Вводные, как всегда, менялись на ходу: Тарковский выдавал все новые идеи и одобрял предложенные Стругацким мотивы «Жука в муравейнике» и ненаписанных еще «Хромой судьбы» и «Дьявола среди людей», чтобы на следующей встрече отвергнуть написанное по итогам предыдущей. Стругацкий покладисто переделывал, без договора и, естественно, денег, и сдержанно ворчал только в письмах брату («Сделал для Тарковского второй вариант сценария, опять не то, что ему снилось, пять часов проговорили, буду делать третий вариант»).
Борис Стругацкий откликался из Ленинграда: «Новости от тебя мне очень нравятся. Ужасно завидую, что ты работаешь с Тарковским, а я тут прозябаю как полное говно». Аркадий отвечал: «Насчет Тарковского не завидуй, это очень каторжная и неверная работа, но отступать теперь я не хочу, уж с очень большим триумфом идет по миру наш «Сталкер», только что он имел совершенно восторженный прием в Швеции. Надо бы закрепить позиции».
Две недели спустя отступить все-таки пришлось.
(См. Комментарии 8-9)
В мае 1981 года Аркадий Стругацкий прекратил работу над сценарием, который с тех пор Андрей Тарковский воспринимал как свой. Месяц спустя тот написал: «Мне почему-то кажется, что А.Стругацкий не случайно расторг со мной рабочее содружество. Ему показалось, видимо, что общение со мной им чем-то угрожает. Никогда не забуду, как он примчался ко мне выяснить денежные свои (наши) дела, когда узнал, что у меня инфаркт.»
Это последнее упоминание Стругацких в дневнике Тарковского. В титрах «Жертвоприношения», снятого в восторженной Швеции пять лет спустя по сценарию, основанному на «Ведьме», Аркадий Стругацкий также не указан.
Аркадий Стругацкий до конца жизни ни разу публично не упомянул о своем участии в «Берегись! Змеи!» и «Жертвоприношении», а об Андрее Тарковском отзывался в неизменно восторженных и апологетических выражениях. Брат следовал его примеру.
«Ведьма» Аркадия Стругацкого была впервые опубликована в 2008 году в журнале «Искусство кино», «Берегись! Змеи!» – в 2021 году в коллекционном Полном собрании сочинении Стругацких, вышедшем тиражом 350 экз.

Комментарий 1
«29.03.78. Вопрос о разрешенности темы наркомании в детективе. Обзвонил Вайнеров, Кларова, Безуглова. Взял телефоны консультантов по литературе и кино в МВД.»
Из дневника Аркадия Стругацкого (ПСС Аркадия и Бориса Стругацких, т. 23)

Комментарий 2.
«3 июля. Из Ташкента получено 4180 [на двоих]. Аркадию—1200. Остаток: 890.»
Из дневника Андрея Тарковского («Мартиролог. Дневники»)

Комментарий 3.
«3.01.78. 31 декабря ничего существенного. Выпивали, читал Крысе [семейное прозвище Елены Стругацкой] ФдУ [«Фильм для узбеков»], ей очень понравилось, она вопила, что Вайнеры — говно по сравнению.»
Из дневника Аркадия Стругацкого (ПСС Аркадия и Бориса Стругацких, т. 23)

Комментарий 4
«Роль Тарковского в создании сценария «Берегись! Змеи!» сводилась даже не к сакраментальному «пройтись рукой мастера» по наброскам АНа. Разве что немногие совместные с АНом обсуждения будущего сценария можно зачесть ему в участие. Да еще перепечатку и отправку в Ташкент рукописей вариантов сценария. Причем процедуры эти иной раз оказывались длительнее самого написания сценария. И тем не менее Тарковскому законно причиталась половина гонорара. Вот из-за выплаты второй его половины АНу и возник этот конфликт. Позднее (см. ниже запись в «Мартирологе» от 5 июня 1981 г.) Тарковский ошибочно станет относить его ко времени своего инфаркта. На самом деле уже в конце апреля 78-го Лариса Тарковская через третьих лиц предложила АНу его долю присланного из Узбекистана гонорара отдать позднее. Это вызвало возражения Елены Ильиничны, и именно она на следующий день позвонила Тарковской и настаивала на немедленной передаче АНу его денег. И тем не менее гонорар был получен не то что «после праздников», а уже в начале июля. И даже не весь, а лишь бóльшая его часть.
Отметим, что финансовые дела самого Тарковского отражены в «Мартирологе» на протяжении всех лет записей. Цифрами долгов и доходов, черновиками жалоб властям на безденежье полны его страницы. Оно и понятно: покинутая семья, новая семья, постройка дома в Мясном, квартира в Москве требовали постоянных и немалых трат. Для Авторов описываемые годы — самые скупые на вновь выходящие книги. Переиздания же и журнальные публикации приносили лишь минимум доходов. А им, как и самому Тарковскому, требовались средства на себя и свои семьи, на кооперативные — ибо надеяться на государство не приходилось — квартиры, на автомобиль БНу, на приобретение путевок в дома творчества.»
(«Неизвестные Стругацкие», т. 9)

Комментарий 5.
«28 июня [1978] Аркадий Стругацкий оказался мелочным и расчетливым, Бог с ним совсем. Из последней выплаты по «Змеям» должен буду ему + 1200 р.»).
Из дневника Андрея Тарковского («Мартиролог. Дневники»)

