А я не smoke

(вынесу пронзительный мемуар из каментов, а то опять забуду)

Лет в пятнадцать я начал роман «No smoking» (рассказ Кинга, помойму, на тот момент еще не читал). Действие происходило в преимущественно русскоязычной стране, которая при этом не была Советским Союзом (перестроечные времена, ага). Роман должен был задорно рассказать про военный переворот, который устроили некурящие, постреляв всех курящих. Мятежников за это раскатали танками, а потом выяснилось, что курящих герои не убивали, а усыпляли так, чтобы те просыпались некурящими. В эпилоге до полковника (подавившего мятеж и потрясенного открытием, что зря, оказывается), закурившего на автобусной остановке (!), докапывались ЗОЖ-гопники.
Собственно, кроме эпилога и первой главы так ничего и не написалось, а готовые куски сгинули всем на радость вместе с красной ледериновой папкой, в которую я бережно складывал ювенилии.
Был там, помимо забытого прочего, рассказ «Бронебойщик Киселев», про юного ветерана, поцапавшегося с мэром (не председателем горисполкома, действие-то тоже не совсем в СССР происходило) и явившегося в присутственное место с гранатометом.
Папочку я дал почитать старшим товарищам вместе со стопкой любимых заграничных рассказов в «Сельской молодежи» (про бойцового камышового кота-сотону! про дальнобойщика, который проучил дорожного инспектора, но погубил душу!! про индейца, спасшего переселенцев мясом из собственной ноги!!! про символическую логику убийства!!!!) — и товарищи благополучно посеяли и папочку, и стопочку.
Я ведь долго об этом жалел, а потом почти наглухо забыл и о потере, и о переживаниях.
Все к лучшему, в общем.

«Рука Москвы (записки начальника советской разведки)»

Леонид Шебаршин

Парнишка из Марьиной Рощи почти случайно поступил на востоковедение, отправился помощником и переводчиком посла в свежеобразованный Пакистан, дорос до третьего секретаря, согласился перейти в КГБ, по окончании спецшколы был оперативником и резидентом под посольской крышей в Пакистане, Индии и Иране, после измены сотрудника отработал положенное московским аналитиком, окончательно вернул доверие, повозив комитетское и партийное начальство по Афганистану, в перестройку стал замом, а потом и начальником внешней разведки, после путча сутки возглавлял трясущийся от ужаса КГБ, с облегчением сдал дела Бакатину и через несколько недель ушел в отставку (не дождавшись, например, обреченной сиять в веках сдачи американцам схемы подслушки посольства).

Леонид Шебаршин сделал впечатляющую карьеру в Первом главном управлении в не самое впечатляющее время. Титаны, монстры и гении (часто в одном лице) уровня Артузова, Судоплатова, Берии и Абакумова и выстроенная ими разведывательная мегаимперия остались в прошлом, партийное ворье, распихивающее по углам притыренные иконостасы, было недалеким непредсказуемым будущим — как и прыткие лейтенанты, позднее объявившие кусочки иконостасов куполом возрожденной империи. Некоторым из них Шебаршин посвятил вторую книгу, «Хроники Безвременья», хлесткую и афористичную. А в первой он не пытался быть хлестким и не пытался кого-нибудь впечатлить. Он просто рассказывал о своей жизни, более всего опасаясь, во-первых, кого-нибудь ненароком сдать, во-вторых, приукрасить себя или свою роль.
«Рука Москвы» не очень интересна фактурно, в ней нет деталей и подробностей разведывательной работы и процедур принятия политических решений. Шебаршин предпочитает говорить от себя и про себя. Лирический подход при таком-то авторе выглядит сперва странновато, как и то обстоятельство, что повествованию о походах по тегеранским книжным бывший резидент отводит куда больше места, чем объяснениям, чем он, собственно, занимался между этим походами. Но у Шебаршина цепкий взгляд, хорошее воображение и не очень прибитое рапортами перо — так что лиричность не выглядит натянутой, а рассуждения о том, почему индийцы во всем мире считаются миролюбивыми пейзанами, читается не с меньшим интересом, чем краткий рассказ о том, что именно Афганистан физически погубил Андропова (генсек заразился оспой в ходе блиц-поездки в Кабул).
«…1 апреля 1977 года в Москве шел густой мокрый снег. Как хороша все-таки наша весна — хмурая, неулыбчивая, непостоянная, но такая понятная. Еще одна московская весна — много ли у меня их будет?» — так завершается одна из глав книги.
30 марта 2012 года Леонид Шебаршин застрелился, убедившись, что ослеп на оба глаза, и, похоже, не пожелав быть обузой кому бы то ни было.

