Александр Громов
Поначалу-то я вообще в ужас пришел — когда на 2-й странице основного текста началось описание беспризорника с калачом. Калач был румяный, беспризорник уплетал его за обе щеки, употреблялись еще какие-то лексемы из словаря Лидии Чарской.
Понятно, что автор строил стилизацию, но столь снулой стилизации я от Громова не ожидал.
Потому что Громов – это вообще-то единственный классический фантаст, классический во многих смыслах – и традицию наследует, и классики наваял немало, начиная с дебютной «Мягкой посадки». За это мы его и любим-ценим. Несмотря на последние свершения.
Последние свершения удручали. Совместный с Вохой роман «Антарктиде on-line” (где в субтропики перелетал южный континент со всеми пингвинами и полярниками, объявляющими суверенитет) слишком отдавал Вохой: текст был выпендрежен, напоминал раздутый синопсис кинофильма, и все происходило скачками из-за угла. Следующая книга, «Феодал» (про выживание на пустынной планете, куда случайным способом выпадают земляне), вышла просто скучной, интрига оказалась исчерпана первой парой глав, потом дело вязко ползло к хэппи-энду, совершенно нетипичному для Громова. Возможно, потому, что «Феодал» вроде бы вырос из малого жанра, повести «Защита и опора».
«Исландская карта» особых авансов не выдавала – потому что выросла из квазирецензии Громова на никем не написанную книжку про мир, в котором нет Американского континента. Роман, явно параллельный «Антарктиде на линии», относился к малоинтересному лично мне поджанру альтернативной истории, забуксовавшей в викторианской эпохе.
Получилось-то не так плохо. Тема румяного бублика не пережила 5-й страницы и более не всплывала никаким симулякром, сюжет был любопытен и по-хорошему бредов: имперский спецагент Лопухин должен обеспечить благополучное участие цесаревича-алкоголика в первой русской кругосветке. А подлые англичане науськивают исландцев цесаревича схватить и Россию опозорить. В общем, вполне себе апокрифический пересказ, допустим, антарктического марша «Невы» с «Надеждой», в котором главную роль играли бы не Крузенштерн с Лисянским, а закомиксованные Резанов с Толстым.
Правда, Громов так и не обрел былого драйвового стиля, утраченного в честь славного тандема с николаевским любителем пива. Но охлажденность автора можно объяснить все той же нуждой в стилизации. Она годится и для оправдания общей тональности книги, порой до зуда в носу напоминавшей о каком-нибудь «Да здравствует трансатлантический тоннель! Ура!» Автор этого ориентира и не скрывал, поклонившись на страницах романа чудесному австралийскому (Америки-то нет) сочинителю Харви Харвисону.
Хотя от фантастики в «Исландской карте», помимо криптогеографического посыла, не играющего ровным счетом никакой роли (в отличие от «Антарктиды…»), есть только любимые фэндомом поскакушки с именами реальных персонажей типа свирепого боцмана Зорича да мичмана Харитонова. Куда больше книжка напоминает традиционные приключенческие романы из серии с золотой рамкой: мужественные герои и смешные слуги, простоватый, но честный мальчик на побегушках у героя, корабли, морские баталии и предатель Негоро с магнитом (у Громова – гаечный ключ) наперевес, который возникает ниоткуда и тут же падает, сраженный позитивным дядькой (это в детективе убийцей не может оказаться садовник, в приключениях за этими Фирсами глаз да глаз нужен, и все равно усадьбу спалят).
Такого сходства Громов, судя по всему, и добивался. И добился ведь. Вышло аутентично. И не беда, что Лазарчук, решавший в «Кесаревне Отраде» примерно такую же задачу – с помощью актуальных методик описать старую добрую войну (даже без пушек) — был в каждом абзаце куда более оглушителен, достоверен и пронзителен, чем автор «Исландской карты» в сцене, растекшейся на 40 страниц. Отечественный читатель по-прежнему взыскует больше книжек хороших и разных.
Жалко только, что роман Громова обрывается на полуслове – типа на самом интересном ме… И что до тех пор, пока вторая часть не будет дописана, прежний Громов – жесткий, энергичный и куражный – к нам не вернется.
Какая клевета на Чарскую… Уж она-то никогда бы не избразила сибиряка — в лаптях!
Дак она про начало третьего тысячелетия не писала. А то, что писала, меня в свое время удручило до крайности.
похоже на то что Громов просто вышел в тираж
разочарован в последних его работах…
Ну, я резкие выводы делать не спешу. В любом случае уровень Громова сильно выше общего, и удовольствие от его новых работ получать удается — хоть и не столь интенсивно, как раньше. Потом, он же не на потребу публике работает, а новые тропы пытается протаптывать. Это не только достойно уважения, но и обнадеживает.