«Боязно сглазить, но если я правильно понял, нейросеть не умеет придумывать — и в ближайшем будущем не научится. Она шикарно строит самые причудливые конструкции из всевозможных кубиков и элементов лего, но сама кубик или элементик не придумает, не отольет и не выстругает. Она лепит шаблоны — а смысл прозы, особенно в малой форме, шаблоны рвать и вводить новые. И тут пока не обойтись без кожаного мешка с не безоговорочно кожаным все-таки содержимым.»
Это мой ответ на дополнительный вопрос издательства «Альпина.Проза»: «Если бы нейросеть писала вместо вас, чего бы она точно НЕ СМОГЛА?»
Вопрос, естественно, связан с намеченным на конец августа выходом экспериментального сборника «Механическое вмешательство», рассказы для которого написали пятнадцать авторов при участии Алисы, вооруженной YandexGPT.
Подборку ответов Даши Благовой и Яны Вагнер (а также моего, Дмитрия Захарова и Алисы, поглотившей, судя по заголовку, нас с Димой целиком) плюс фрагменты рассказов можно прочитать по ссылке (в первом каменте).
Далее следует полный отчет (подготовленный по просьбе издателя еще весной) о том, как мы с чатом писали рассказ.

Как я писал рассказ с YandexGPT 33B
Я выдернул из молескинов разных лет идеи сюжетов, пригодных для небольшого рассказа, и принялся скармливать их чатику одну за другой, в ответ попросив выдать развернутую историю. Сперва просто так, потом с точки зрения героя, потом как фантастический или детективный рассказ либо подражание определенному автору.
Заход оказался безрезультатным. В лучшем случае бот выдавал реферат старшеклассника на основе сферической Википедии.
«А ты хитрый», уныло подумал я, накидал конспект рассказа и предложил старику 33B придумать длинную историю на его основе. Лучше не стало. Вздохнув, я написал первый абзац рассказа и предложил боту поиграть в буриме. Результат оказался уже более похожим на прозу, хотя еще больше на «Прозу.ру».
Я принялся добавлять условия типа «Продолжи рассказ в стиле Антона Чехова, 100 слов», а потом и требовать следования пронумерованному плану.
Стиль Чехова, Набокова, Сорокина, Алексея Н.Толстого, О.Генри, Кинга, Пушкина, Булгакова, Коваля, Стокера и Стругацких бот представлял себе не слишком отчетливо. Пародия на Хемингуэя вышла поярче, хотя более походила на репризу Жванецкого:
«Таксист был неразговорчив, но всё же пытался разговорить свою пассажирку. Она казалась испуганной и тихой, и таксист решил, что она просто не в настроении болтать. Он спросил, куда её отвезти, и она назвала адрес. Таксист кивнул и больше ничего не говорил.
Через некоторое время девушка спросила:
– А вы давно водите такси?
– Да, – ответил таксист. – Уже много лет.
– И как вам ваша работа? – спросила девушка.
– Нормально, – ответил таксист. – Не жалуюсь.
Девушка помолчала, а потом сказала:
– Я недавно потеряла близкого человека.
Таксист посмотрел на неё в зеркало заднего вида.
– Сочувствую, – сказал он.
– Спасибо, – ответила девушка. – Это было тяжело.
– Понимаю, – сказал таксист.
Они снова замолчали.»
При этом бот норовил досрочно спалить финальный твист и уползти в сторону. Но хотя бы стало понятно, что относительно внятно чат обходится с тремя из предложенных сюжетов, которыми и следует ограничиться. Сделать окончательный выбор я заставил дочь.
На следующий день я для разминки попросил бота придумать эпиграфы, а также первые и последние предложения рассказа на заданную тему (страшного («В густом мраке ночи тускло мерцал старый уличный фонарь, выхватывая из темноты зловещие тени»), смешного («Однажды человек, который очень любил пончики, шёл по лугу, где паслись коровы»), про вампиров («Кровь испить — в дружбе пребыть»), про ван Хельсинга («Не бойтесь тьмы. Бойтесь того, что она скрывает»), про татар («Татары – дети степей, и их история полна загадок и тайн»)), а потом сочинить цельный рассказ с таким началом и концовкой. Разминка ожидаемо удалась.