Комментарий 6.
«13.08.80. Как снег на голову свалился Андрей. Принес за «Милицейскую хронику» 4413. Отдал ему за Сталкера 786. А что за ним оставалось, так бог с ним.»
Из дневника Аркадия Стругацкого (ПСС Аркадия и Бориса Стругацких, т. 24)

Комментарий 7.
«[Из письма Аркадия брату, 1 сентября 1980] Явился Тарковский, днями из Италии. у него там, видимо, всё в порядке. Ты ругай меня или не ругай, но треть гонорара по окончательному расчету за «Сталкера» я ему выплатил — 786 ряб. Ежели не захочешь участвовать, всё пусть останется на мне.»
«[Из письма Бориса брату, 6 сентября 1980] По поводу твоей благотворительности в отношении Тарковского. Ты и сам знаешь, что я по этому поводу думаю. Полагаю, Тарковер побогаче нас с тобой, вместе взятых. Но тем не менее, верный своему союзническому долгу, беру на себя половину, и, таким образом, должен тебе отныне всего 669 руб. 00 коп. Вручу при встрече.»
(ПСС Аркадия и Бориса Стругацких, т. 24)

Комментарий 8.
«26.03.81. Был Андрей. Обсудили. Сказано: драматургия есть, образов нет. И вообще выработали новую абсурдистскую идею на философском релятивизме. Сидел у меня с 12.00 до 17.00. Уморил.
3.05.81. Звонил Андрей, тон ультимативный. Видимо, намерен писать сам. И с богом.
8.05.81. Был Тарковский. Гневался, утверждал, будто я украл у него 4 месяца. Потом я сказал ему, что работать сейчас не в состоянии, и мы разошлись. Договорились о письме по поводу тиража «Сталкера».
Из дневника Аркадия Стругацкого (ПСС Аркадия и Бориса Стругацких, т. 25)

Комментарий 9.
«8 мая
Был у Аркадия Стругацкого. Решили бросить «Ведьму». А. говорит, что плохо себя чувствует, что ложится в какой-то кардиологический институт, где ему «конечно не разрешат работать». Жалко мне его; но и он вот уже четыре месяца морочит мне голову. Плохо себя чувствует, но пьет и еще хочет добиться толка в работе. Не будет толка, конечно.
Плохо себя почувствовал. Снова «струя», словно смотрю на все сквозь струю льющейся воды. И головная боль. Спазм? Это у меня уже несколько раз так было.
«Ведьму» буду писать сам.»
Из дневника Андрея Тарковского («Мартиролог. Дневники»)

Источник фото — т. 24 ПСС Аркадия и Бориса Стругацких

Излучатель доброты

«Массовое представление о счастливой советской эпохе строится, как известно, на реалиях финальных пятилеток. Культурная составляющая этих представлений почти целиком состоит из киношных образов и цитат. Глазищи Наташи Гусевой и Елены Метелкиной, зловещий Туранчокс, фразы «Миелофон у меня» и «Он станет фиолетовым в крапинку», анекдоты про робота Вертера и, конечно, песня «Прекрасное далеко» украли, как принято теперь говорить, сердечки тысяч пионеров.
Благодаря нехитрому кульбиту сознания многим из них прекрасное далеко подает голос не из завтра, для которого надо что-то там делать, а из прошлого, в котором галстуки были краснее, мороженое вкуснее, а дружба крепче.
И ключевым создателем столь прекрасного далека оказался сценарист и автор литературной основы этих картин, сериалов и мультфильмов Кир Булычев.
С этим невозможно спорить — как и с тем, что такая репутация позабавила бы, если не оскорбила, Булычева, объяснявшего народную любовь к фантастике тем, что «любая альтернативная реальность была враждебна коммунистической действительности», а в цикле «Театр теней» превратившего понятие «вчера» в пыльный скучный ад, в котором негодяи творят безумства.»

По просьбе родненького Ъ один там малоиграющий тренер тряхнул глубокой стариной и написал текст (огромный) к юбилею Булычева, а также чутка помог с тестом.

«Один из многих сомнительных летних ходоков по родным просторам»

Несколько месяцев назад я по просьбе друга разгадал (возможно) древнюю окололитературную загадку, совершенно об этом забыл, сейчас наткнулся на ту переписку, искренне изумился и решил выложить в паблик, чтобы легче искать было, если что.

Часть первая. Диалог
— Шаукатович, ты случайно не знаешь твоих земляков, написавших в восьмидесятых в СтэМе повесть про врача-туриста, который с девчонкой в поездке познакомился и у них всё было хорошо? Не могу ни название вспомнить, ни авторов, там был псевдоним, а авторов чуть ли не четверо?
— Хм. Даже не слышал. Но я никогда фанатом СтМ не был.
— Яссн.

Часть вторая. Что за дела
То обстоятельство, что я совершенно не знаю ни текста, нашумевшего в период моего самого яростного чтения всего подряд, ни его авторов, меня малость изумило и завело. (Правда, уже в процессе поисков я вроде вспомнил, что году в 87-88 меня кто-то из старших товарищей по редакции вроде спрашивал, читал ли я таинственную интересную повесть — и, узнав, что не, усиленно рекомендовал. Но ручаться за то, что воспоминание подлинное, а не придуманное, я, конечно, не могу.)
Кроме того, выяснилось, что раз в пять лет в рунете кто-то вяло принимался искать или спрашивать про ту повесть, но ответа не находил.
И я пошел искать.

