Максим Ковальский спас меня, взял на работу мечты и терпел больше года, да еще отпускать не хотел, обзывал кочевником, которому лишь бы свалить.
Письма мне он подписывал «Глубоко преданный тобой Максим» и «Всегда открытый к предательству,
Твой Вихорь Чорный». И дарил книги: любовно выискивал по букинистам воен-политиздат 50-х с названиями типа «Дневник предателя», приклеивал на форзац бумажку «Библиотечка «Власти»» и подтаскивал, сияя.
Он был грандиозным умищем, чудовищным остроумцем, эталоном принципов — алмазной твердости и ясности, — живой легендой и краеугольным парнем. Он всегда пытался понять, как нужно — чтобы не просто точно и четко, а просто тотально, — и всегда точно знал, как нельзя, но частенько плевал на это нельзя с нескрываемым удовольствием. Когда в «Ъ» запретили курение, он вешал на шею табличку «Место для курения» и радостно дымил. Ну и так далее.
Он не считал себя журналистом и удивлялся, как можно писать в ежедневном режиме: а думать когда? — но был гениальным редактором гениального журнала.
Таких больше не будет.
Я не очень умею гордиться разными достижениями, но горжусь тем, что был знаком с Ильичом, тем, что работал с ним и пару раз удостоился «Старик, мерзко признавать, но чего скрывать, написал гениально», — и тем, что успел познакомить с Ковальским своих ребят.
Последнее, в прошлом году, подписал «С уважением и даже любовью,
легенда нулевых Максим Ковальский».
Максим Ильич, мы всегда будем любить тебя.
Светлая память.
Фото © Маша Заливанская
