Интервью

«Российская газета», 8 ноября 2017
Груз-80
Книга Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев» выдвинута на премию «Большая книга»

Клариса Пульсон

Роман «Город Брежнев» финалиста «Большой книги — 2017» Шамиля Идиатуллина о самом начале 80-х. Главный герой Артур — подросток, чьи родители работают на КамАЗе, его наставник и кумир — бывший «афганец», приятели, соседи, одноклассники сбиваются в группы и бьются с пацанами из других кварталов.

Возраст, место жительства и многое другое объединяет вас с главным героем книги, получается, роман автобиографический?
Шамиль Идиатуллин: В известной степени. Родился я в Ульяновске, в Челны, которые потом ненадолго стали городом Брежневом, мы переехали, когда мне было три года — родителей перевели на КамАЗ. Артур на пару лет меня постарше. А еще он сильнее меня, красивее меня, более ушлый…
Такой, каким хотелось быть?
Шамиль Идиатуллин: Да, я бы хотел быть менее болезненным, хотел рассекать по улицам, одним ударом валить соперников. Некоторые мои приятели были такими. Они соображали быстрее меня, в том числе на улице. Они были победителями по жизни. У меня паучья стратегия была: всегда было приятнее сидеть в уголке, никого не трогать, читать книжку, починять примус — и наблюдать немножко за людьми. Тогда я немножко переживал, что отсиживаюсь, успокаивал себя, мол, пускай дураки прыгают. Теперь-то наблюдение из уголка здорово помогло.
«Корочка»-то писала.
Шамиль Идиатуллин: Подкорочка даже скорее. Многое само собой вспомнить, когда я писал книжку, гораздо больше, чем когда я либо запоминал, вот парадокс. Кое-что приходилось освежать с помощью бесед с очевидцами, друзьями, родителями. С помощью чтения мемуаров, монографий даже — они есть. Но огромный пласт той эпохи уже исчез, его пришлось додумывать. Я ведь точно помню, что вот это событие случилось с такими-то деталями и подробностями, — как, например, стихийная демонстрация, когда подростка до смерти забили в милиции, — а никаких свидетельств этого не осталось. Сначала из-за этого переживал, думал, у меня ложная память, начал спрашивать родителей, старших товарищей — они с трудом, но вспомнили: «А, точно, было что-то такое». Потом я обнаружил, что таких воспоминаний, которые нигде не подтверждены и почти вытерлись из памяти, довольно много. И что нельзя надеяться ни на хроники, ни на летописи, ни на интернет. Сейчас почему-то считается, что если чего-то нет в интернете, то это вообще нет в жизни, и не было. Ерунда полная. В интернете все постоянно чистится, исчезает даже из пресловутых кэшей «Гугла» и «Яндекса». В какой-то степени это и стало поводом, чтобы за книжку взяться. Ведь очень долго мне не хотел ее писать.
Сопротивление материала?
Шамиль Идиатуллин: Честно? Мне было лень. Это какая махина — столько материала поднимать, вспоминать, выписывать! Но мысль сидела прочно, не в голове даже сидела, где-то вот между кадыком и сердцем. Иногда дышать не давала.
Что именно не давало дышать?
Шамиль Идиатуллин: Есть хорошо отрезонированные эпохи, и даже с перебором — 40-е, 60-е годы, периоды, по поводу которых почти все разжевано, все осмысленно, все истолковано. На меня, человека, который в 40-е, 60-е годы не жил, это производит археологическое впечатление или чисто эстетическое. Про 70-е что-то достойное есть. А вот в 80-е годы я жил — про них, если всерьез, не нашел почти ни одной книги. С этим как раз был связан последний акт моих попыток уйти от написания книжки: я все надеялся, что, может быть, книгу про начало 80-х уже успел написать кто-то более умный, талантливый и умелый, так что мне и не придется. Стал вспоминать, искать, спросил товарищей в «фейсбуке». Они что-то подсказали — но, увы, не совсем то или совсем не то, что казалось мне важным. Очень важным. Ведь именно тогда был момент, когда эпоха сломалась, но никто еще не понял — потому что слом вроде был не слишком явным, но смертельным. И все дальнейшие события 80-х — крушение привычного уклада, разрыв социальных алгоритмов, перемены, катастрофы, смерть Советского Союза — имеют отправную точку именно там.
Сейчас принято вспоминать замечательное советское время, радостное, сытое и благополучное — но советское время было очень разным, а радостными, сытыми и благополучными оказались только 70-е годы. Нефть дорогая, наши потенциальные противники слабые, СССР на пике репутации, третий мир все охотнее ориентируется на нас, мирных и щедрых, в стране заключен негласный договор общества и власти: мы ходим на ваши демонстрации и профсоюзные собрания, не попрекая вас не построенным к 1980 году коммунизмом, а вы не заставляете нас верить во все это всерьез, — короче, все как в анекдоте: мы делаем вид, что работаем, а вы делаете вид, что платите. И тут мы вводим войска в Афганистан, страны третьего мира начинают дружить против нас, нефть дешевеет… В итоге к 83-84 году, когда у меня действие романа происходит, все стало совсем плохо. И все стало очень похоже на современные времена. США подтягивают войска к нашим границам, вводят санкции, не пускают спортсменов на Олимпиаду… Мы в ответ не пускаем своих. Наши войска вводятся в далекую мусульманскую страну, про которую никто еще ничего не знает. С высоких трибун разоблачают ненужные фильмы… Пугающие совпадения, в общем — они тоже меня заводили.
