«Я залез в эту слепую зону, в 80-е годы, в моногород, в каких очень многие читатели выросли»
Портал chelny-biz.ru, 1 марта 2017
Роман о Набережных Челнах появился на полках книжных магазинов страны, но до автограда еще не добрался. «Город Брежнев» – такое звучное название дал ему автор Шамиль Идиатуллин, известный журналист, который сейчас работает в московском ИД «Коммерсантъ», а детство и юность провел в автограде. 700-страничная книга стала результатом 10-летней работы: рассказы очевидцев, друзей и родственников, документы и воспоминания самого автора о непростых 80-х, когда в Брежневе буйным цветом зацвела жизнь «по пацанским понятиям», и взросление превратилось в выживание. Идиатуллин в беседе с корреспондентом Chelny-biz.ru рассказал об идее написания романа и ее сложном воплощении. Как вплелась в сюжет практически шпионская история том, как в обход санкций США дипломаты везли на «КАМАЗ» запрещенные детали, как могли рухнуть город и автопром, попадись наши американцам, а также о том, почему книга о Челнах того времени интересна читателям России в наши дни – узнал Chelny-biz.ru .
«ТАКАЯ СИТУАЦИЯ БЫЛА СВОЙСТВЕННА ВСЕМ ИНДУСТРИАЛЬНЫМ МОНОГОРОДАМ, КОТОРЫЕ СТРЕМИТЕЛЬНО ВОЗНИКАЛИ, КУДА НАГОНЯЛОСЬ МНОГО НАРОДУ»
– Действие романа «Город Брежнев» разворачивается в 80-е годы в Набережных Челнах. Почему вы выбрали именно это время и этот город?
– Действие в книге происходит с июля 1983 года по февраль 1984-го. Мне казалось, что 80-е годы – это, с одной стороны, «слепое» пятно, которое образовалось по объективным или субъективным причинам как в литературе, так и в целом в плане осмысления прошлого, настоящего, будущего. Не секрет, что есть эпохи, хорошо отраженные в литературе. Допустим, в советское время это 40-е, 60-е годы. А вот 80-е выпали совсем, они стали эпохой безвременья. С другой стороны, эта эпоха повлияла на то, что происходило со страной потом, в 90-е. Именно в 80-е произошло ожесточение нравов, перелом каких-то концепций, хартий, негласных договоренностей с государством: «Вы делаете вид, что продолжаете строить коммунизм, но не лезете в нашу частную жизнь, наши югославские гарнитуры, японские магнитофоны и так далее, а мы за это делаем вид, что верим в коммунизм, ходим на партийные и профсоюзные собрания». То есть к тому времени уже победило вот это мещанство, и все вроде были довольны. А потом выяснилось, что все эти договоренности сломались об колено, потому что рухнуло все. Рухнула страна, рухнул маленький мирок, который каждый себе обустраивал, рухнула надежда на то, что квартиры будут у всех и у каждого за бесплатно и так далее. И как раз накануне этих событий появился огромный новый город, со своей инфраструктурой, своей идеологией. Город был с нуля почти на 90% построен, начиная с 1974 года и до середины 80-х, когда он пришел к нынешним масштабам. С нескольких десятков тысяч жителей он вырос до полумиллионника.
– Челнинцы вспоминают 90-е годы с содроганием. В романе вы отражаете эту катастрофическую ситуацию?
– Катастрофической она не была, и не была уникальной. Такая ситуация была свойственна всем индустриальным моногородам, которые стремительно возникали, куда нагонялось много народу из других областей. Огромные толпы людей в городах, очень слабо обеспеченных инфраструктурой… Хотя надо отдать должное властям Челнов и Татарстана, советской власти, которая активно заботилась о том, чтобы в первую очередь молодежь занять чем-то. Куча кружков, секций возникала (и это все есть в романе). Но у молодых людей всегда свои представления о том, что круто, а что нет, и они на уровне генотипа, что ли, сбиваются в стаи и защищают свою территорию. Поэтому в этом плане Челны не являются оригинальными. Похожая ситуация была и в Чебоксарах, и в Нижнем Новгороде, и в Улан-Удэ, и в Москве: возникали группировки, которые занимались тем, что дрались стенка на стенку, обустраивали свой быт, исходя из каких-то пацанских представлений и прочего.
