«Ваш досуг», № 7, 2012
Наиль Измайлов: «Мои родители в книжку заглянули и убежали»
(Полный вариант. Опубликована была сильно сокращенная версия интервью, которая в сети не сохранилась)
Роман Наиля Измайлова «Убыр» уже назвали в интернете первым русским хоррором, и в то же время «Убыр» хвалят за национальный колорит. Именно блогеры раскрыли информацию о том, что Наиль Измайлов — псевдоним писателя Шамиля Идиатуллина, известного своими романами «Татарский удар» и «СССР (тм)». беседовала Арина Громыко
— Шамиль, ваши предыдущие романы издавались под настоящим именем. Почему «Убыр» выпущен под псевдонимом? Хотели выйти на новую аудиторию?
— Взять псевдоним предложило лучшее в мире издательство «Азбука». Оно хотело, видимо, спасти читателя от недоумения в связи с тем, что «Убыр» очень сильно отличается, например, от предыдущего романа. «СССР™», конечно, обзывали утопией, но ни к сказкам, ни к ужасам, к тому же укорененным в теплом семейном быту, не относили. Я не стал спорить. Издательство-то лучшее в мире, поди к нему не прислушайся. К тому же игры всякие важны – ну и всегда радостно свалить ответственность с себя на героя. Наилем Измайловым зовут основного персонажа и рассказчика в «Убыре» — вот пусть и отдувается. К тому же моя мама и родня по ее линии, Измайловы да Исмагиловы (в зависимости от изощренности паспортисток) порадовались.
С другой стороны, логика-то в псевдониме есть. Я ведь не профессиональный писатель и работаю в газете «Коммерсантъ», в которой, в общем-то, придумывать нельзя – следует раскапывать и холодно излагать существенные факты. А художественные книги пишутся, как правило, исходя из принципа то ли противоположного, то ли просто совсем-совсем иного. Соответственно, ударившемуся в беллетристику журналисту боевой флаг, показывающий, что, ребят, это не тот я, которого вы знаете, может пригодиться не меньше, чем математику или историку с востоковедом.
Желаний про новую аудиторию я, честно говоря, не загадывал – но уже очевидно, что «Убыра» активно читают люди, про меня и мои прежние книги не слышавшие. И многим даже нравится. Здорово это, чего скрывать.
— «Убыр» вошел и в шорт-лист детской премии «Книгуру», и в лонг-лист «Национального бестселлера». Немногим авторам такое удается. «Книгуру», к моему сожалению, вы не получили. Но все-таки, где было приятнее оказаться?
— Я очень спокойно отношусь к различным номинациям и награждениям. Главное, чтобы у книги был читатель – может, тот, которого я себе более-менее представляю, а может, совсем неожиданный. Дико приятно, что знающие люди время от времени проталкивают «Убыра» сквозь сито отборов – но не менее приятно, что в результате книга вызывает любопытство нового читателя. На «Книгуру» благодаря особенностям конкурса, который требовал от детского жюри непременно отзываться о каждой оцененной книге, это было особенно наглядно. Каждый финалист получил подборку детских комментариев в широчайшем диапазоне, от снайперски точных и трогательных до люто тугодумных. «Нацбест» подарил мне два квалицифированных разбора от экспертов, и это было большим удовольствием. Но писать надо, безусловно, без оглядки на какие бы то ни было жюри.
— Перед написанием романа «Убыр» вы специально изучали фольклор или всё это с вами с детства, из бабушкиных сказок и примет, которые в ходу дома? Ваш герой именно из рассказов учительницы понимает, с чем он столкнулся. Сложно представить, чтобы в российских школах рассказывали народные предания.
— От бабушек, естественно, многое досталось, но фольклор и этнографию я изучал самостоятельно и довольно интенсивно – сперва просто потому, что интересно, а последние годы уже целевым образом. В татарском быту и семейном обороте, особенно городском, фольклорных элементов осталось не больше, чем в русском – да и то благодаря массовой культуре. Не будь масштабного издания сказок, мультиков и фильмов Роу, многие из нас обзывались бы Колобками, Кащеями и Бабами-Ягами? А у большинства нерусских народов вот с этим костылем в лице масскульта дела совсем плохи. Татары в чуть более выигрышном положении – у нас есть главный поэт Габдулла Тукай, который не только написал «Шурале», но и в целом активно использовал народные предания. Но в эпизоде, про который вы говорите, речь ведь не о школьной программе – ключевые слова звучат в ходе дополнительных занятий в рамках «продленки».
Что касается героя – его беда как раз в том и состоит, что ни школьная учительница, ни интернет, ни любые другие источники информации из обычной жизни не могут внятно объяснить ему, что происходит. Все приходится постигать своим умом и своей шкурой. Как это, в общем, и происходит в жизни.
— Татарский текст в книге производит сильное впечатление, именно он привносит магию, мистику. Да и буктрейлер к книге на татарском языке производит гораздо большее впечатление. Как воспринята книга на вашей родине, в Татарстане?
— По-разному, как и везде. Первая реакция на анонсы в основном настороженная – что, мол, еще за доморощенный Стивен Кинг на наги головы. Буктрейлер вообще смешно сыграл – его, как известно, делала прекрасная студия «Муха», находящаяся в Башкирии, где татарский язык активно используется, но диалект заметно отличается от литературного. Соответственно, в татнете возникла мощная полемика на тему: «На каком языке говорит этот человек и что за ужасы в ролике творятся». К тому же само слово «буктрейлер» для татарского слова звучит довольно смешно. Но в любом случае, интерес к книге возник — а те, кто все-таки прочитал «Убыра», как правило, книгу хвалят. Многие, правда, жалуются, что из-за знакомых реалий жить стало совсем страшно.