Вот тогда я переборол лень, открыл файл, начатый в 2004 году, — ну, думаю, за десять лет многое же написано, осталось добить да закончить. Обнаружил, что почти все написанное уже использовано — на уровне фрагментов, идей, просто интонации, — в книгах, которые писались вместе и вместо «Города Брежнева». Заплакал, выбросил все накопленные кусочки и фрагменты, и начал писать все заново. Пытался хватать себя за руки, сильно не расписываться, но роман все равно получился здоровым — 700 страниц, страшное дело.
С другой стороны, хотелось, как минимум, тему для себя закрыть. Для себя я ее закрыл.
Роман взросления в период полураспада.
Шамиль Идиатуллин: Точно знаю, что «Город Брежнев» — это не музей 80-х, тем более не кунсткамера, не хронология, не исторический трактат, это именно роман с достаточно жестким, хоть не всегда заметным сюжетом.
Мне хотелось показать, что творится в голове четырнадцатилетнего уличного пацана, крупного, красивого, умеющего одним ударом валить взрослого мужика. И попробовать размотать клубок проблем, в которые он погружен. Он раздираем пубертатом и всеми сопутствующими возрасту заморочками — первая любовь, первая ненависть, вокруг него непростая социальная обстановка, родителям совершенно не до сына, ему плевать на политику, но он неизбежно и ею загружен.
Из этих мальчиков потом выросли красивые молодые люди 90-х…
Шамиль Идиатуллин: … которые укомплектовали кладбища, лишили страну большого количества таких же умных, красивых, значимых людей, потому что сцепились межу собой и убили друг друга. А кто-то, наоборот, вырос, стал элитой. Третьи — никуда не выросли, они или спились, или были поранены, покалечены физически или морально и стали никем. Развитие этих событий, оно ведь именно в начале 80-х и закладывалось. Именно вросшие и выжившие в ту эпоху люди, пацаны и молодежь, гопники и активисты, комсомольские функционеры и молодые производственники, немного позже закладывали основы страны, в которой мы живем, ее принципы, законы и понятия. Поэтому мне хотелось рассказать именно про эту эпоху, про этих людей напомнить. Я сам человек этой эпохи, у меня у самого много одноклассников легло — или стало никем. Например, самый блестящий мой одноклассник, отличник, при этом правильный пацан, был в авторитете, — я его увидел через три или четыре года после выпуска: спившийся совершенно, все зубы железные, затравленно улыбается, в глаза не смотрит, зато у него уже трое или четверо детей и пятая или шестая жена. Человек прожил, по сути, пять или шесть жизней за то время, пока я только четвертый курс заканчивал. Не уверен, что надолго его хватило. И мне очень жалко его, очень страшно по поводу того, что многие люди, которые были умнее, талантливее, сильнее и решительней меня, не состоялись, как могли, не сумели реализоваться в эпоху, когда это было бы особенно нужно стране и народу.
И многое оказалось неожиданно актуально.
Шамиль Идиатуллин: Я сам специально никаких параллелей с сегодняшнем днем не закладывал. Считал, что почти все герои — персонажи давно ушедшей эпохи. Сейчас таких не делают. Оказалось, многие читатели узнали себя и своих знакомых. Получается, ничего не изменилось. Вот это для меня оказалось потрясением.
Вопрос, который я в этом году задаю всем финалистам: У вас не возникает ощущение, что мы только тем и занимаемся, что разбираемся, подводим итоги, влезаем в шкуры, а сделать выводы никак не получается?
Шамиль Идиатуллин: Мы прожили большой исторический этап на одних только выводах, который назывался «Краткий курс истории ВКПб». И этот пучок выводов распространялся вообще на все, от естествознания и выращивания мушки дрозофилы, от скрещивания яблок до литературоведения, физкультуры и всего остального. И в принципе к завершению этой счастливой эпохи мы устали от готовых выводов настолько, что , наверное, до сих пор еще не отдохнули. Сейчас нас потихонечку загоняют в этап, когда не надо думать самим, за нас уже сделали все правильные выводы: учтите их и выполняйте. Это в принципе резонный подход: он удобный, с точки зрения менеджмента он правильный. А с точки зрения человека разумного, который постоянно должен рефлексировать, сомневаться и для себя открывать Америку всякий раз заново, наверное, путь тупиковый. Я бы предпочел существовать в реальности, где каждый делает выводы сам. Но для этого мне необходима возможность изучить все исходные материалы самому.
Но «…мы, наверное, что-нибудь придумаем…»
Шамиль Идиатуллин: Да, это последняя фраза романа. Я долго не понимал, как и чем все у меня там закончится. Эта мысль показалась наиболее точной.
Оригинал

Вернуться к списку интервью