Часть третья. Поиск повести
1. [Многочисленные чуть подправляемые запросы по словам «Студенческий меридиан», 1980-е, «повесть», «врач турист», « Студенческий меридиан проза» «герой врач разговор в купе» «псевдоним», «коллективный псевдоним», «казанские авторы студенты», «Татарстан», «Татария», «ТАССР молодые авторы» и т. д.]. Безрезультатно.
2. [Поиск в сети библиографий, описаний, сканов журнала с 1980 по 1989 годы или фотографий отдельных номеров, продающихся на сайтах типа «Авито» и «Мешок»]. Нужный номер не попадается.
3. [Поиск по приблизительным цитатам, приведенным в ЖЖ и форумах пользователями, искавшими следы той же повести ранее]. С десятого, что ли, раза, удается зацепиться за пару битых ссылок, потом — за действущую.
4. Повесть найдена в виде пдф, сделанной неизвестно кем из вордовского файла, в свою очередь представляющего собой OCR журнальных страниц.
5. Повесть найдена. «Столкновение обстоятельств». Автор Ришат Садиев, «СтМ» №9 за 1986 г.
6. Предисловие редакции:
«Эта повесть пришла в редакцию из Казани. Из приложенного к ней письма мы с удивлением узнали, что написана она не одним человеком, а целым коллективом бывших участников СТЭМов казанских и неказанских вузов. Выбранные для автора имя и фамилия — всего лишь аббревиатура, а в основу повести лег реальный, поразивший авторов факт. Не без сомнения взялись мы читать повесть, но с первых же страниц она покорила нас своей искренностью, живостью и какой-то веселой злостью. Мы как бы воочию увидели перед собой компанию очень сыгранных ребят, которые, подсказывая друг другу, подавая реплики вперемежку с песнями любимых бардов, выясняли для себя, что такое истинная интеллигентность. И мы решили, что большинству из вас будет интересно познакомиться с творчеством этой замечательной студенческой команды.»
7. Первый абзац повести:
«История действительно началась с того, что в поезде парень приставал к девушке. Вошел в вагон, подсел и предложил замуж. Был трезв, но развязен. Скорее из тех, у кого все понятия сдвинуты по фазе. Экстерьер вполне подходящий: заслуженные джинсы, рюкзак, палатка, гитара в чехле, борода, пустые глаза. Один из многих сомнительных летних ходоков по родным просторам. Девушка, видимо, была из них же, но, по крайней мере, ни к кому не приставала.»

Часть четвертая. Определение авторов
После этого, естественно, текст обнаружился практически во всех пиратских библиотеках. Правда, псевдоним не раскрывался ни там, ни где бы то ни было еще. Но на некоторых ресурсах Ришату Садиеву (еще и с отчеством «Мирза-Ахмедыч») приписывалась еще одна повесть — «То день, то вечер» (возможно, традиционным образом нигде не печатавшаяся).
Стиль и слог повестей совпадали до степени смешения, обеим был предпослан бардовский автограф (к первой — строки Городницкого, ко второй — Ланцберга).
Предисловие ко второй повести завершалось так:
«Когда будешь читать, следи, где чьи показания. Там, где написано «Самосвал» — это наш Гошенька, Гошка-друг, а ежели официально, по-большому — енто Игорь Михайлович Абрамов, врач помбригады «Скорой помощи» в городе Набережные Челны, по неуточненным данным. Большой дядя комплекции известного казанского барда, некогда комментатора радиостанции «Юность» Леонида Сергеева. (…) Там, где «Муха», «Мохов», «Малыш», «Шура Маленький» — это Шурик Мохов.

Часть пятая. Вывод
Таким образом, авторами обеих повестей с огромной долей вероятности выступили Леонид Сергеев, Игорь Абрамов и Александр Мохов — если, конечно, исключить ненулевую вероятность второго слоя мистификации. Но докопаться до него мы уже, боюсь, не сможем: Сергеев умер прошлым летом, а про Абрамова и Мохова я никаких данных не нашел.
В любом случае, есть сомнения в том, что кто-нибудь из авторов к 1986 году был казанским студентом. Сергеев, например, тогда делал карьеру на Гостелерадио и был уже всесоюзно знаменит песнями «Колоколенка» и «Снимается кино» («Сдвой ряды, снимаем сцену в бане»), скетчами в культовой телепередаче Андрея Кнышева «Веселые ребята» и участием в одном из первых «Музыкальных рингов». На его сайте ни одна из повестей упомянута не была — а теперь и весь сайт доступен только через веб-архив, увы.

Эпилог
Зато повести общедоступны. Вряд ли они понравились бы мне в 80-е, но в искренности, живости и наполненности духом времени им правда не откажешь.


Леонид Сергеев в «Веселых ребятах» тех лет

В поддержку денацификации

Настоящее сообщение создано в поддержку денацификации и формирования негативного отношения к идеологии нацизма и экстремизма, в нем начисто отсутствуют признаки пропаганды или оправдания нацистской и экстремистской идеологии.
Выпущенные имена и названия можно восстановить самостоятельно.

