В январе старые челнинские друзья попросили написать некий (любой) текст про итоги года. Старым друзьям отказывать нельзя. По-любому. Написал, постаравшись попасть в такт поступи журнала, отправил. Вроде бы текст уже вышел, но вряд ли я (или менее старые друзья) в обозримом будущем увижу (увидят) публикацию — в силу особенностей позиционирования и распространения журнала. Выложу-ка текст здесь.
2005-й оказался классическим контрреволюционным годом. Не в негативном смысле, каковой отгулял давным-давно, и не в позитивном, вышедшем на федеральный уровень в связи с угрозой оранжевой, розовой и прочих видов электоральной чумы. Просто не было в минувшем году революций, неожиданных потрясений, всенародных бед, великих переломов или смен вех. Впрочем, и не застой это. Какой же застой, если все двигается — то шустро, как природный газ, то медленно и вязко, будто нефть.
Вопреки устремлениям казанского уроженца Василия Аксенова, назвавшего самую заметную (по версии российского «Букера») книгу года «Вольтерьянцы и вольтерьянки», в России восторжествовало конкурирующее философское течение – руссоизм. Учение, пытавшееся прорваться в массы еще в «Бриллиантовой руке» («Руссо туристо, облико морале»), как известно, покоится на натурализме и индивидуализме. В прошлом году оба этих компонента воссияли в Российской Федерации в полный рост. Натурализм ярко проявился в экономике, которая совсем уже близка к тому, чтобы полностью переключиться на обслуживание ТЭК. При нынешних ценах на сырье глупо ожидать иного. И это не прожигание НЗ, а необоримое приближение к природе – ведь что может быть более исконным и полезным, чем полезные ископаемые?
Простые принципы диктовали опрощение подхода к жизни. Именно поэтому в прошлом году была с удовольствием позабыта задача пошлого удвоения ВВП, совсем недавно служившая любимой погремушкой Кремля. Ведь задача решалась в несколько действий: первое – выработать продукт, второе – продать, третье – вложить деньги в новый продукт, четвертое – продать с фиксацией прибыли, которую снова вложить… Ужас. Другое дело национальные проекты, предъявленные Вселенной в качестве эрзац-амбиции. Тут все просто. Есть деньги, их надо тратить. Давайте купим ядерные томографы для больниц и трактора для сел. Так уже делали в 70-е, когда из-за торговой войны арабов со Штатами нефть стоила немерено, а у СССР было немерено самотлорской нефти. От этого 70-е вспоминаются большинством соотечественников как счастливейшая часть советской истории. А у меньшинства соотечественников, продавших на лом обильно закупленные станки с ЧПУ и прочие металлоемкие изделия, вполне удались и 80-е.
Переход от космополитического удвоения ВВП к национальному проектированию выглядит многообещающим и с лингвистической точки зрения. Если задача ставится от лица нации, значит, нация существует и активно обеспечивает свое процветание. И неважно, что мало кто из заинтересованных жителей страны представляет, что это за зверь такой – национальные проекты, и с каким соусом его положено переваривать. Многие ли знают очертания государственной границы? А в ее незыблемости уверены все – даже после прошлогодней передачи хабаровских островов братскому Китаю. Который, как ни крути, тоже часть природы.
Природа оценила приближение к России и оказалась к ней удивительно милостива. С учетом потерь, понесенных в 2005-м теми же США, милость дорогого стоила.
Другая составляющая руссоизма — новый российский индивидуализм — нашла прибежище в политике, превратившейся из равнодействующей множества воль в действие по претворению единой воли.
Действий была куча, но даже самые заметные не выбивались из антиреволюционной логики.
Например, в прошлом году стартовало сокращение поголовья субъектов федерации. По его поводу было сломано много копий и челюстей. Ожидалось, что перекройка административных границ ущемит ту или иную часть населения, обернется разрывом конституции и развалом страны. А вышло, что слияния и поглощения интересны только в бизнесе. Когда дело доходит до музыки и политики, процесс теряет всякую привлекательность и жовиальность.
С 1 декабря в России стало на 1 регион меньше, зато на один край больше. Коми-Пермяцкий округ слился с Пермской областью, образовав Пермский край. Ну и что? Вряд ли кто-нибудь из нормальных граждан способен, не сбиваясь, назвать все 89 субъектов федерации. А хотя бы и 88. А хотя бы и 85 – или сколько там их останется в конце минувшего года. Ведь вряд ли, опять же, упомянутый гражданин в курсе, что в его стране до недавнего времени было 2 региона, называвшихся Коми, и до сих пор остаются 2 Алтая, 3 Бурятии и 3 ненецких округа.
