Эдуард Веркин
Аксен живет на костромском разъезде Ломы, где станция давно сгорела, а почти все население разбежалось. Осталась семья отмороженных вконец упырей – так Аксен давно и вслух зовет спившуюся мать, старшего брата, исчерпывающе описываемого строчкой «припадочный малый, придурок и вор», и приблудившегося ушлого дядьку, склонного к философствованиям и изощренным аферам. Аксен тоже давно сбежал бы, но надо заботиться и ждать. Заботиться о вечно голодном братце, живущем мечтой о приставке «Соньке», а ждать — пока вернется Ульяна. Не то чтобы первая любовь, а просто более-менее вся жизнь Аксена, которая тщательно и обоюдно выстраивалась с детсадика, преимущественно лютыми методами, — а потом вдруг кончилась.
Веркин – единственный известный мне панчер современной русской литературы. Разминается он на коммерчески успешных фантастике, приключениях да ужасах, имеющих широкий круг юных поклонников, а всерьез работает редкими, но убийственными текстами, которые действуют на читателя, как поставленный удар в подбородок: голова ясная, мысли светлые, а руки-ноги висят ленточками — и двинуться невозможно.
Книгу про пацана, который знает наизусть все проходящие поезда и окрестные леса, кормится наловленной рыбой и краденой тушенкой, читает только старые журналы, выброшенные немыми на полустанках, проходит по улице соседнего города, вырубая всех встречных в возрасте от шестнадцати до двадцати, чуть не топится от безуспешных (и дико смешных) попыток придумать подарок девочке, бросает школу в связи с отсутствием ботинок – но каждый день приходит за десять километров к школе, чтобы встретить и проводить Ульяну, — эту книгу можно пересказывать по-разному. Как чернуху про свинцовые мерзости люмпенской жизни (и тема свинца богато представлена в тексте), как грустную историю первой любви (максима про то, что первая любовь не бывает счастливой, естественно, приложена), как приключения невеселого трикстера в стране жуликов и воров (схемы преступлений и наказаний в наличии), как гимн подростковой стойкости, кующей победу из совершенно негодного материала (ковка и ударная техника в богатом ассортименте), как ловкое упражнение в композиционной изощренности (с персональным приветом чеховскому ружью) или как вдохновенный римейк поэмы Эдгара По «Ворон» (неназойливой искоркой пронизавшей всю ткань повествования). Я бы сказал, что «Друг апрель», при всей его истовой злободневности и настоящести, что ли, остается историей на вечную тему любви и бедности, к которой добавили гордость, совершенно невыносимую и необходимую. И оказалось, что вопреки Бернсу, любовь-то с бедностью сосуществовать могут, а вот гордость сшибает эту пару то вместе, то поврозь. И читателю остается надеяться, что кто-то сумеет подняться. И верить, что так бывает.
Я не уверен, что многие бестселлеры и премиальные книги последних лет буду кому-то интересны лет через пять-десять. В Веркине я уверен.
В этом году «Эксмо» запустило персональную серию Веркина и переиздало в ней роман «Друг апрель». Это радует и вселяет надежду.
Просто цитата:
«В четвертом классе она получила четверку по математике. Случайно. Ошиблась. До этого одни пятерки, а тут вдруг вот. Нет, дома ее не ругали, ей самой было неприятно. Четверка. Они шагали домой после уроков, и она плакала. А он никак не мог ее успокоить. Никак-никак. (…) Даже приключения Чугуна не помогали, она все плакала и плакала, глаза стали красными, он даже испугался, что они у нее лопнут. Тогда он попросил дневник.
Она перепугалась, решила, что он хочет четверку переправить, но Иван заверил, что ничего подобного не случится, все будет абсолютно законно. Давай дневник — и иди домой, ждать.
Что ей было делать? Она отдала дневник.
Он отправился к дому математички. По пути заглянул к бабушке. Бабушка спала, его не заметила. И хорошо, иначе бы спрашивать начала.