«Тайна Зои Воскресенской»

Зоя Воскресенская, Эдуард Шарапов

Биография известной писательницы и видного творца ленинианы в наименее известной части – как сотрудника внешней разведки, ушедшего в отставку в звании полковника после 25 лет оперативной работы.

Книга, безусловно, гораздо слабей «Спецопераций». Она состоит из двух частей – мемуаров самой героини и биографической повести, написанной ее младшим товарищем. В обеих частях гораздо больше скверной литературщины (Судоплатов, зарабатывавший на жизнь пером в не лучшие с литературной точки зрения десятилетия, умудрился в этот грех не впасть), оба автора слишком часто говорят об одном и том же, и тут же принимаются недоговаривать – огромными кусками. Воскресенская-то, понятно, до самой смерти не была уверена, что имеет право рассказывать оперативные подробности, к тому же так и не решилась изложить историю убийства мужа. Шарапов сделал многое за нее – но еще больше не сделал, постоянно создавая умолчания вполне идиотического характера, типа: «По возвращении из города на дороге их подстерегали парни из их колонии с топорами и мешками, которые ошибочно считали, что они ездили в Смоленск в милицию жаловаться по поводу кражи». Естественно, о судьбе всех этих «их», а также мешков с топорами можно только догадываться.
Проблема в том, что Шарапов искренне очарован Воскресенской, а Воскресенская искренне очарована первым в мире женщиной-послом Коллонтай, под началом которой работала во время войны. Эта очарованность сковывает авторам руки, а Воскресенскую и вовсе заставляет близко к тексту пересказывать собственную детскую повесть «Девочка в бурном море», которая как раз про Коллонтай и советское посольство в нейтральной Швеции 40-х.
Тем не менее, интересных деталей в книге хватает – как ни странно, связанных не столько с оперативной работой, сколько с дикими нравами низовых спецслужбистов, заедаемых завистью и бытом. Отдельная жемчужина книги – кусочек про воркутинский лагерь, в который Воскресенская была сослана (сотрудницей, а не зечкой, к счастью) за излишнюю преданность Судоплатову и другим начальникам и коллегам.

«Спецоперации (Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы)»

Павел Судоплатов

Автобиография мелитопольского сына булочника, который в 12 лет вступил в Красную Армию, в 14 – в ЧК, в 26 стал куратором украинского направления Иностранного отдела ОГПУ, в 29 стал нелегалом, который бродил по Европе под ручку с лидерами украинского подполья и лично взорвал одного из них, в 31 возглавил иностранную разведку, организовал убийство Троцкого, в конце 30-х создавал новую резидентуру, в начале 40-х – партизанское движение, диверсионные отряды и обманных шпионов, которых абвер считал своими, в конце 40-х организовывал скрадывание атомных секретов, в 1953 сел вслед за Берией, в 1968 вышел на свободу, с тех пор под псевдонимом писал книжки в серию «Пламенные революционеры» и добивался реабилитации. От советской власти реабилитации, как и скорого освобождения, добиться не удалось, несмотря на просьбы знаменитых и высокопоставленных друзей, от Абеля и Меркадера до Ибаррури и болгарского министра обороны. Реабилитировали Судоплатова и его товарищей только в 1991-м, после августовского путча. Через три года на английском и немецком вышла первая книга его мемуаров, в России изданная сильно позже. «Спецоперации» опубликованы посмертно, в 1997-м, через год после смерти Судоплатова. Ему было 89 лет.