Цитата 1
«Обе эти территории по их культурному развитию принадлежат исключительно (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1). (ТЕРРИТОРИЯ 1) был отнят у нас, (ТЕРРИТОРИЯ 2) был аннексирован (СТРАНОЙ 2). Как и на других (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1) территориях на (СТОРОНА СВЕТА), со всеми (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1) меньшинствами, проживающими там, обращались все хуже и хуже. Более чем миллион человек (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1) в (ДАТЫ) годах были отрезаны от их родины.
Как всегда, я пытался мирным путем добиться пересмотра, изменения этого невыносимого положения. Это — ложь, когда мир говорит, что мы хотим добиться перемен силой. (…) По свой собственной инициативе я неоднократно предлагал пересмотреть эти невыносимые условия. Все эти предложения, как вы знаете, были отклонены — предложения об ограничении вооружений и, если необходимо, разоружении, предложения об ограничении военного производства, предложения о запрещении некоторых видов современного вооружения. (…)
Была сделана попытка оправдать притеснения (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1) — были требования, чтобы (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1) прекратили провокации. Я не знаю, в чем заключаются провокации со стороны женщин и детей, если с ними самими плохо обращаются и некоторые были убиты. Я знаю одно — никакая великая держава не может пассивно наблюдать за тем, что происходит, длительное время.»

Цитата 2
«Снова и снова (ФИГУРАНТ) проповедовал в ней свое убеждение в необходимости применять силу в качестве средства разрешения международных проблем, как это выражено в следующей цитате:
«Земля, на которой мы сейчас живем, не была даром небес нашим предкам. Они должны были завоевать ее, рискуя жизнью. Точно так же и в будущем наш народ не получит территорий и тем самым средств к существованию как благодеяние от какого-нибудь другого народа; он должен будет завоевать их силой торжествующего меча».
(ТЕКСТ) содержит много таких заявлений и открыто превозносит силу как орудие внешней политики. Конкретные цели этой политики силы также подробно изложены в (ТЕКСТЕ). Уже на первой странице утверждается, что «(СТРАНА 3) должна быть воссоединена с великой (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1) матерью — родиной» и не на экономической основе, а потому, что «народы одной крови должны жить в пределах одной империи».
Восстановление (НАЗВАНИЕ НАРОДА 1) границ 1914 года объявляется недостаточным, и говорится, что если (СТРАНА 1) вообще хочет существовать, она должна существовать в качестве мировой державы и обладать необходимыми для этого обширными территориями.»

Цитата 3
«Утверждалось также, что у этих народов было много общих черт, которые делали этот союз желательным, и что в результате цель была достигнута без кровопролития.
Эти утверждения, даже если они являются правильными, фактически не существенны потому, что факты с определенностью доказывают, что методы, применявшиеся для достижения этой цели, были методами агрессора. Решающим фактором была военная мощь (СТРАНЫ 1), которая готова была вступить в действие в том случае, если бы она встретила какое-нибудь сопротивление.»

Цитата 4
«Вопрос о том, являются ли действия, предпринятые якобы с целью самозащиты, фактически агрессивными или оборонительными, должен быть подвергнут рассмотрению и окончательно решен, если мы вообще хотим, чтобы торжествовали принципы международного права.
Подсудимые не высказывали никакого предположения о том, что имелся какой-либо план у любой воюющей страны, кроме (СТРАНЫ 1), по оккупации (СТРАНЫ 4); никогда не выдвигалось никакого оправдания этой агрессии. (…) В свете всех доступных доказательств нельзя признать, что вторжение в (СТРАНУ 4) и (СТРАНУ 5) являлось в каком-либо отношении оборонительным актом, и, по мнению Трибунала, оно, несомненно, представляет собой агрессивную войну.»

Цитата 5
«По мнению Трибунала, события в дни, предшествовавшие (ДАТЕ), свидетельствуют о решимости (ФИГУРАНТА) и его приспешников любой ценой осуществить объявленное им намерение захватить (СТРАНУ 2), несмотря на обращения к нему со всех концов света. (…) Трибунал считает полностью доказанным, что война, начатая (СТРАНОЙ 1) против (СТРАНЫ 2) (ДАТА), была явно агрессивной войной, которая не могла впоследствии не превратиться в войну, охватившую почти весь мир, и обусловила совершение бесчисленных преступлений как против законов и обычаев войны, так и против человечности.»

Источники:
Цитата 1 — речь рейхсканцлера СТРАНЫ 1, произнесенная в рейхстаге 1 сентября 1939 года
Цитаты 2-5 — приговор Международного военного трибунала, вынесенный в Нюрнберге 1 октября 1946 года

Мы не изучили в должной мере

(Запись в фб от 8 мая 2021)

Публицисты, рассуждающие о последнем советском десятилетии, регулярно упоминают о том, как генсек Андропов то ли на выступлении перед ЦК, то ли в совсем узком кругу горько посетовал: «Мы не знаем общества, в котором живем» — и это, мол, стало сенсацией мирового масштаба и сигналом к подготовке реформ, перестройки и прочих радостей.
Долгое время я относил эту цитату в ту же кучку, из которой Бисмарк указывает на необходимость ампутировать Украину и привить России чуждые ценности, Черчилль хвалит Сталина с сохой, Тэтчер желает сократить население СССР до 15 млн человек, а Олбрайт оспаривает принадлежность Сибири России. В 1983-м я, бедненький, уже был политинформатором, но особых сенсаций в связи с какими бы то ни было выступлениями Андропова не помню (кроме, может, его письма Саманте Смит). К тому же «горькое признание» совсем не вписывалось в рисунок поведения генсека, а свидетели путались в показаниях о том где, когда и кому Андропов это сказал.
Серьезные источники указывали, что слова «Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся» Андропов произнес на пленуме ЦК КПСС 15 июня 1983 года. Но этого не было — см. двухстраничный оригинал выступления, хранящийся в Федеральном архивном агентстве и не содержащий ни намека на «мы не изучили».