– Да, группировки формировались и в других городах. Но «Город Брежнев» – не первая книга, в которой (наряду с другими сюжетными линиями) описывается криминальная обстановка, возникшая именно здесь, в Челнах.
– Челны уникальны тем, что весь город был спальным районом. В других крупных состоявшихся городах это было свойственно только окраинам, и эти окраины могли «пальцеваться». Но вместе с этим там есть исторический центр, на который можно было ориентироваться. Окраины видят, что горожане живут по-другому, и они сами в итоге приспосабливаются или, как правило, вырастают и становятся нормальными. А Челнам в этом плане не на что было равняться, потому что исторического центра как такового не было. Поселок ГЭС, Сидоровка, ЗЯБ – они не сильно старше Нового города. Было с XVI века ведущее свою историю село, но к моменту моего взросления его уже не существовало. Да и не все знали, что оно вообще раньше было, что мы, оказывается, такой древний населенный пункт. Поэтому не на что было ориентироваться, и весь город понимал, что нужно действовать по каким-то правилам и понятиям. А правила и понятия были только те, которые установило новое время. Либо это то, что исходит от школы, комитета комсомола и от райисполкома – что все дружными рядами в колоннах строят «КАМАЗ», сдают 100-тысячный грузовик к 26-му съезду, спешно достраивают трамвайные пути, и вообще все зашибись (но это было неинтересно). Либо это реальная жизнь, которая кипела на улицах, в комплексах, в Ташкенте, который упомянут в тексте.
«МНОГИЕ МОИ ДРУЗЬЯ, КОТОРЫЕ БЫЛИ И УМНЕЕ МЕНЯ, И СМЕЛЕЕ, И БЫСТРЕЕ, И БОЙЦАМИ БЫЛИ, НЕ ДОЖИЛИ ДО ЭТОГО ДНЯ»
– Насколько реальны описываемые в романе события, места, люди? Могут ли челнинцы проследить конкретные локации, узнать какие-то места?
– Несмотря на то, что текст строится на конкретных воспоминаниях, людях, событиях, у меня все тщательно перетасовано. Нет ни одного события, про которое можно было бы уверенно сказать, что оно действительно было там и тогда. Оно было, но не там. Оно там, но не было. У меня там даже литейный завод разделен на две части – на чугунолитейный и сталелитейный, чего вообще не было в истории никогда. Это авторская выдумка. Как и весь роман, в общем-то.
– Кто главные герои «Города Брежнева»?
– Главный герой – подросток Артур Вафин. В некоторых частях книги он уходит на задний план и может вообще не упоминаться, но, по большому счету, события разворачиваются вокруг Артура – его семьи, его учителей, наставников, друзей и знакомых. Чуть меньше половины повествования идет от лица Артура, его глазами мы смотрим на то, что происходит вокруг. В остальных частях – от лица кого-то из взрослых: отца, матери, бывшего вожатого, а ныне – наставника. То есть назвать произведение романом о взрослении одного конкретного подростка невозможно, но романом взросления в целом назвать книгу можно: кто-то взрослеет, кто-то стареет, кто-то уходит из жизни. Мне показалось, что получился достаточно репрезентативный срез, потому что среди героев романа есть и камазовцы, и их дети, есть люди, которые работают на соцкультобъектах, есть партийные работники, комсомольцы, представители других городов.
– Можно ли сказать, что Артура вы срисовали с себя самого? И есть ли реальные прототипы у других героев? Может быть, это ваши друзья…
– Да, конечно. Как говорил товарищ Толстой, выдумать можно все, кроме психологии. А если я пишу про конкретное время, зачем же мне придумывать что-то? Я сам в это время жил, как и мои друзья, знакомые, родственники. Большая часть людей срисована именно с настоящих челнинцев. Но я старался все-таки миксовать. Ни один человек не является стопроцентным прототипом конкретного героя. У каждого из них два–три и больше прототипов. Многие черты у главного героя взяты от меня. Какие-то попытки заниматься в радиокружке, дзюдо, походы на дискачи в школе – это срисовано с меня, с моих друзей. Больше с друзей, конечно. Артур Вафин – парень сильный, красивый, драться здорово научился. Это ко мне как раз не относится.
– То есть вы не дрались в подворотнях? Какие воспоминания у вас остались о том времени? Чем увлекались?