Дом у математички был хороший, но старый, деревянный. Высокий забор, красивые ворота. Он вежливо постучал, его вежливо впустили, предложили чаю. Он вежливо отказался и предложил разобраться с недоразумением. Математичка не поняла, с каким. Он продемонстрировал дневник, сказал, что надо переправить четверку на пятерку и все, инцидент будет исчерпан. Математичка, разумеется, отказалась. Если Ульяна хочет, она вполне может четверку потом переправить, это вполне допустимо. Екатерина Васильевна, вы не понимаете ситуации, улыбнулся Иван. Вы должны исправить именно эту четверку и именно сейчас. Екатерина Васильевна мягко отказалась, сказала, что она такое видывала, она педагог с опытом.
Он сказал, что ему очень жаль, но другого выхода у него нет. Екатерина Васильевна дала понять, что больше его не задерживает, ей еще сегодня тетради проверять. Он откланялся.
А через минуту с улицы послышался крик. Кричала соседка Екатерины Васильевны. Математичка выбежала на улицу и села, хорошо скамейка подвернулась.
Он прибил левую ладонь к воротам. Гвоздем.
Когда математичка немного отдышалась, он поинтересовался — не пересмотрела ли она свою позицию по вопросам успеваемости. Если не пересмотрела, то он готов простоять тут сколько потребуется, хоть до послезавтрашнего утра.
Четверка в дневнике была немедленно заменена на пятерку.
Он выдрал гвоздь кусачками, замазал рану живицей — бабушка пользовала ею суставы, пожелал Екатерине Васильевне успехов в педагогической деятельности и отправился к ней. Продемонстрировал изменения в дневнике, сказал, что Екатерина Васильевна очень раскаялась в своем поступке и впредь взялась так не поступать.
И весь вечер они сидели, смотрели мультики и ели сладкую кукурузу из банки. Уже ночью, когда они возвращались домой, он почувствовал, что рука заболела.
Впрочем, заражения крови не случилось.»
Тут хорошо бы смотрелась цитата про то, откуда авторы берут такие сюжеты и как это уму непостижимо.
Тоже верно.
«Показался поезд. И снова вне расписания. Крылова предположила, что бензин везут — слишком уж рельсы корчились — тяжелый. Но это был не бензовоз. Танки. Целый эшелон танков. Новеньких, блестящих, только что с завода. На запад.
Сбоку выскочил Тюлька, и принялся громко считать танки, на двадцатом сбился.
— А вчера ракеты везли, — сообщила Крылова, когда эшелон скрылся. — Война что ли собирается… Тебе чего, Славик?
— Пива велели, — Тюлька протянул сетку и, обращаясь уже к Аксёну, весело добавил: — Жрут уже. Чугун «Камазом» хвастается.
«Камазом» Чугун обычно хвастался в самом начале. В средней стадии, похвалялся, как он рвал всех в Гудермесе, на финишной прямой следовал рассказ, про то, как он бухал в Кинешме с губернатором, и перебухал его с большим преимуществом.»
Блестящие танки — новое слово в военной технике. А непокрытые брезентом — новое слово в военных перевозках. Ракеты тож.
Чушики. Фонит и переливается.
Это наугад взятый ролик, на остальных тоже танки есть, а брезента нет. А блеск, понятно, в глазах смотрящего, особенно если это подросток.
Рискну предположить, что перевозки с брезентом намного чаще, чем без — просто там выкладывать нечего, потому их и нет в сети. Антропный, знаете ли, принцип.
В общем сорри и все такое, но тут несколько фальшивая нота. Где там у них поблизости танковый завод-то, говоришь?
УВЗ, повидиму. По сюжету все поезда с Урала, Сибири и ДВ (и обратно) по этой ветке идут.
Фальшь тоже в глазах смотрящего, мне катца. Бум считать, что эшелон из книжки кто-то снимал на телефон — потому брезента и нету.
Какой интересный поворот сюжета, альтернативная география, в которой Кострома на главной дороге из Сибири и с Урала. Что там еще из фантастики?