— В какие декорации вам интереснее всего помещать своих персонажей — в таинственный лес, в самую обычную электричку? Куда хотелось бы «закинуть» героя «Убыра», но не удалось в этой книге?
— Я всегда стараюсь писать про то, что мне интересно здесь и сейчас. А здесь и сейчас каждому из нас интереснее всего то, что происходит дома и на работе, в обыденной жизни, в общем. Пустая электричка, дикий лес и заброшенная деревня как декорации смотрятся выигрышно, но наш любимый тезис «удивительное рядом» особенно убедительно работает на привычной территории – в квартире, за рабочим столом или между детской площадкой и гаражами. Именно поэтому я сдерживал себя от идей куда-нибудь «закинуть» героя (были такие идеи, не скрою). Надеюсь, смогу сдерживаться и в дальнейшем.
— На «Убыр» снят довольно необычный буктрейлер. Принимали ли вы участие в его создании? Как вы относитесь к этой моде – снимать ролики на книги?
— Я написал несколько вариантов сценария и несколько вариантов озвучки. Ни один вариант не прошел, конечно, но некоторые идеи в итоге были использованы. Про буктрейлеры я тогда мало что знал и не был уверен в том, что они в принципе работают. Так что изначально решение снимать буктрейлер казалось мне спорным — но итоговый вариант очень понравился. Получился мощный ролик, имеющий самостоятельную художественную ценность, и при этом очень интригующий.
Понятно, что попытка поставить буктрейлеры на поток, по-быстрому мастыря их на коленке к каждой книге, шансов на успех не имеет. Впрочем, это относится не только к буктрейлерам, но и ко всему на свете.
— Вы умеете напугать читателя? Какие авторы способны испугать вас? Кто повлиял на ваше творчество?
— Ну вот ей-богу, совсем не хотел никого пугать, тем более, что сам жанр ужасов не очень люблю. Как-то само так получилось Про детей ведь писал, а страх за них – он самый сильный. Всякий родитель меня, думаю, поймет.
Соответственно, и любимые авторы не делятся на тех, кто хорошо и плохо пугает. Даже у Стивена Кинга, поклонником которого я являюсь с советских времен, мне больше всего нравится именно что первая из прочитанных и совсем не ужасная «Мертвая зона». Страшнючее «Оно», впрочем, нравится немногим меньше.
Вопрос про авторов откровенно беспощаден. Теперь главное вовремя остановиться.
В детстве влияли, конечно, Владислав Крапивин и масса прекрасных детских писателей советского времени, от Аркадия Гайдара и Льва Кассиля до Юрия Томина и Юрия Коваля. Но главными для меня очень долгое время были Крапивин, Виктор Конецкий и, со старших классов, братья Стругацкие. При этом я всю дорогу был бешеным любителем фантастики, в основном отечественной – одно время читал почти все, что выходило, кроме фэнтези, особенно любил Андрея Лазарчука, Михаила Успенского и раннего Виктора Пелевина. Потом как-то приуныл, потому что общий фантпоток совсем сместился к фэнтези и межавторским проектам – и тут выяснилось, что классных авторов и за пределами потока еще много. Есть Андрей Лях, есть Сергей Жарковский, есть Мария Галина. А еще есть зарубежная фантастика – я ее плохо знал, в основном авторов, интенсивно переводившихся во времена моей юности – Гаррисона, само собой, Хайнлайна, Шекли, Саймака. И вот недавно выяснил, что существуют потрясающие, мощнейшие авторы: Нил Стивенсон, Иэн Бэнкс, Майк Суэнвик, Сьюзан Кларк. Теперь вот наверстываю упущенное.
Так, увлекся все-таки. Даже если телеграфной строкой рубить и по паре позиций на категорию, все равно список бесконечный получается: Пушкин и Щедрин, Шекспир и Твен, Дюрренматт и Во, Чандлер и Хэммет, Симонов и Симашко. Все, приступаю к силовому торможению.
— Как ваша семья отнеслась к книге? Читали ли «Убыр» ваши дети?
— Жена отнеслась довольно нервно и до сих пор упрекает меня в беспощадном отношении к собственным детям, пусть даже и в виде литературных двойников. Недавно перечитала, сказала, что книга очень сильная, но я все равно гад. Сын читает как раз сейчас, радостно идентифицирует приятелей, ставших прообразами и сообщает, например, дружку: «А ты крестик себе в глаз суешь!» А дружок вздрагивает и неуверенно говорит: «Я так не делаю».
Дочке пока читать не дам. Ей 11, а «Убыра», на мой взгляд, можно читать самое раннее с 14 лет. А мои родители в книжку заглянули и убежали. Ну и правильно сделали.
— «Убыр» называют первым русским хоррором. Ждать ли нам от вас подобных книг в будущем? Очень уж хочется верить, что первой книгой все не закончится.
— Хе. По каждому пункту можно поспорить – и про первый, и про русский, и про хоррор, — но я не буду, конечно. Прямо подобных книг ждать точно не стоит. Очень не хочется повторяться. При этом факт, что тема меня не отпустила, и что история, рассказанная в «Убыре», может считаться незавершенной.
В общем, ничего не обещаю и ничего не исключаю.