– Я был скорее книжный мальчик, причем довольно болезненный, это было взаимосвязано. Книжным я стал, потому что много болел, лежал в больнице. А чем в больнице заниматься, кроме как читать книжки? Дворовую жизнь я застал абсолютно по касательной. Стенка на стенку не дрался уж точно никогда. Само собой какие-то драки были и тогда, и позднее, когда я уже в Казань перебрался, и швы накладывали – все как положено, в общем. Но похвастаться каким-то значительным боевым опытом, а тем более победным, я, к сожалению или к счастью, не могу. Может, оно и к лучшему, потому что очень многие мои друзья, которые были и умнее меня, и смелее, и быстрее, и бойцами были, не дожили до этого дня, что является для меня поводом для большой тоски, а для всей страны – большой потерей.
– В прологе вы в таких подробностях передаете состояние главного героя после ранения, как будто пережили это сами.
– Во-первых, у меня у самого были ситуации, которые не хочется переживать заново, но они вспоминаются. Во-вторых, это обычная литературная работа: надо вспомнить, представить, понять, поставить себя на место и максимально точно, не срываясь в фальшь, не срываясь в героизм и какие-то вещи, не связанные с правдой жизни, все это рассказать. Я попытался. Получилось или нет – судить читателю.
«НЕКОТОРЫЕ ЧИТАТЕЛИ МЛАДШЕ МЕНЯ ГОВОРИЛИ: «БЛИН, НУ ВСЕ, КАК СЕЙЧАС» – «ПОГОДИ, ВСЕ ЖЕ ПО-ДРУГОМУ!» – «НЕТ. ТЫ НЕ ШАРИШЬ. НИЧЕГО НЕ МЕНЯЕТСЯ»
– Как восприняли роман издатели? Насколько в принципе может быть интересен роман о Набережных Челнах российскому читателю?
– Они восприняли текст довольно позитивно. Это питерское издательство «Азбука». По-моему, лучшее в России. На самом деле действие книги могло происходить в Москве, на Марсе, в Индии – это не важно, потому что все люди по большому счету более или менее одинаковые. Вопрос в том, насколько удается зацепить читателя, задеть резонирующую струну в его душе. А я залез в эту слепую зону, в 80-е годы, в моногород, в каких на самом деле очень многие читатели выросли. Многие наши современники либо жили, либо были, либо проезжали, либо слышали… Этот опыт так или иначе должен трогать струны души, про которые, может быть, многие и не знают. И я был удивлен тем, что некоторые читатели сильно младше меня (мне 45, человеку – 30 и даже меньше, он советские дела почти не застал), прочитав книгу, говорили: «Блин, ну все как сейчас». Я говорю: «Погоди, все же по-другому, ты что!». «Нет, – говорит. – Ты не шаришь. Ничего не меняется». Я стал смотреть и действительно, рифмы страшные. Наша страна в ссоре со всем миром, иностранцы не пускают спортсменов на Олимпиаду к нам, а наших не пускают к ним. Подтягивают американские ракеты к нашим границам, сбивается азиатский Boeing, мы вторгаемся в какую-то страну, про которую раньше никто вообще и не думал, знать не знал, что такая существует, а оказывается, она представляет собой стратегический интерес. Цены на нефть падают, вводятся санкции, ну и так далее.
– Получается, роман сейчас очень даже актуален…
– Да, конечно. Кстати, про санкции в романе отдельная глава есть, на мой взгляд, довольно интересная. Она целиком почти построена на документальных материалах и воспоминаниях участников. О том, как политический обозреватель центрального телевидения Юрий Жуков вез для литейного завода «КАМАЗа» в чемодане огнеупорные резиновые манжеты для манипуляторов печей. Администрация президента Рейгана применила санкции по отношению к Советскому Союзу после ввода войск в Афганистан, а почти все оборудование на «КАМАЗе» было импортным, привезенным из-за границы. В частности, печи были американскими, у них по регламенту нужно было каждые два–три года менять резиновые манжеты. И вот приходит очередной срок, а нам манжеты не отдают, говорят: «Извините, ребята, мы любые штрафы заплатим, но нам запрещено продавать вам их». И завод может встать. А если встает литейный завод, встает весь «КАМАЗ», за этим, как домино, падает большая автомобильная промышленность, связанная с производством большегрузов, и поставки в армию, поставки на село прекращаются. 120 тысяч человек, живущих и работающих на заводе, остаются без работы, ну, в общем, ужас-ужас. И вот, наши дипломаты (я подозреваю, что еще и разведчики, и прочие) какими-то правдами и неправдами добывали эти резинки, выкупали… И политический обозреватель Жуков вез их срочно-срочно из Нью-Йорка в Москву, в Москве его встречали представители дирекции «КАМАЗа», перехватывали чемодан, бежали в аэропорт, на камазовском самолете доставляли их в Челны, ставили, и литейный завод продолжал работать.