Фейк, убедился я — и ошибся.
Июньский (1983) пленум был двухдневным, основную речь произносил бедолага Черненко, а Андропов должен был закрывать мероприятие. Очевидно, он сразу согласовал для публикации два варианта речи — 20-страничный, которую физически прочитать был не в состоянии, и куцый двухстраничный, из которого в итоге пропустил почти четверть.
Абзац про «мы не изучили в должной мере» входил в полный вариант, который был напечатан во всех советских газетах, а потом и в сборнике статей и речей Андропова «Ленинизм — неисчерпаемый источник революционной энергии и творчества масс», но до поры оставался никем не замеченным.

Потому что в полном варианте воспринимался ровно так, как и было задумано — в абсолютно традиционном контексте «мы живем в новых условиях развитого социализма, которые надо изучить и приспособить к ним базис и надстройку, попутно подогнав их под марксистскую догму»: «Стратегия партии в совершенствовании развитого социализма должна опираться на прочный марксистско-ленинский теоретический фундамент. Между тем, если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические.»
В этом виде тезис мало чем отличается от пункта программной и еще более зубодробительной статьи «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства», которая писалась еще для Брежнева, а после его кончины была быстренько переделана под нового генсека и вышла в журнале «Коммунист» весной 1983 года: «Нам надо трезво представлять, где мы находимся. Забегать вперед — значит выдвигать неосуществимые задачи; останавливаться только на достигнутом — значит не использовать все то, чем мы располагаем. Видеть наше общество в реальной динамике, со всеми его возможностями и нуждами — вот что сейчас требуется».

По данным Леонида Млечина, строчку «Нам надо понять, в каком обществе мы живем» в статью вписал бывший помощник Суслова Борис Владимиров, но ее выловили и разжевали, — а через несколько месяцев в речи для пленума трюк повторил один из руководителей международного отдела ЦК Вадим Загладин.
В любом случае, делать из этой фразы выводы про горькое понимание Андропова можно с тем же успехом, как рассуждать о либерализме Сталина в речи на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа города Москвы 11 декабря 1937 года.
Ну и отдельная красота, конечно, ждет в следующим за горьким признанием абзаце, который: «в Программе неплохо сказано о значении литературы и искусства» — ну и, стало быть, о непримиримости к идейно чуждым и профессионально слабым произведениям.

Севшая в марте 1983 года Ирина Ратушинская рассказывала: «Я писала стихи (да и сейчас пишу), которые не имели политической окраски. Я считаю, что политика – слишком низкая и грязная тема для поэзии. Я писала про Бога и Родину. И пять моих стихотворений – это пункт моего обвинения. Остальное – хранение самиздата. Меня посадили на семь лет строгого режима плюс пять лет ссылки за стихи. Почему дали такой срок? Дело в том, что меня судили уже в андроповское время. Арестовали еще при Брежневе, но Брежнев был тогда старенький, и реально, конечно, правил уже тот, кто пришел за ним. Были спущены разнарядки по республикам, сколько народу посадить по политическим статьям для устрашения.»
Тогда же, напомню, начали громить смирных любителей фантастики и рок-музыки. Романова и Арутюнова из группы «Воскресение» арестовали через месяц после исторического пленума, Летова закрыли в дурку через два года.
Мы начали изучать в должной мере общество, в котором живем и трудимся, полностью раскрывая присущие ему закономерности.

И чтобы два раза не вставать, укажу, что данные массового бессознательного, публицистики и Википедии о том, что перестройка началась в 1985-м, едва Горбачев пришел к власти, совершенно некорректны. Он полтора года был генсек как генсек, только пятно замазывали.
Начал он с «ускорения» — а это еще брежневско-андроповская мулька, интенсификация производства и рост производительности труда одним словом. Весна-лето 86-го прошли под трындеж о радикальной экономической реформе. А гласность-перестройка — это уже конец 86-го.
Термин насаждался, конечно, гораздо раньше — но не приживался до лета 1986 года.
«Товарищи! Решение новых задач в экономике невозможно без глубокой перестройки хозяйственного механизма, создания целостной, эффективной и гибкой системы управления, позволяющей полнее реализовать возможности социализма. (…) Центральный Комитет КПСС, его Политбюро определили основные направления
перестройки хозяйственного механизма.»

