LiteraturaToday, 30 января 2020
Интервью с Шамилем Идиатуллиным: «Литературным премиям я обязан почти всем»
Олеся Разина
Журналист, писатель, автор романов «Убыр» и «Бывшая Ленина» рассказал, как добивался писательского успеха, какую современную литературу читает и какие из его книг готовятся попасть на экраны.
Расскажите, как вы пришли в писательскую среду, это было сознательное решение?
В раннем детстве я долго сомневался, стать писателем или морским пехотинцем. Так как в морпехи я не проходил по здоровью, выбор случился сам собой. Хоть и не сразу.
Я любил книжки, сочинял рассказики, пару романов, конечно, начал, но уже к старшим классам смирился с тем, что писателем мне не бывать: книжки пишут особенные люди, а я обыкновенный. Но к тому времени (я заканчивал школу в 88-ом году) уже кипели перестройка с гласностью, и в нашей стране была расхожая, пошловатая, но реальная истина: читать интереснее, чем жить. Газеты из скучных пропагандистских листовок превратились в бурлящий котёл и новостей, и публицистики, и осмысления, в первую очередь, прошлого, но и настоящего, и будущего тоже. Пошла огромная волна самиздата. Стало понятно, что в журналисты идти — это не значит становиться чиновником или партократом. Вот я и пошел.
В шестнадцать лет я уже был корреспондентом газеты «Рабочий КамАЗа», потом совмещал студенчество со ставкой в газете «Известия Татарстана», интенсивно работал, приходилось писать две-три заметки в день. Из-за моей дурацкой старательности карьера быстро пошла вверх, и я из стажёра и корреспондента превратился в обозревателя, а потом и главного редактора…
Редакторская работа не предусматривает того, чтобы писать заметки самому, всё больше времени занимала административно-редакторская работа. А я привык писать, осмыслять, сращивать происходящие события, ставить их в нереальные условия и прочее, придумывать «А что, если», доводить до абсурда, до пограничных состояний какие-то вещи, которые всё равно в журналистскую заметку не влезали, но кипели в голове. Так начала писаться первая книжка, опубликованная под дурацким названием «Татарский удар».
Моё-то название было «Rucciя», тогда ещё не была популярна игра со скрещиванием кириллицы и латиницы, так что я страшно гордился своей оригинальностью.
Это был политический технотриллер про то, что будет, если конфликты и центробежные процессы, бряцание мечами, позиционное противостояние между Москвой и Казанью с одной стороны и Москвой и Вашингтоном с другой, вдруг дойдут до абсурда и перейдут последнюю черту. Как это отразится на судьбах? Мне интересны, как всегда, люди были: как страшные потрясения отразятся на судьбах не то чтобы чиновников, держав и национальной идеи, а на отдельных людях, на отдельных семьях, на отдельных профессионалах, обывателях, мамах, папах, детях и так далее.
Потом я опять ушёл в активную журналистику: год я проработал в журнале «Коммерсантъ — Власть» в Москве, в замечательном еженедельном журнале. Затем, к сожалению, меня переманили снова на административную работу, заведующим отделом, который сам не пишет, а только помогает другим, заставляет других, мешает другим писать и прочее.
Поэтому сейчас я пишу ночью, рано утром или в выходные-праздничные дни.
Как появляются идеи? И есть ли темы, на которые категорически писать не будете?
Темы появляются постоянно: что меня, как обычного человека, обывателя, отца, сына, мужа, гражданина, москвича, автолюбителя, зацепило, обозлило, обрадовало, стукнуло в голову, то и начинает вертеться в голове. И уже по привычке человека, работающего с сюжетами, обрастает, вставляется конкретный поворот того, что из этого может выйти, как это может перекувыркнуться через голову и оказаться своей противоположностью.
Раньше все темы я просто записывал в отдельный файлик на компьютере, когда их количество перевалило за триста, стал структурировать по годам.
Иногда это помогает. Тема остаётся двумя строчками в этом файлике и забывается навсегда. Листаю эти старые записи, радуюсь, какой я умненький-остроумненький, и откладываю, и слава Богу, всё, пусть это будет моей личной болью.