ГГ, например, в мыльном пузыре летает, живет на разъезде, которого не существует на самом деле, да и сам, похоже, не существовал никогда.
Дим, сам загляни в текст, а. Это сильно лучше трешака, который ты снисходительно похваливаешь время от времени.
Ёксель, старина, я же не сомневаюсь ни разу. Я просто говорю, что и на солнце бывают пятна, и ежели я одно-два увидел, то наверное не стоит мне шить святотатство с немедленной инсинерацией.
Дак спорные пятна ить. Но шить не будем, чо уж (тем более, шта я не знаю, чо такое инсине эта ваша).
Про «все поезда» моя неверная формулировка — не все, конечно. Но поезд Москва-Владивосток, исичо, идет именно через Кострому (в реальности).
Да, я тупой. Снимаю данную претензию с треском. Северный ход называеццо. Твой покорный слуга ввиду крайнего дебилизма запамятовал, что Транссиб строился во времена, когда столица была не в Москве.
Воу-воу!
Чытай за это Веркина, хехе.
>Рискну предположить, что перевозки с брезентом намного чаще, чем без
Не видел ни разу, чтобы танки полностью закрывали брезентом при перевозках. Стволы пушек герметизируют — что да, то да. А так — танк — он же ТАНК, чего с ним нежничать?
Дима просто из секретного города, у них даже салазки сугубо в брезенте на улицу выезжают.
На Украине вообще танки еще есть пока, слава КПСС, а вот «брензента нет, пожарники разобрали» (С).
Рядышком с приведенным роликом висит скучнейший с российским танками, тоже без брезента. Невозможно отвернуться, посетовал дежурный.
Да нет, вам там справедливо заметили: бывает, конечно, без брезента, но гораздо реже, чем с брезентом. А Украина так, к слову.
Кстати, здесь, в Германии, технику как раз в основном без брезента возят: расстояния меньше (на накрытие-снятие больше времени уйдет, чем на перевозку), климат помягче, секретность меньше.
(взволнованно) А с блеском как?!
(включая дурака) где?
(сроду не выключая) Фсигда!
Trainspotting по-нашему.
Вот кстате.
http://works.spbgoldpen.ru/2010/06-05.pdf
Как-то на днях случайно вынесло. Прям такое ощущение, что автор читал материал.
Ну, опера сопоставимая, в принципе. Первое издание «Апреля», кстати, вышло примерно к выпуску этой газеты.
…станция давно сгорела, а почти все население разбежалось. Осталась семья отмороженных вконец упырей… — что-то мне знакомое, так-так!
Хехе, сказал старик. Кодируем помаленьку.
Как прекрасный парень этот Иван.
Мне тут же вспомнился прошлогодний перфоманс на Красной площади. Даже не знаю какие тут параллели можно провести с тем мошонковредителем. Если вообще их можно связать
Лучше бы никаких, хехе.
Спасибо, Шамиль.
Я чот пропустил эту вещь. Веркин лучший.
Да.
Известно ли тебе, что в «Кусателе ворон» поминают убыра? Я оборжался над этой книгой.
Ага, мне книгурушники сразу сообщили. У Эдика почему-то вся семья сдержанно фанатеет по «Убыру». Гордюсь, чо.
«Кусателя» после «Мертвеца» зойчту. Но не подряд, конечно — подряд Веркина нельзя, овердоз будет.
Слишком хорошо.
Мне много нельзя.
Есть сахалинская (реже камчатская) ягода клоповник — ну, называется так, что ж, — восхитительный морсик, неповторимый изысканный вкус. Так вот, я на Сахалине кулёк купил и съел, чуть не со слезами на глазах. Морсик-то, он по сути сироп в большом разведении. А цельная ягода едрёна, закалка нужна.
Что не отменяет ценности Веркина.
Мы над клоповником, который я из Хабаровска привез, трясемся — мечта гипертоника, а не серопчег. Потребляем по капельке.
А Эдик крут, чо.
Так чудесно написано. И так благодарна вам за первую его книгу. Спасибо, хочу читать!
Иэтапрауильна!