(из политического доклада Горбачева 27-му съезду, февраль 1986, «перестройка» и «перестраиваться» упоминается 32 раза)

Впрочем, были и более ранние заходы.
«Это значит, что перед нами стоит задача перестройки всей технической базы народного хозяйства. (…) Надо иметь в виду, во-вторых, то обстоятельство, что реконструкция народного хозяйства не ограничивается у нас перестройкой его технической базы, а, наоборот, требует вместе с тем перестройки социально-экономических отношений.»
(из политического отчета Сталина 16-му съезду ВКП(б), июнь 1930, «перестройка» и «перестраиваться» упоминается 13 раз)

Первый без последнего

История советской журнальной фантастики полна печальных примеров: за публикацию «идейно порочных, аполитичных повестей» братьев Стругацких наказывались редакции и изымались номера восточносибирских «Байкала» и «Ангары», а в 1984 году главред «Техники — молодежи» был уволен, едва цензоры сообразили, что все советские космонавты в фантастической эпопее Артура Кларка «2010: Космическая одиссея-2» носят имена советских же диссидентов. Рассчитанная почти на год публикация оборвалась на втором номере, а через месяц в журнале вышло крохотное уведомление: «Для читателей, интересующихся дальнейшим развитием сюжета, сообщаем, что космический корабль «Алексей Леонов» благополучно сближается с Ио» — и далее пересказ фабулы еще на десяток строк. Похожий казус десятью годами раньше вышел с остановкой «Дня Шакала» Фредерика Форсайта в алма-атинском «Просторе»: в тексте якобы усмотрели пошаговую инструкцию для подготовки покушения на первых лиц государства и лично товарища Брежнева.
Впрочем, полные тексты изъятых из обращения повестей и романов пусть через годы, но добрались до советского читателя. Бывало и иначе.
17 мая 1961 года киевская газета «Комсомольское знамя» начала публикацию фрагментов фантастической повести Валентина Макрушина «Первый день на Марсе». Момент был выбран идеально: месяц назад полетел в космос Юрий Гагарин, человечество грезило покорением планет и галактик, так что в масть ложилась самая, мягко говоря, незамысловатая и идеологически заряженная фантастика. Прозаический дебют Макрушина, ленинградского издательского клерка предпенсионного возраста, к тому же человека непростой судьбы (воевал, был в плену, потерял жену в блокаде), таким и был: навстречу таинственным сигналам с Марса летит международная экспедиция во главе с, естественно, бывшим шахтером Васильчиковым.

Стиль и слог повести стандартны и архетипичны: «Марс оказался внизу. Серп стал диском с размытыми, шероховатыми краями. Он надвигался на ракету. Все отчетливее вырастала на желтом северном полушарии паутина узловатых каналов. Меж них катился Фобос.
— Лечу, как куропатка в тенета, — прошептал Васильчиков пересохшими губами.
Ему казалось, что ракету преследуют два прозрачных синеватых пятна. Он даже уловил мелькнувший на экране синий диск.
Галлюцинация? В центре диска серп и молот — эмблема труда на Земле. Чего не рисует тоскующее о Земле воображение!»
Есть, короче, в этом свой шарм и интрига. А развязки нет.
Газета отдала отрывкам 17 номеров в мае и июне, но не позволила читателям понять, чем кончится повесть, отослав к публикации в московском журнале «Молодая гвардия».
К тому моменту в майском номере журнала уже вышло начало повести, совершенно не совпадающее с газетными фрагментами — те относились к более поздним главам. На этом публикация повести завершилась.
В июньском номере анонсированного продолжения «Первого дня на Марсе» не обнаружилось. В июльском тоже. Больше из повести не было опубликовано ни строчки, нигде и никогда.
Валентин Макрушин вскоре вышел на пенсию, вместе с племянником-историком написал несколько очерков, а потом и пару книг о русских мореплавателях. За фантастику он не брался. Умер Макрушин в 1987 году.
По словам его сына, «причину того, что не стали публиковать продолжение повести, отец не знал, но предполагал, что было указание из высоких инстанций, т. к. претензий к качеству текста у редакции не было. Продолжение повести не сохранилось.»
В бездне Вселенной и звезды не смеют мигать.

«Над обрывом» (Cliff Walkers, 悬崖之上, 2021)

В 1939 году в Харбин в рамках операции, название которой (см. субтитр на скриншоте) герои произносят примерно как У До Ния (или У Тэ Ла), проникает четверка подготовленных в СССР спецагентов. Едва сняв парашюты и разбившись на пары, агенты попадают в руки предупрежденной предателем охранки — но операцию надо доводить до завершения любой ценой.

«Над обрывом» гениального Чжана Имоу — фильм довольно увлекательный, сюжетно абсолютно штампованный и невыносимо прекрасный в каждой грани самого затертого штампа: всякую секунду из двух экранных часов хоть на обои ставь.
Для отечественного зрителя, особенно взрослого, кайф тройной: персонажи перемещаются на фоне старорусских, с ерами и ятями, вывесок, отличавших столицу белой эмиграции, разок едят борщ и омские сосиски (с неудовольствием), дают друг другу небольшие уроки русского на материале «Манифеста коммунистической партии», масса пасхалок отсылает не только к «Крестному отцу» или раннему Хичкоку, но и к «Подвигу разведчика», и редкий кадр обходится меньше чем полудесятком Глебов Жегловых с нетающим снегом на полях черных шляп.
Нуарная интрига нашпигована вполне гонконговскими перестрелками и погонями, при этом лихой шпионский триллер посвящен героям революции. Вообще «Над обрывом» смотрится как грандиозный гимн пусть закадровому, но явно заполняющему все остальное пространство лучезарному Советскому Союзу, только и гарантирующему, очевидно, рассвет, которого так ждут в фильме.
Как минимум трейлер посмотрите обязательно:

По следу неслучившегося Золотого века

«Чтение было счастьем: потому что очень интересно, круто и богато — что деталями, что смыслами. Приходилось каждые пять минут откладывать книжку на кошку и размышлять на тему: «Эх, а вот если бы не щемили так усердно, не разгоняли, не набегали с компрачикосовыми ножницами и колотушкой для добивания — какой разной, умной и цветущей была бы наша развлекательная литература, из которой вообще-то, как из гумуса, и растет литература высокая, а с нею и всякие необязательные штуки вроде интеллектуальной рефлексии, эмпатии и общественного договора о желательном будущем».
Так, в общем-то, читалась вся трилогия Караваева — беспрецедентная не только для нашей страны, но и для видимого мне мира, правда-правда. »

Написал в блоге на Livelib пару слов про замечательный проект Алексея Караваева «Как издавали фантастику в СССР».

Стране нужна бумага. Без очереди

«Скандал кипел метрах в двадцати от ворот школы. Заводилой выступала, вот уж от кого не ожидалось, Наташа, юная географичка, только из педа. Она костерила кого-то явно некрупного, судя по тому, что умудрялась заслонять его своей изящной до изумления фигуркой, время от времени гневно простирая длань в кожаной перчатке в сторону школы, пронзительно голубого неба и понурой второклашки с саночками. Компания акселератов из десятого «а», посмеиваясь, любовалась происходящим с безопасного расстояния.
— Здравствуйте, Наталья Викторовна, — сказала Галина Николаевна, подходя. — Что здесь, собственно… Так. Опять ты, Ибрагимов?
Ибрагимов стоял, как пионер-герой со стенда на втором этаже школы: глядя в снег, но с прямой спиной, расставив ноги и держа, будто на коромысле, весомые связки газет вместе со сменной обувью, а вдобавок пытаясь не уронить ремень сумки с плеча. Олимпийский Мишка на сумке многозначительно косился в сапоги, по-прежнему полурасстегнутые и нахватавшие с полведра снега каждый. На слова Галины Николаевны Ибрагимов не отреагировал.
— Здравствуйте, Галина Николаевна, — громко сказала Наташа, пылающая праведным гневом. — Полюбуйтесь, пожалуйста: пятиклассник, здоровый лоб, отбирает макулатуру у младших. Не стыдно, а?
— Та-ак, — протянула Галина Николаевна, бросив взгляд на бормочущую что-то второклашку. Потертые санки занимала перевязанная пачка журналов, глядя в небо странно знакомой оранжевой обложкой. В памяти снова, совсем уже невпопад, мелькнула утренняя фраза про танцульки. Галина Николаевна нахмурилась, по-настоящему свирепея, краем глаза зацепила акселератов, которые тут же, пряча лица, рванули к школе, и второклашку. Та всхлипнула и попыталась повторить то, что твердила, погромче. Писк утонул в грохоте Наташиного: «А много ли пионерской чести принесет тебе и твоему классу добытая таким образом победа?» — но Галина Николаевна, кажется, разобрала.
— Наталья Викторовна, секундочку, — велела она.
Дождалась неохотной паузы и уже вполне четко услышала:
— Он не отбирал. Он не отбирал.
— Ты хочешь сказать, он, — Галина Николаевна показала на Ибрагимова, — не отбирал у тебя макулатуру? А кто же тогда?
— Никто, — сказала второклашка. — Он сказал, меняться. Я не поняла. А он сказал, что у него больше, так что мне лучше будет, и весы достал, а потом его ругать начали. А он не отбира-ал.
Второклашка заревела в голос. Наташа растерянно посмотрела на нее, на Галину Николаевну, на Ибрагимова, оценила размеры пачек и спросила дрогнувшим голосом:
— Ибрагимов, ты правда… Просто поменяться хотел? Но зачем?
Ибрагимов смотрел на снег. Второклашка объяснила сквозь рев:
— Он сказал, что фанта-астика.
Наташа поспешно присела рядом с нею и то ли попыталась успокоить, то ли зарыдала вторым голосом. Галина Николаевна вполголоса спросила:
— А чего ты не объяснил-то нормально?
Ибрагимов дернул плечом и поинтересовался, не поднимая головы:
— А меня спросили?
Галина Николаевна повертела в руке свою макулатуру и сухо сказала:
— Ладно, иди уже. Звонок скоро.»

Мой рассказ «Стране нужна бумага» вошел в число 38 текстов современных писателей о жизни в Советском Союзе, составивших сборник Редакции Елены Шубиной «Без очереди».
Книга продолжает прекрасную серию, в которой уже вышли сборники «Москва: место встречи», «В Питере жить» и «Птичий рынок». Авторский состав опять ослепительно звездный (за моим, понятно, исключением): Алексей Сальников, Марина Степнова, Юрий Буйда, Людмила Улицкая, Евгений Водолазкин, Дмитрий Быков, Татьяна Толстая, Александр Генис, Денис Драгунский, Александр Кабаков, Роман Сенчин, Дмитрий Захаров, Евгения Некрасова. К каждому тексту Саша Николаенко нарисовала крутую картинку. Ну и вообще издание шикарное: ляссе, чуть увеличенный формат, бумага благородного оттенка, пахнет, как надо, все вот это.
Я пошел читать — и всем очень советую.

