Морис Симашко
Середина 19-го века, Оренбург. В экспериментальной школе для киргиз-кайсацких детей, открытой Высочайшим повелением при Пограничной комиссии, учится мальчик, который выжил – наследник степных биев, вырезанных местным пугачевым на глазах у мальчика. Казахская родня пытается вырастить из юного бия волосатую руку в кармане Белого царя, силовые ведомства, курирующие школу, готовят туземным ученикам противоположную судьбу. А Ибрагим каждую ночь просыпается от повторения кошмара, стесняется побитой лишаем головы, зубрит русский с географией, молча разглядывает и слушает русских да татар — и мечтает возвести в степи город с белыми куполами, счастливыми жителями и совсем без убийц.
Симашко – мощный автор, не входящий в число однозначных классиков по недоразумению и подлости общественно-литературной ситуации. С другой стороны, какой еще судьбы было ждать историческому романисту по фамилии Шамис, который родился в Одессе, умер в Тель-Авиве, а всю творческую жизнь провел в Алма-Ате – и писал в основном про Восток, каковой ни массового, ни элитарного советского читателя особо не интересовал. Все равно обидно.
Работа в казахском издательстве и литжурнале гарантировала писателю почти что безотказный выход книжек, но накладывала понятные обязательства. Речь не только о том, что перевод Симашко подарил долгую счастливую жизнь русской версии трилогии Ильяса Есенберлина «Кочевники». (Примечательно, кстати, что в последнем казахстанском издании книги переводчик просто не указан. И, кстати — еще раз спасибо дорогому алмаатинскому камраду, который отыскал «Колокол» у букинистов – в сети его нет).
Книги Симашко распадаются на две группы – обязательную, про становление советской власти («Комиссар Джангильдин», «В черных песках»), и дозволенную – про досоветскую старину («Маздак», «Емшан», «Семирамида»). И вот эта дозволенность сегодня выглядит фантастической. Потому что Симашко раз за разом дозволял себе писать беспощадные и холодноватые хроники власти как смертельной болезни общества.
«Маздак» был просто антисоветским и контрреволюционным романом – тот факт, что автора никто не сдал и не принял, не столько удивляет, сколько наполняет уважением к читателям и опекунам литературного процесса (понятно, что провинциалам и нацквотам иногда позволялось чуть больше, но то ж чуть).
А вот «Колокол» удивляет. По формальным признакам это типовая поденщина для «ЖЗЛ» «о жизни и деятельности великого казахского просветителя Ибрая Алтынсарина» (цитата из аннотации). По существу это фирменный Симашко, относящийся одновременно к обеим группам и решительно не приспособленный для публикации в казенном жэзээле. Не положено было жэзээлам печатать экзистенциальные драмы о святых, на каждой странице преодолевающих соблазны – а Алтынсарин в «Колоколе» занимается именно этим, обнаруживая лукавый блеск то в дружеском объятьи, то в блеске злата, меда и погон. Ибрай не позволяет муллам прерывать школьные занятия, а миссионерам – крестить учеников, толкует тактические азы генералам-истерикам и чиновникам-шовинистам, терпеливо пишет объяснительные в связи с очередным доносом, из двух сцепившихся в сваре дядек выбирает третьего, спокойно выбивает копейки на народное образование, продает последнее имущество, чтобы построить школу (на которую все никак не выделятся казенные деньги) и содержать дочку умершего наставника – и каждый день бьет в колокол, объявляя всей степи начало урока, и неважно, что степь и город не торопятся на этот урок. Он все равно начнется.
Еще удивительнее, что «Колокол» — образцово антипостсоветский и удивительно актуальный именно сегодня роман. Одни дискуссии по национальному вопросу чего стоят: «Легче всего на русском чувстве общество остервенить. При этом так и смотри: кто больше об отечестве кричит, тот, значит, из кормушки больший кусок своровать хочет…. Весь капитал-то у них – любовь к отечеству. Как у женщин известного поведения. Построчно берут за эту любовь. Хуже не то, а что тема святая. Тут и честный человек слушает-слушает, да очумеет от их криков, туда же бросится. Что лучше для вора, когда все кричат и никто ничего не понимает.»
Симашко, ясное дело, не то что из своего 1981 года будущее предвосхитил – он просто вспомнил яркий кусок прошлого, и нам напомнил. В том числе подлинными цитатами, типа некролога из «Московских ведомостей»: «С кем из мужей древности сравнить почившего в славе Михаила Никифоровича Каткова? Лишь с витязями святорусскими, побивающими поганых татар. Ибо перо его, подобно копью святого Георгия, всегда было победоносно направлено против гидры мятежа, неверия и нигилизма. Где бы ни поднимала голову сия гидра: в лондонском ли «колокольном» тумане, в так званном «новом» ли суде, где оправдывают стреляющих в полицмейстеров стриженных «девиц», в варшавских ли «освободительных» притонах, на улицах ли «белокаменной» матушки-Москвы, где молодцы-патриоты дали славный урок «невинным» университетским башибузукам, в недавних ли орехово-зуевских стачечных безобразиях или во всемирной жидовско-масонской «Интернационалке», откуда направляются все эти подтачивающие крепость России действия, повсюду вставал на ее пути «Илья Муромец» нашей здоровой публицистики, и перед его разящим словом в страхе отступали враги».