Но в силу того, что в последнее время я стал несколько заметной медийной личностью, иногда меня просят написать рассказ, тогда я открываю заметки и выбираю наиболее подходящую и царапающую лично меня тему.
Например, рассказ «Тубагач» вышел шикарным иллюстрированным отдельным изданием в ИД Мещерякова, еще два рассказа, «Я наберу» и «Дедовский способ» вышли в журналах Esquire и L`Officiel.
Темы могут быть самые разными, главное, что они вдруг оказываются в поле зрения, заставляют споткнуться, задуматься и столкнуть в какую-то пучину или в лужицу размышлений.
Есть ли страх чистого листа, когда идея в голове кипит-кипит, а с каких слов начать, непонятно?
Он остался в раннем периоде. Был, конечно, страх чистого листа. Но как раз журналистика от этого страха позволяет избавиться очень быстро, потому что тебя может тошнить от ужаса, ты можешь понимать, что пишешь ерунду или совершенно гениальные вещи, которые всё равно ни одна зараза не оценит — но это неважно вообще. Важно, что в любом случае тебе надо к шести часам вечера сдать заметку. По любому, семьдесят строк, четыре тысячи знаков, и никого не волнует, жив ты или мертв.
Есть темы, которые мне сейчас неинтересны, ну, значит, я просто не буду на эти темы писать. Мне самому сложно было ждать от себя, например, дамский роман или фэнтези, но как зарекаться, если ровно сейчас я ровно фэнтези и пишу?
Что для вас, как для писателя, значит работа с редактором, когда текст готов? Всецело доверяете редактору?
Тут двойственный момент. Во-первых, я, как человек, который в корпорации, управляемые и руководимые редакторами, встроен довольно давно, и сам редактором являюсь очень давно. Я привык доверять профессионалам. Если я пришёл в какое-то издательство, я ему доверяю. Если я доверяю издательству, то я доверяю всему, что оно делают. Я понимаю, что именно оно должно решать, какой должна быть по итогу редактура, какой должна быть обложка, когда издавать книгу, как её продвигать, как позиционировать и прочее. Если меня это не устраивает, то я просто книжку забираю и ухожу, само собой.
С другой стороны, у меня, если честно, есть такое детское инфантильное ощущение того, что мне неприятно, когда в мой выстраданный, выдавленный по капельке, как раб (смеётся), продукт кто-то лезет. Это такой ребёночек, на мой взгляд ладный, гладкий, какой надо, а тут какие-то чужие посторонние пальцы, пусть даже и умелые, его переминают по-своему, вытягивают из него какие-то вещи, которые должны смотреться более выигрышно, что-то приминают внутрь и прочее.
Кстати, в первом издании моей книжки проскочила пара ошибок. Уже на последней стадии, я её вычитал, всё целиком отдал, а потом корректор пришёл, что-то поправил, и вместо фразы «Иран и арабские страны» получилось «Иран и другие арабские страны». А Иран — не арабская страна, как известно, там персы живут. И я с тех пор, как эту правку заметил, книгу свою раскрывать не могу, стыдно. И отчасти поэтому очень хочется, чтобы кто-то её переиздал, но я понимаю, что никто никогда её не переиздаст в силу звонкости, наглости, излишней экстремальности раскрытия темы.
К редактуре я отношусь, как минимум, с пониманием и уважением, а чаще с любовью.
Шамиль, вы сказали, что стали более-менее медийной личностью. Стали просить рассказы, предлагать издать что-то, удаётся ли на книгах сейчас зарабатывать?
Зарабатывать на книгах я предполагал до того момента, как написал первую книгу. Как только написал, обнаружил, что этим зарабатывать невозможно.
Ни за одну книгу я не получил гонорар, превышающий мой месячный оклад, и вовсе не потому, что у меня такой уж большой месячный оклад (смеётся).
Я плохо разбираюсь в новых форматах, плохо разбираюсь в прямых продажах электронных текстов с продолжением и написании текстов «on-demand» — по заказу трудящихся. Я знаю, что это позволяет отдельным авторам поднимать по 500 000 — 700 000 за книжку, а отдельные звезды традиционной литературы получают еще больше. Но я к ним в любом случае не отношусь.