Куда более занимательной была федеральная кадровая политика – но и здесь обошлось без пионерщины. Конечно, Минтимер Шаймиев стал первым президентом республики, пошедшим на четвертый срок (условно-досрочно завершив третий), а Дмитрий Аяцков – первым губернатором, которого Владимир Путин решил заменить, и первым послом, которого Александр Лукашенко отказался принять. А что, были другие варианты? Не было. Что блестяще подтвердило дальнейшее развитие событий.
Как бы правил дальше губернатор Аяцков, если он языком умудрился захлопнуть перед собой широко распахнутую дверь в посольство РФ в городе-герое Минске? Да никак.
Кто бы лучше президента Шаймиева отметил 1000-летие Казани, совмещенное с очередной годовщиной суверенитета Татарстана и саммитом СНГ? Да никто.
Впрочем, на последний вопрос есть еще один вариант ответа – Камиль Исхаков. Но этот вариант требует серьезной проверки, каковая и происходит на китайской границе – самом сложном для российского сердца участке страны.
Отношения с великим поднебесным соседом у России, как известно, стабильностью отличались редко. Татарстан и столица его, наоборот, давно позиционировались как эпицентр стабильности. 1000-летие как раз и продемонстрировало цену стабильности и парадности – это когда ты смотришь на то, что происходит на соседней улице, по телевизору, а сам выйти не можешь, поскольку центральные улицы перекрыты милицией и прочими специальными барьерчиками, окраинные – перекопаны и густо заляпаны краской, и воды нет уже третий день. Если новый полпред привьет такую стабильность и парадность Дальнему Востоку – хорошо будет всем. А не привьет – тоже ведь не беда.
Бед вообще стало меньше – и понятно почему.
Отмена прямых выборов губернаторов объяснялась необходимостью борьбы с терроризмом. Мысль выглядела неэвклидово, но ведь подтвердилась. В прошлом году бои вспыхивали все больше там, где милиция выстригала мусульманам кресты на затылках. В других регионах взрывать стали меньше. Да и бомбисты заметно поглупели, избирая своими мишенями то линии электропередач в заброшенных районах, то урны на пустынных остановках. А если снова поумнеют – можно будет придумать новый нетривиальный ход. Например, ввести возрастной или национальный ценз для чиновников. Народу будет все равно, местным властям придется туго (а пусть трепещут, чего там), а уровень терроризма как-нибудь, да отреагирует.
То ли из-за уменьшения поголовья диверсантов, то ли из-за подъема национального самосознания (вместе с проектами), но пассионарная энергия поперла в другие чакры. По стране стали больше бить да резать негров и кавказцев. Общественность поначалу кривилась, а потом решила: «Уж лучше так, чем наоборот, как в Париже». А правоохранители прикрыли глаза на скинов примерно из тех же соображений, из каких армейские офицеры не замечают дедовщину — поскольку иных способов воспитания забуревших призывников не придумано.
Вот и не было в прошлом году у России потрясений, подобных тем, что пережили те же США с Францией. Тем больше у россиян возникло поводов для тихого злорадства в адрес евроатлантических гипербореев: «И эти люди запрещали мне ковыряться в носу». ТВ этой интонации, в общем, и не скрывало — ни в эпопеях о «Катрине», ни в затяжных сюжетах о парижских пироманьяках. Это можно было бы счесть еще одним достижением года, кабы популярность снисходительных телерепортеров дошла хотя бы до поясницы славе героев реальных шоу и «Кривого зеркала».
Новостные передачи приковывали внимание страны лишь когда действительно касались интересов каждого зрителя – например, демонстрировали труп ичкерийского президента или жонглировали цифрами российско-украинской газовой войны. И не надо говорить, что итог этой войны был неправильным и неожиданным. Год исторического разгрома самой прибыльной нефтяной компании и поглощения другой самой прибыльной просто не мог завершиться иначе.
Оптимисты полагали, что Москва ставит в устойчивую позу Киев. Циники – что Москва с Киевом на пару доказывают Европе необходимость строительства Северо-Европейского трубопровода. Но как-то никто не мог придумать, что планетарных масштабов скандал устроен для того, чтобы несколько конкретных, хоть и застенчивых граждан, учредивших швейцарскую компанию «Росукрэнерго», смогли бы взять около полумиллиарда долларов чистой прибыли в этом году, и бог весть сколько – в последующем.
Вот оно, торжество руссоизма, доказавшего, что есть еще богатыри, способные прогнуть под себя всю Европу, дождаться, пока в образовавшуюся ложбинку набежит амброзия – и слить ее в свои газгольдеры и прочие закрома. Не теряя при этом облико морале. Досадно только, что эти богатыри – не мы с вами. Но ведь есть теперь к чему стремиться.
В общем, вполне обнадеживающе 2006 год начался.
