Проект «Симптомы современной прозы», 2 октября 2022
Интервью с Шамилем Идиатуллиным в рамках проекта «Симптомы современной прозы»
Писатель, легко блуждающий от хоррора до исторического романа, от детской литературы до автофикшна. Наверное, можно говорить, что просто есть такой жанр — Идиатуллин.
— Ваш читатель, кто он?
— Базово — я сам. Иногда такой, как есть, иногда сферический в вакууме: например, когда пишу детскую повесть, пытаюсь исходить из того, за какой текст я в 12 лет зуб бы отдал. Остальные читатели — это незапланированное счастье и всякий раз любовь, которая нагрянула нечаянно и которую я вроде бы не заслужил. В начале литературного пути я исходил из того, что пишу для начитанных мужиков‑технарей, ценящих и острый сюжет, и изощренную психологию. Но вскоре выяснилось, что оценят меня преимущественно прекрасные дамы с филологическим образованием и даже ученой степенью. Сперва я перепугался — теперь горжусь.
— Насколько изменилась бы ваша жизнь, если приходилось бы, как когда‑то, печатать на машинке, подавать в журналы и издательства первый экземпляр на специальной бумаге?
— Скорее всего, я остался бы неопубликованным. Мой первый роман проигнорировали первые 13 или 14 издательств, в которые я обратился. Вряд ли у меня хватило бы упорства и упоротости печатать 15 экземпляров самому, а тем более денег, чтобы платить за такое машинисткам.
— Раньше читали книги при свечах, сосредоточившись: пойду‑ка именно почитать. А не между делом: пролистать бы что‑то между станциями в метро. Как изменение алгоритма чтения отражается на том, что вы создаете?
— Наверное, никак. Я предпочитаю читать книги, от которых невозможно оторваться, пока не добьешь, а потом невозможно выбросить из головы хотя бы день‑два, так, что тянет перечитать немедленно или чуть погодя. И писать пытаюсь так же. Я даже «Возвращение „Пионера“», сразу заточенное под формат книжного сериала, публикуемого по куску в неделю, писал ровно так же, за что мне прилетело от многих читателей, страдавших от сенсорной ломки. И работать по‑другому я не вижу смысла.
— С чем связано то, что современный автор куда меньше бережет читателя? На том, что не так давно уходило в область умолчания, сегодня в литературе — акцент. Читатель стал более терпелив?
— В этом смысл искусства вообще, и особенно литературы. Она нервное окончание общественного животного, строго для этого и отращенное в процессе эволюции. Если рецептор не орет о боли, человек и общество будут продолжать опасные или самоубийственные вещи, не обращая внимания на то, что рука уже обуглена до локтя или голова почти откушена. Надо орать.
— Обратное. Читатель стал более требователен к правам и этике. Вы это учитываете?
— Я учитываю ужесточение собственных подходов к этим вопросам. Последние годы и последние события показывают, что именно снисходительное отношение к праву и этике вместе с отсутствием эмпатии становятся основой строительства ада поверх наших домов. Поэтому смешки и раздражение по поводу прав, свобод, повесточки и чуждых влияний для меня давно стали маркером типа запаха серы: о, шайтан полез, сейчас будет обосновывать необходимость убивать и ущемлять.
— Его величество маркетинг, как он изменил писательское ремесло (конечно же, не творчество) в вашем случае?
— Вроде никак. Я добиваю десятый роман и не вижу принципиальной разницы между работой над ним и работой над первым, третьим или седьмым. Выступать, гастролировать и давать интервью мне, конечно, приходится в разы больше, чем десять и тем более 15 лет назад, но это все‑таки часть не столько писательского, сколько издательского, что ли, ремесла, одним из инструментов которого я добровольно выступаю, исходя, понятно, из собственных интересов.
— Каковы главные болезни современного текста?
— Современный текст очень разнообразен и не подвержен единому дисквалифицирующему пороку. Во многих текстах мне не хватает точности слова и готовности правдиво и интересно рассказывать про меня здесь и сейчас. К счастью, многие тексты более чем полностью отвечают моим представлениям о прекрасном и делают меня счастливым, и пока таких текстов больше, чем я успеваю читать.
ШОРТ:
— Люди меняются: да или нет?
— Да.
— Авторы становятся искуснее: да или нет?
— Кто как, простите.
— Расставьте по убыванию силы воздействия словоцентричные жанры.
— Сериалы, компьютерные игры (для аудитории младше 30 лет игры важнее сериалов), кино, литература, театр.