– То есть это реальная история?
– Это реальная история, но ее мало кто знает. Вообще, история «КАМАЗа» дико интересная, какие-то моменты меня самого приводили в шок, хотя, казалось бы, я сам 15 лет здесь прожил, на «КАМАЗе» поработал, но я про это даже не слышал, а раскопал во время подготовки к роману. Многое, конечно, отразить не удалось, нельзя давать все, что знаешь, в книжку – она получится плохая.
«ХОТЕЛ КОМПАКТНУЮ ПОВЕСТЬ ПРО ДЕТСТВО В ЧЕЛНАХ. ПОТОМ ПОНЯЛ, ЧТО НЕБОЛЬШИМ ТЕКСТОМ НЕ ОТДЕЛАЕШЬСЯ, И МЕНЯ ЭТО СТРАШНО ПУГАЛО»
– Шамиль, были ли другие варианты для названия романа?
– Нет, не было. У многих книг названия придумываются сразу и отражают суть. «Город Брежнев» – это четкий хронотоп. В книге описано именно это место, именно это время. Челны ведь назывались Брежневым всего шесть лет – в 1982 по 1988 год.
– А варианты обложки? Сейчас на ней обнимающаяся молодая пара. Насколько это вообще отражает суть?
– Обложку довольно долго придумывали. Два или три месяца был затык. Концепт был придуман, он мне очень нравился. Раскрою секрет, идея была следующая. Наверное, в каждой челнинской семье есть большая чугунная или алюминиевая медаль, здоровая такая неуклюжая блямба на килограмм–полтора от литейного завода, прессово-рамного, кузнечного, отлитая к годовщине, юбилею, конференции. Предполагалась обложка с использованием этой медали, но на стадии реализации она не прошла. Стали придумывать другие варианты. Художник издательства нашел фотографию тех лет замечательного мастера Юрия Абрамочкина, знаменитого фоторепортера, который снимал Гагарина, Хрущева, Брежнева, Boney M. на Красной площади… чего только не снимал. Одну из его работ удалось найти художнику. Когда я увидел этот снимок, сердце нехорошо екнуло, потому что я не так себе представлял Артура. А потом полсекунды прошло, и меня как теплой волной окатило – оно! То самое, та эпоха, те люди, те лица.
– Как долго шла работа над романом?
– Очень долго. Изначально я хотел написать сравнительно компактную повесть про детство в Челнах. Потом меня все время что-то отвлекало, потом я начал понимать, что небольшим текстом не отделаешься, нужно что-то большее, и меня это страшно пугало. Всякий раз, как появлялась возможность, я откладывал работу над текстом. Но совесть брала свое, и я садился писать. Так продолжалось более 10 лет. Пролог был написан в 2004 году. Весь сюжет, вся интрига была придумана уже тогда (а сюжет довольно жесткий, и интриг там несколько, они завешены плотно, на первых порах можно даже запутаться, наверное, но потом все становится понятно). Года три назад я понял, что, если не возьмусь за текст, я не добью его уже никогда. Текст получился довольно большой, в книжке 700 страниц. Это реально толстая книжка. Самое объемное, что было мной написано. При этом пришлось изучать кучу материалов, документов, разговаривать с родственниками, родителями…
– А сейчас вы часто бываете в Набережных Челнах? Приезжали для того, чтобы набрать материал?
– Я за последние 10 лет был в Челнах, к сожалению, всего один раз. Когда была жива моя бабушка. Я понял, что надо ее увидеть. Находился в Казани в командировке, съездил в Челны буквально на два часа. Я увидел, что город, его костяк, остался таким же, каким я его запомнил. Меня это приятно удивило – он каким был просторным, зеленым и чистым, таким и остался. Единственное – торговые центры на всех перекрестках добавились, но это не очень страшно, наверное. Есть известные строки о том, что «никогда не возвращайся в прежние места». Меня, по крайней мере, краткое возвращение в прежние места совершенно не огорчило и не обескуражило. Мне понравилось.
Анна Перебаскина
Вернуться к списку интервью