Я долго не хотел читать «Спецоперации» — переел в свое время книг, неистово разоблачающих или возвеличивающих Сталина и его эпоху. А от Судоплатова я ничего другого не ждал – с такой-то биографией и с такой фамилией, живо напоминающей генерала Грубозабойщикова из книг про Джеймса Бонда. Но в итоге рискнул – и понял, какой был дурак.
«Спецоперации» беспрецедентны по фактуре, размаху и обилию деталей. Понятно, что Судоплатов рассказал не все и порой лукавил, зато он никогда не скрывал пристрастности оценок. Сталин у него бог, правда, недобрый и не всегда умный, Берия – гений, хоть и с вот такими тараканами, Абакумов – быдло и хам, но честный до тупости, а Хрущев и большинство прочих партийных руководителей – мелкая мстительная мразь. Убийства врагов были абсолютно оправданы, остальным убийствам нет прощения даже не потому, что это преступление, а потому, что это глупость. И все это не отменяет рефрена: Родину надо защищать, ее врагов карать, точка.
Это существенная, но, к счастью не главная сторона книги. Основной сюжет, особенно фантастический в связи с полной фактурной подтвержденностью, посвящен все-таки разведывательным делам. Чуду, в рамках которого деревенский парнишка за год-полтора превращается в опытного нелегала-вербовщика, пижон-бабник три года любит абвер во все полости, а несколько трепливых ребят на пустом месте, левой идее и еврейском происхождении ткут за полгода разведывательную сеть, охватившую всю планету.
Судоплатов умер в эпоху, когда казалось, что эти чудеса устарели навсегда. Нынешняя эпоха исходит из противоположного принципа – так что «Спецоперации» актуальны еще и поэтому. Или наоборот. Последние шесть лет Судоплатова не переиздают совсем, а букинисты просят за его книги десятки номиналов. То есть книга оказалась либо невостребованной широкой публикой, либо слишком востребованной публикой узкой.
Рекомендую востребовать.

«Почти серьезно…»

Юрий Никулин

У книги одна проблема – знаменитый публицист и популяризатор всего на свете Владимир Шахиджанян, рихтовавший мемуары знаменитого клоуна, все-таки слишком укоренен в журналистике 70-х, у которой при множестве достоинств была существенная нехватка цветности. Вживую Никулин рассказывал лучше, избегал канцеляризмов, штампов, не именовал людей в старой газетной стилистике («управляющий цирками Н. Стрельцов, художественный руководитель цирка Ю. Юрский, самый знаменитый клоун Карандаш, дрессировщик и клоун В. Дуров, силовой жонглер В. Херц, директор циркового училища, в прошлом жонглер В. Жанто — все они сидели в экзаменационной комиссии, которая оценивала результаты нашей работы за первый учебный год»), и уж точно не разжевывал соль шутки.
(Зато именно благодаря Шахиджаняну с книгой может познакомиться любой желающий — и совершенно бесплатно, вот здесь: http://1001.vdv.ru/books/nikulin/).
Впрочем, привычка к стилю нарабатывается (вспоминается) мгновенно, толстая книга идет влет – и нехватка живости изложения махом компенсируется живостью и цепкостью наблюдений, а также обилием редкостной фактуры, связанной с советским бытом 30-50-х годов, устройством мировых и отечественных цирков и особенностями комического производства. Некоторые истории потрясают: про униформистов, которые умело принимают на грудь срывающихся гимнастов – и многие после этого даже выживают. Про довоенных артистов балаганчиков, номер которых сводился к выпиванию десятков литров воды, чистой и с лягушками или рыбками, потом керосина, а потом изрыганию пламени и извержению воды – по желанию зрителей чистой или с лягушками-рыбками. Про гениальную украинскую овчарку, сыгравшую Мухтара по телеграмме хозяина (он вызвался помочь ровно в тот момент, когда выяснилось, что столичные собаки играть не могут, так что картина погибла). И так далее.
Впечатляет совершенно беспощадное отношение Никулина к себе: по ходу всей книги он аргументировано аттестует себя как человека не очень талантливого и осторожного на грани трусоватости. Ни у кого никогда я столь гамбургского подхода не встречал – и не встречу, наверное.
Но больше цирковых и киношных чудес меня пришибли простые факты биографии знаменитых советских клоунов. Никулин семь лет провел на войне – сперва финской, потом Отечественной (большую часть под блокадным Ленинградом), простым артиллеристом. А его напарник Шуйдин (Взяли бревнышко – и паннесли!!) всю жизнь сильно гримировал лицо, чтобы замазать страшные шрамы. Он горел в танке.
Богатыри – не мы.