Не забыть бы снова – что было и чем кончилось.
Хорошая аннотация. К слову у Алтынсарина в казахской интеллигентской среде весьма неоднозначная репутация. В советские времена официально хвалили, на кухнях же были более скептичны…
Симашко это довольно очевидно учитывает — даже я, не знающий предыстории, понял неоднозначность отношения. Ну и примечательно, что Алтынсарин ни разу с Валихановым не встретился, хотя казалось бы.
Валиханов — торе, боевой офицер, шпион, дворянин, друг баааальших начальников из Санкт-Петрбурга и авторитетный этнограф (короче если и не любим, то есть чем погордиться); Алтынсарин — черная кость, внук предателя последнего хана, сельский учитель и в глазах очень многих коллаборационист-руссификатор с левацкими замашками… С чего бы?
О чем я и. Хотя официальный канон прямо прописывал: идеи Валиханова были развиты Алтынсариным. Симашко этот вопрос очень умело обходит по касательной.
Ну… видимо постараюсь найти и почитать… )))) Интересно, я думаю… А «Караш, караш» читали? Для меня эта повесть объясняет гораздо больше, чем все прочее о том самом времени…
Это Ауэзов? Надо почитать. Спасибо.
Да Ауэзов… А действующие герои пара дальних родственников. Вещь…
Запомню.
Ой прочитайте! Потом обсудим. Там есть одна подоснова, которая очень много меняет в восприятии (пока говорить не буду)… Мне оч интересно посмотреть, как у вас это дело пройдет. Была еще экранизация с замечательным Чокморовым…
Прочитаю не слишком скоро, но обязательно. Каникулы, увы, кончились, времени снова будет чуть.
Можно спросит, как вы отличаете антисоветское от антирусского? Есть разные критерии, если бы вы поделились своим, я была бы благодарна.
Можно. Правда, я антирусское вроде бы не поминал. «Анти-» я использую в смысле «выступающий и/или борющийся против явления и его системообразующих принципов». Соответственно, «антисоветский» для меня значит выступающий против советскости и ее базовых характеристик (партийная диктатура, недемократический централизм, нетерпимость к иным укладам и т.д.). Антипостоветский — выступающий против действующих скреп,монархизации и ключевых фобий.
Антирусский — против русских, очевидно. Формулировать не буду, бо я этого не говорил — но для меня русский и советский синонимы примерно настолько же, насколько татарский и советский или там итальянский и фашистский.
У вас в конце поста положительно оценивается Катков как борец за Россию, а сам писатель-герой поста рассматривается как борец против советской власти, вот я и хотела узнать, как по-вашему это сочетается. Узнала, спасибо.
Положительная оценка Каткова на совести руководимого им боевого листка «Московские ведомости», откуда и цитата. Я ее привел как почти попунктно совпадающую с нынешним временем.
А Симашко был не борец, конечно — просто максима «фантастика — либо антисоветчина, либо дерьмо» относилась не только к фантастике.
Это даже максима такая есть? Я думала, это моё личное впечатление.
Стругацкие в интервью и публицистике часто цитировали — типа тезис некоего ленинградского кинобонзы.
«Восток, каковой ни массового, ни элитарного советского читателя особо не интересовал»
Но и жёсткого отторжения Восток тогда ведь не вызывал? Айтматова читали, «Белое солнце» имело колоссальный успех. И т.д.
Классический Айтматов и «Белое солнце» — не про Восток, а про советизацию опять же. «Свой среди чужих» имел не меньший успех по сопоставимым с «Солнцем» причинам, но Востоком там и не пахло, хотя снимался фильм в Чечне.
А не рискнёте отсканировать?
А я попробовал бы оцифровать Ваш сканаж…
Привожу свой ответ из фантлабовского обсуждения:
Я думал об этом, но у меня ни сканера, ни умений. Да и печать в книге такая, что половина текста непременно в ошибки уйдет.
Потом, есть еще такая маза: вдруг кто Симашко переиздать решится. Отсутствие текста в сети будет допкозырем. Правда, пока издатели от моих подсказок отмахиваются не глядя.
Я бы приобрел… Не люблю качать бесплатно, если можно заплатить автору…
Автор умер давно, а книги не переиздаются. Стандартная печаль современности.
Может и стоило бы…
Ну то, что он умер я и из текста понял, но правообладатели-то остаются… Чего терять родственнникам в Израиле?
Вот тут я предпочту мощно отмолчаться.
И вопрос не в родственниках, конечно, а в издателях. Не видят они коммерческого потенциала в таких книгах — и правы ведь, к сожалению.