Я вздохнул и приступил к целевой работе над выбранной дочерью историей, которая ждала принца аж с 2006 года — и дождалась ведь, аж двух.
Сперва я пытался обмануть ИИ, требуя от него отдельный рассказ по теме каждого абзаца. Хитрый бот мгновенно вернулся к школярской стилистике мебиусовского пересказа заданного вопроса:
«Он не ожидал, что Мария Густавовна захочет поехать с ним. Он знал, что это будет опасно.
— Но, Мария Густавовна, — сказал он, — это может быть опасно. Вы уверены, что хотите поехать со мной?»
Я снова предложил сыграть в буриме: «Я пишу начало эпизода, ты пишешь продолжение из трех предложений в стилистике Лескова (Конан Дойла, Уилки Коллинза, Ивана Гончарова и т.д.)». Дело пошло поживее — особенно когда я додумался вводить новые условия, например, запретив упоминать конкретных героев, слишком полюбившихся боту, или потребовав использовать архаизмы. От суровой безмозглости это текст не спасло, но хотя бы позволило мне прогоготаться на годы вперед:
«Вера Михайловна и Мария Густавовна были в смятении. Они не могли поверить, что их друга больше нет. Они не знали, кто мог совершить такое ужасное преступление.
— Мы должны найти убийцу, — сказала Вера Михайловна. — Мы должны отомстить за Давида Наркисовича.
Мария Густавовна кивнула. Она была согласна с подругой.
Они обе были полны решимости найти убийцу. Они знали, что это будет нелегко, но они были готовы к трудностям.
На следующий день Вера Михайловна и Мария Густавовна отправились на место преступления. Они хотели найти какие-то улики, которые могли бы помочь им найти убийцу.»
Далее я раз за разом, чуть меняя вводные, приказывал чату продолжать рассказ с произвольно выбранного места. Я заставлял бота выгонять новые и новые куски, замыкая их финалом по мере полной исчерпанности, сбрасывал настройки чата и повторял процедуру.
Бот страшно обрадовался и выдал несколько историй сперва в стилистике советских милицейских романов, потом бульварных брошюр начала 20 века (про пещеру Лихтвейса, натурально) с совершенно левыми героями. Особенно ему удались уездный исправник господин Закатов, который «был человеком опытным и много повидавшим», его храбрый помощник Кошкин, профессор Булкин и отец Евлампий. Я же просто подпер дряблую щеку ладошкой и наслаждался клокотанием цифровой фантазии.
Естественно, после всего, что мы с ботом пережили, я просто обязан привести концовку этого чуда:
«Убийцей оказался молодой человек по имени Пётр. Он был членом секты, которая поклонялась дьяволу. Он убивал людей, потому что считал, что это угодно дьяволу.
Пётр был очень удивлён, когда его поймали. Он не ожидал, что его смогут поймать. Он думал, что он неуязвим.
Исправник Закатов допросил Петра. Пётр во всём признался. Он рассказал, как он убивал людей. Он рассказал, зачем он это делал.
Исправник Закатов передал Петра в руки правосудия. Петра судили и приговорили к пожизненному заключению.
Вера Михайловна была очень рада, когда узнала, что убийца пойман. Она сказала: «Я же говорила, что исправник Закатов и его помощник Кошкин обязательно поймают убийцу».
Исправник Закатов и его помощник Кошкин тоже были рады. Они были рады, что смогли поймать убийцу и спасти жизни невинных людей.»
Тут я сам почувствовал себя героем как минимум эпиграфа к сериалу «Фарго» («По требованию выживших имена изменены. Из уважения к мертвым все остальное изложено так, как было») — и сел дописывать рассказ так, как придумал почти восемнадцать лет назад. Потом ввернул в речь героев несколько повторов, а также добавил постоянное называние собеседника по имени — тому и другому меня научил бот.
Куда более существенный его урок связан с банальными периодами и ходами. Их карту я потерял из виду давненько, а теперь постарался обходить осознанно, спасибо старику.
Напоследок я еще несколько раз попросил бота придумать последнее предложение страшного рассказа, готического рассказа, готического рассказа про тьму и готического рассказа про сгущение тьмы — а затем первое предложение того же рассказа.
Два слова, взятые из этих вариантов, начинают и завершают мой текст.