Мой «Фантом» с звездою белой на распластанном крыле

Стырю, чтобы не потерялся, камент из Youtube (к исполнению песенки про «Фантом» ансамблем 36-й мотострелковой бригады).

«Valentin Prigarin
1 год назад
Песня (вернее сказать, «песенка») «Мой Фантом» была написана курсантами первого курса Армавирского Высшего Военного Кразнознамённого училища лётчиков ПВО Страны (АВВАКУЛ) в 1966 году. Она была написана коллективом «авторов» состоящим из 4-5 человек : Сани Шаршавова, Сани Монякина, Кости Колядина, меня и, возможно, ещё кого-то – сейчас уже не вспомнить. «Песняк» был написан после отбоя в казарме между вторым и третьим этажами за полчаса и, в первоначальном виде, состоял из двух куплетов :
«Мы бежим по огненной земле.
Гермошлем, защелкнув на ходу
Мой «Фантом» с звездою белой, на распластанном крыле,
С рёвом набирает высоту.
Вижу дыма черную черту.
Мой сосед теряет высоту.
Подо мною Эдвард с Бобом пронеслись на встречу с богом.
Ноль семнадцать вижу на борту.»
И это было всё – больше ничего не было, единственные куплеты. Среди «писателей» было три гитариста-любителя – Саня Шаршавов, Саня Монякин и Костя Колядин, и они всё это быстро перекатали в американский рок-н-ролл, название которого я забыл, поэтому не смог сейчас найти его в Ю-Тьюбе – но первоначальная мелодия «песняка» была именно той. Кто придумал остальные куплеты, мы, бывшие полвека назад курсантами, уже вспомнить не смогли, хоть и пытались – слишком давняя история…
О теперешних попытках оживить «одряхлевшую память» и вспомнить как всё было вы можете прочитать здесь :
http://avvakul.ru/forum/viewtopic.php?f=28&t=378&start=19240

Если что неясно, могу объяснить, что т.н. «понинцы» — это наша курсантская рота (впоследствии ставшая авиационным полком этого же училища). Называлась она так по имени командира роты по кличке «Пони».
Форумный ник «Мао» — это Славка Моисеев, «Бублик» — Володя Бублейник, «Aviator 46» — Виталик Макаров,
«ВАГ» — Валерка Горячев, «Грек» — Мишка Гречишкин, «Ходжа» — Саид Насретдинов, а «510-й» — это я (училищная кличка «Ван»). Все в прошлом офицеры и лётчики-истребители. Это я к тому, что врать мы не собираемся – рассказали, как было. Честно говоря, никто не думал, что песняк будет иметь столь долгую жизнь. Ведь это не «высокая поэзия», ….да и не «поэзия» вообще, положа руку на сердце. Поэтому я был очень удивлён, когда через десяток лет услышал её в электричке – какая-то компания пела её под гитару. Спустя ещё пару десятков лет, читая Пелевина («Омон Ра», по-моему) я нашёл кусочек «песняка» и там. ЗдОрово, подумал – ещё кто-то помнит. Потом увидел эту песню уже по телеку, году в 2002 в исполнении «Чиж и К», в документальном фильме «Вьетнам, секрет победы», ТВЦ. Там был, кстати, неплохой видеоряд – без фальшивки. Что означает, что там показали фейсецы сбитых американцев и самолёты именно Вьетнамской войны: их истребители F-4 Фантом и F-105 Тандерчиф, их же штурмовики А-4 Скайхок, А-6 Интрудер и А-7 Корсар, а также наши истребители МиГ-17 и МиГ-21 – всё нормально.
А то в некоторых роликах есть даже МиГ-15, которых уже давно не было, МиГ-23 и даже МиГ-29, до появления которых было ещё очень далеко. Если уж делать видеоряд, то лучше использовать то, что там на самом деле летало – это просто справедливо.
Самый забойный ролик со стареньким МиГ-17 – вот этот : http://www.youtube.com/watch?v=-uhvr7AKS1M&feature=related
Из училищных «гитаристов» никто профессиональным так и не стал. За одним исключением – Александр «Маршалл», хотя он учился значительно позже нас – лет на пятнадцать. Этот случай мне запомнился, так как его отец – Виталий Павлович Миньков был непосредственно моим командиром эскадрильи с 1969 по 1972 год (когда я сам был уже лётчиком-инструктором). Он был не просто комэском, а лучшим комэском в мире.
А если уж песняк считается «народным», что ж, пусть… Мы, «армавирцы» выпуска 1969, доживающие свой век и разбросанные по всему миру – от Канады и Калифорнии до Хабаровска и Норвегии, не возражаем, а даже наоборот, очень приветствуем. И спасибо тем, кто эту песенку ещё исполняет. Но, если хотите, можно упомянуть, что автором слов был, прежде всего, Саня Шаршавов (на одиночном фото), хотя придумывали её вместе человек четыре, как я уже рассказывал. Но Саня сразу после выпуска (марте 1970-го) погиб на перехватчике Су-9 на Севере – его нашли в Баренцевом море только через несколько недель после катастрофы – а в наш полк сообщили шифровкой. Отличный был парень.
Так что пусть уж будет автором он. И в память о нём, да и по праву….»

Фото с сайта выпускников АВВАКУЛ