Хочешь денег — иди в другие сферы, смежные, сценарии пиши для сериалов, для игр, видеоблогинг открывай, делай подкасты, надкасты, что угодно. В общем, иди в шоу-бизнес. Чистая литература заработать не даст.
Вам предлагали экранизировать ваши книги?
Да, неоднократно. Особый пик разговоров про экранизации пришёлся на книжку «Убыр». Сразу после этого на меня стали выходить просто пачками, огромными толпами продюсеры, но все соскакивали. То есть натурально раз за разом повторялся такой диалог: «Здрасьте, права свободны?» — «Свободны» — «Отлично! Завтра придём, купим». И всё, исчезли.
Почему?
Не знаю. Недавно я все-таки продал права продал на экранизацию «Убыра». Кому — сказать без отмашки кинокомпании не могу. В любом случае, все, что от меня зависело, я для реализации проекта сделал.
Экранизация «Города Брежнева» тоже постоянно обсуждается, то в формате полного метра, то сериала, причем очевидно, что телевизор такую жесткую историю в недешевом ретро-сеттинге не возьмёт, но есть стриминг, так что посмотрим.
Меня, как всякого нормального писателя, с одной стороны немножко радуют слова «Вы так кинематографично пишете, книжку читаешь, будто кино смотришь», с другой — подбешивают. Я же книжку пишу. Хотел бы писать кино — писал бы сразу сценарий, чего уж сразу прозу во второй сорт списывать. Она высший вообще-то.
Если бы завтра вам дали любой бюджет, какую книгу хотели бы экранизировать, кого позвали бы режиссёром, актёрами?
Я бы попробовал экранизировать «Бывшую Ленина» или «Город Брежнев». Позвал бы, наверное, Бориса Хлебникова. Потому что из живущих и действующих это мой любимый российский режиссер.
С «Убыром», думаю, проще. У меня есть почти уверенность, что когда-нибудь экранизация случится. Я очень надеюсь, что в нынешнем варианте, под который я подписался. Если не срастётся, всё равно рано или поздно состоится: история чарующая, выигрышная, кинематографичная, очень заманчивая, так что будут, скорее всего, у этой книжки и переводы, и экранизации, и игровые адаптации. Удалась история, чего скрывать. Осталось только дожить до этого. Не доживу, так дети посмотрят.
Читаете ли вы современную российскую прозу? Каким по-вашему должен быть современный бестселлер.
Я читаю, конечно, очень много современной прозы — в основном как член жюри и эксперт разных литературных конкурсов. К счастью, в этой текучке удаётся выловить довольно много бриллиантов. К сожалению, из-за этого не хватает времени и сил на осознанное и осмысленное чтение. При этом все равно каждый год мой список авторов, обязательных для чтения, растет на одну-две позиции.
Кто эти авторы?
Мария Галина, Сергей Жарковский, Эдуард Веркин, Леонид Юзефович, Алексей Сальников, Андрей Лях, в этом году добавилась Линор Горалик, например. Довольно длинный список, правда. Но я совершенно не готов мерить их критериями бестселлера, потому что в России пятнадцать-двадцать тысяч — уже бестселлер, а за рубежом и сто тысяч — не бестселлер.
С другой стороны, очень здорово, что у нас есть такие авторы как Гузель Яхина и Евгений Водолазкин, у которых очень качественный текст счастливо сочетается с огромной популярностью, полумиллионными тиражами в России и десятками переводов на другие языки.
А чего как писатель, участвующий в премиях, вы от них ждёте, зачем принимать в них участие?
Конкретно мой опыт показывает, что именно литературным премиям я как немножко востребованный автор, которого знают и узнают, обязан примерно всем.
Я написал семь романов, и только после двух из них, получивших премии, начался шквальный интерес ко мне, кому-то я оказался нужен.
Необязательно даже побеждать, главное — участвовать, оказаться в длинном и коротком списке. Чтобы книга выделилась в море изданных и с виду примерно таких же, нужны хорошие экспертные оценки, а экспертные оценки сегодня обеспечиваются литературной критикой, сарафанным радио и премиями.
И как читатель, я всегда слежу даже не за короткими листами, а за длинными листами премий, выписываю фамилии и названия книг. Стараюсь всех читать — и всем советую.
