«Колокол»

2013-11-06 14.26.45
Морис Симашко

Середина 19-го века, Оренбург. В экспериментальной школе для киргиз-кайсацких детей, открытой Высочайшим повелением при Пограничной комиссии, учится мальчик, который выжил – наследник степных биев, вырезанных местным пугачевым на глазах у мальчика. Казахская родня пытается вырастить из юного бия волосатую руку в кармане Белого царя, силовые ведомства, курирующие школу, готовят туземным ученикам противоположную судьбу. А Ибрагим каждую ночь просыпается от повторения кошмара, стесняется побитой лишаем головы, зубрит русский с географией, молча разглядывает и слушает русских да татар — и мечтает возвести в степи город с белыми куполами, счастливыми жителями и совсем без убийц.

Симашко – мощный автор, не входящий в число однозначных классиков по недоразумению и подлости общественно-литературной ситуации. С другой стороны, какой еще судьбы было ждать историческому романисту по фамилии Шамис, который родился в Одессе, умер в Тель-Авиве, а всю творческую жизнь провел в Алма-Ате – и писал в основном про Восток, каковой ни массового, ни элитарного советского читателя особо не интересовал. Все равно обидно.
Работа в казахском издательстве и литжурнале гарантировала писателю почти что безотказный выход книжек, но накладывала понятные обязательства. Речь не только о том, что перевод Симашко подарил долгую счастливую жизнь русской версии трилогии Ильяса Есенберлина «Кочевники». (Примечательно, кстати, что в последнем казахстанском издании книги переводчик просто не указан. И, кстати — еще раз спасибо дорогому алмаатинскому камраду, который отыскал «Колокол» у букинистов – в сети его нет).
Книги Симашко распадаются на две группы – обязательную, про становление советской власти («Комиссар Джангильдин», «В черных песках»), и дозволенную – про досоветскую старину («Маздак», «Емшан», «Семирамида»). И вот эта дозволенность сегодня выглядит фантастической. Потому что Симашко раз за разом дозволял себе писать беспощадные и холодноватые хроники власти как смертельной болезни общества.
«Маздак» был просто антисоветским и контрреволюционным романом – тот факт, что автора никто не сдал и не принял, не столько удивляет, сколько наполняет уважением к читателям и опекунам литературного процесса (понятно, что провинциалам и нацквотам иногда позволялось чуть больше, но то ж чуть).
А вот «Колокол» удивляет. По формальным признакам это типовая поденщина для «ЖЗЛ» «о жизни и деятельности великого казахского просветителя Ибрая Алтынсарина» (цитата из аннотации). По существу это фирменный Симашко, относящийся одновременно к обеим группам и решительно не приспособленный для публикации в казенном жэзээле. Не положено было жэзээлам печатать экзистенциальные драмы о святых, на каждой странице преодолевающих соблазны – а Алтынсарин в «Колоколе» занимается именно этим, обнаруживая лукавый блеск то в дружеском объятьи, то в блеске злата, меда и погон. Ибрай не позволяет муллам прерывать школьные занятия, а миссионерам – крестить учеников, толкует тактические азы генералам-истерикам и чиновникам-шовинистам, терпеливо пишет объяснительные в связи с очередным доносом, из двух сцепившихся в сваре дядек выбирает третьего, спокойно выбивает копейки на народное образование, продает последнее имущество, чтобы построить школу (на которую все никак не выделятся казенные деньги) и содержать дочку умершего наставника – и каждый день бьет в колокол, объявляя всей степи начало урока, и неважно, что степь и город не торопятся на этот урок. Он все равно начнется.
Еще удивительнее, что «Колокол» — образцово антипостсоветский и удивительно актуальный именно сегодня роман. Одни дискуссии по национальному вопросу чего стоят: «Легче всего на русском чувстве общество остервенить. При этом так и смотри: кто больше об отечестве кричит, тот, значит, из кормушки больший кусок своровать хочет…. Весь капитал-то у них – любовь к отечеству. Как у женщин известного поведения. Построчно берут за эту любовь. Хуже не то, а что тема святая. Тут и честный человек слушает-слушает, да очумеет от их криков, туда же бросится. Что лучше для вора, когда все кричат и никто ничего не понимает.»
Симашко, ясное дело, не то что из своего 1981 года будущее предвосхитил – он просто вспомнил яркий кусок прошлого, и нам напомнил. В том числе подлинными цитатами, типа некролога из «Московских ведомостей»: «С кем из мужей древности сравнить почившего в славе Михаила Никифоровича Каткова? Лишь с витязями святорусскими, побивающими поганых татар. Ибо перо его, подобно копью святого Георгия, всегда было победоносно направлено против гидры мятежа, неверия и нигилизма. Где бы ни поднимала голову сия гидра: в лондонском ли «колокольном» тумане, в так званном «новом» ли суде, где оправдывают стреляющих в полицмейстеров стриженных «девиц», в варшавских ли «освободительных» притонах, на улицах ли «белокаменной» матушки-Москвы, где молодцы-патриоты дали славный урок «невинным» университетским башибузукам, в недавних ли орехово-зуевских стачечных безобразиях или во всемирной жидовско-масонской «Интернационалке», откуда направляются все эти подтачивающие крепость России действия, повсюду вставал на ее пути «Илья Муромец» нашей здоровой публицистики, и перед его разящим словом в страхе отступали враги».
Не забыть бы снова – что было и чем кончилось.

