Когда моему сыну было лет шесть, он резонно (капля равна океану, все такое) полагал, что знает все языки, из которых усвоил хотя бы пару слов (включая итальянский и немецкий, которые слышал в курортном телевизоре), и читал все книги, название которых помнит. А лучше всего, как известно, запоминается то, что маячит перед глазами — например, потому что стоит в начале книжной полки, выделяется форматом и крупным шрифтом, да еще блестит суперобложкой.
В результате все беседы со старщими товарищами на интеллектуальные темы в тот период завершались стандартно:
— А ты читать умеешь?
— Конечно.
— Прямо сам читаешь?
— Давно уже.
— И любимая книжка есть? Какая? «Волшебник Изумрудного города», наверное, или «Незнайка»?
— Нет. «Призрак Проститутки».
Обморок, занавес.
В итоге роман Мейлера я спрятал во второй ряд, а с рождением дочери и вовсе кому-то передарил.
И теперь любимой книги у сына нет.