24 thoughts on “«Колокол»

  1. Хорошая аннотация. К слову у Алтынсарина в казахской интеллигентской среде весьма неоднозначная репутация. В советские времена официально хвалили, на кухнях же были более скептичны…

    • Симашко это довольно очевидно учитывает — даже я, не знающий предыстории, понял неоднозначность отношения. Ну и примечательно, что Алтынсарин ни разу с Валихановым не встретился, хотя казалось бы.

      • Валиханов — торе, боевой офицер, шпион, дворянин, друг баааальших начальников из Санкт-Петрбурга и авторитетный этнограф (короче если и не любим, то есть чем погордиться); Алтынсарин — черная кость, внук предателя последнего хана, сельский учитель и в глазах очень многих коллаборационист-руссификатор с левацкими замашками… С чего бы?

        • О чем я и. Хотя официальный канон прямо прописывал: идеи Валиханова были развиты Алтынсариным. Симашко этот вопрос очень умело обходит по касательной.

          • Ну… видимо постараюсь найти и почитать… )))) Интересно, я думаю… А «Караш, караш» читали? Для меня эта повесть объясняет гораздо больше, чем все прочее о том самом времени…

          • Да Ауэзов… А действующие герои пара дальних родственников. Вещь…

          • Ой прочитайте! Потом обсудим. Там есть одна подоснова, которая очень много меняет в восприятии (пока говорить не буду)… Мне оч интересно посмотреть, как у вас это дело пройдет. Была еще экранизация с замечательным Чокморовым…

          • Прочитаю не слишком скоро, но обязательно. Каникулы, увы, кончились, времени снова будет чуть.

  2. Можно спросит, как вы отличаете антисоветское от антирусского? Есть разные критерии, если бы вы поделились своим, я была бы благодарна.

    • Можно. Правда, я антирусское вроде бы не поминал. «Анти-» я использую в смысле «выступающий и/или борющийся против явления и его системообразующих принципов». Соответственно, «антисоветский» для меня значит выступающий против советскости и ее базовых характеристик (партийная диктатура, недемократический централизм, нетерпимость к иным укладам и т.д.). Антипостоветский — выступающий против действующих скреп,монархизации и ключевых фобий.
      Антирусский — против русских, очевидно. Формулировать не буду, бо я этого не говорил — но для меня русский и советский синонимы примерно настолько же, насколько татарский и советский или там итальянский и фашистский.

      • У вас в конце поста положительно оценивается Катков как борец за Россию, а сам писатель-герой поста рассматривается как борец против советской власти, вот я и хотела узнать, как по-вашему это сочетается. Узнала, спасибо.

        • Положительная оценка Каткова на совести руководимого им боевого листка «Московские ведомости», откуда и цитата. Я ее привел как почти попунктно совпадающую с нынешним временем.
          А Симашко был не борец, конечно — просто максима «фантастика — либо антисоветчина, либо дерьмо» относилась не только к фантастике.

          • Стругацкие в интервью и публицистике часто цитировали — типа тезис некоего ленинградского кинобонзы.

  3. «Восток, каковой ни массового, ни элитарного советского читателя особо не интересовал»
    Но и жёсткого отторжения Восток тогда ведь не вызывал? Айтматова читали, «Белое солнце» имело колоссальный успех. И т.д.

    • Классический Айтматов и «Белое солнце» — не про Восток, а про советизацию опять же. «Свой среди чужих» имел не меньший успех по сопоставимым с «Солнцем» причинам, но Востоком там и не пахло, хотя снимался фильм в Чечне.

    • Привожу свой ответ из фантлабовского обсуждения:
      Я думал об этом, но у меня ни сканера, ни умений. Да и печать в книге такая, что половина текста непременно в ошибки уйдет.
      Потом, есть еще такая маза: вдруг кто Симашко переиздать решится. Отсутствие текста в сети будет допкозырем. Правда, пока издатели от моих подсказок отмахиваются не глядя.

          • Может и стоило бы…

            Ну то, что он умер я и из текста понял, но правообладатели-то остаются… Чего терять родственнникам в Израиле?

          • Вот тут я предпочту мощно отмолчаться.
            И вопрос не в родственниках, конечно, а в издателях. Не видят они коммерческого потенциала в таких книгах — и правы ведь, к сожалению.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *