«Эта фантастическая война»
Сокращенная версия опубликована в журнале «Власть» 2 апреля 2007 года
В конце марта литературная конференция по фантастике «Роскон» пришла к выводу, что только фантасты могут спасти великую русскую литературу от загнивания и гибели. Наиболее титулованные представители цеха объявили о необходимости ребрэндинга, который сорвет с фантастики ярлык подросткового чтива про роботов и покажет миллионам читателей, как на самом выглядит качественная и интересная литература на русском языке. Фантасты, одно слово.
Год лемминга
Великая русская литература потерялась как-то внезапно. Последний век ее хоронили вместе с каждым крупным прозаиком и поэтом, но всякий раз обнаруживалось еще несколько человек, способных каждый по-своему, но чисто и мощно ответить на проклятые русские вопросы. Конвертируемую репутацию России как литературного центра Вселенной удавалось поддерживать даже в самые свирепые, затхлые и нищие времена. В сытые нулевые годы поддерживать вдруг оказалось нечего. С количественной точки зрения продолжился неумолимый прогресс: в России издается все больше книг, прибавляется литературных премий, маститые писатели ведут телепередачи и не сходят с глянцевых страниц, к читателю прорываются новые авторы, некоторые с мегабестселлерами. Но к художественному мейнстриму бурное развитие рынка отношения не имеет. Популярность наращивает не хорошая проза с поэзией и даже не non fiction, способный помериться импозантностью с благородным вымыслом, а остросюжетный или гламурный трэш. А поле качественной литературы катастрофически сужается, теряя последних читателей.
В прошлом году это привело к анекдотическому распределению статусных литпремий: их получили писатели, входящие в жюри других премий, авторы серии ЖЗЛ либо литераторы, которых по-хорошему надо было наградить лет 10, а то и 40 назад, но все как-то руки не доходили. Такую моду ввел Владимир Путин, к 2005 году решивший отмечать Госпремией в области литературы и искусства не россыпь передовиков, а всего троих избранных. Первым лауреатом стала живой классик Белла Ахмадулина, годом позже Путин предпочел вообще обойти литераторов вниманием.
Писательская элита, привыкшая трубить тревогу по поводу гибели нашего всего, встретила новую эпоху спокойно. Возможно, потому, что к середине нулевых годов государство восстановило опеку над творческой интеллигенцией: писателям обеспечивается издание скучноватых книг, ведомственные премии, неплохие гонорары и поездки на семинары, в том числе зарубежные. При этом власти не суются в творческие и финансовые вопросы, не мешают переводимым авторам подпитываться западными грантами, и даже обещают скорое возвращение госзаказа. Который, конечно, может свести влиятельность интеллектуальной литературы к абсолютному нулю.
Против этого уютного растворения неожиданно решили выступить фантасты, выбравшие, впрочем, очень удачный момент. Год назад влиятельность маститых беллетристов была еще заметна, а представители жанровой прозы считались безнадежными маргиналами. Теперь ситуация вывернулась наизнанку: большинство заметных деятелей интеллектуальной литературы пишет вполне форматную фантастику (Владимир Сорокин, Павел Крусанов, Дмитрий Липскеров), а записные фантасты становятся номинантами и обладателями основных литературных премий. Эти обладатели и констатировали в ходе «Роскона», что мейнстрим мертв, а великая русская литература жива — благодаря фантастике.
Дом скитальцев
Московский «Роскон» входит в пятерку отечественных конвентов — ежегодных конгрессов любителей фантастики. Конвенты устраиваются по всему миру и, в принципе, слабо отличаются от фестивалей двойников Элвиса Пресли, поскольку собирают толпы фриков в костюмах Дарта Вейдера и маленьких зеленых человечков. В литературоцентричной России все иначе. Конвенты, как и всю форматную фантастику, опекает так называемый фэндом — сплоченное многотысячное движение писателей и читателей, зародившееся четверть века назад в действовавших по всему Союзу клубах любителей фантастики. Фэнов объединял вызванный литературным дефицитом сенсорный голод, любовь к Стругацким и презрение к официальным издательствам и структурам, печатающим вместо Стругацких комсомольских функционеров. КЛФ и рок-клубы, возникавшие тогда же со схожим размахом, оказались самым распространенным контркультурным явлением 80-х — к неудовольствию властей и правоохранительных органов (фэны, в отличие от рокеров, были тихими, но увлекались самиздатом, англоязычными текстами, предосудительной перепиской, и вообще, по известному афоризму тех лет, «Фантастика — это или антисоветчина, или дерьмо»). Сознание членов клуба постепенно замещалось биполярным миром: для продвинутого рокера вся музыка делилась на классный рок (включая скоморошье камлание из «Андрея Рублева» и Шнитке) и гнусную попсу, а для фэна — на качественную фантастику (включая Пушкина с Гоголем и Булгакова с Маркесом) и некачественные подделки под нее. Но рок-н-ролл умер, а фэндом выжил. За 25 лет базовые принципы не изменились, разве что теперь главным объектом презрения фэндома стала так называемая Боллитра (большая литература) — мейнстрим, по мнению фэнов, вялый, далекий от интересов читателей и в подметки не годящийся хорошей социально-психологической фантастике. Инвективы в адрес Боллитры стали такой же неотъемлемой частью любого конвента, как награждение лучшего романа года или еженощная сокрушительная пьянка. Инвективами дело и ограничивалось. Тем неожиданнее стала жесткая постановка вопроса: «Боллитра подыхает и готова целиком увлечь за собой явление «Великая русская литература» — и спасти это явление можем только мы».
Лауреат «Русского Букера-2006» Ольга Славникова, оказавшаяся «засланцем» фэндома в штаб мейнстрима, организовала круглый стол с неброским названием «Фантастика и мейнстрим: границ больше нет?», в ходе которого предполагалось обсудить «вопросы развития «интеллектуальной фантастики», расположенной на границе жанровой литературы и «высокой» словесности». Но по сути Славникова изложила план переворота, в ходе которого интеллектуальная фантастика должна свергнуть с пьедестала Боллитру, превратившуюся в междусобойчик и потерявшую интерес читателя вместе с тиражами. Для этого, по мнению букеровского лауреата, необходимо провести ребрэндинг фантастики, скомпрометированной в глазах широкого читателя дикими обложками и родством с детскими книжками про атомные трактора и звездные войны с драконами. Новое определение для книг Аркадия и Бориса Стругацких, Андрея Лазарчука и Олега Дивова пока не придумано: бегло обсудив несколько вариантов (меннипея, нереалистическая литература, фикшн, авангард, лучшее, окололитература, неформат), Славникова уточнила, что выбор имени — «дело очень сильной группы, которая, может, образуется после этого разговора и займется выработкой маркетинговой стратегии». Начать она предложила с создания академично оформленных книжной серии и толстого литературного журнала. Импозантные скучные обложки, очевидно, должны привлечь консервативную публику, а хорошо написанные тексты с актуальными острыми сюжетами — широкого читателя, в котором желание прослыть интеллектуалом борется с нежеланием читать нудную прозу. При этом неисчерпаемость авторских ресурсов гарантирована не только грандиозностью фэндома и рынка фантастической литературы в целом (в прошлом году в России было опубликовано 1262 наименований отечественной фантастики тиражом 16 млн экземпляров, в том числе 548 новых романов), но и постоянным подсасыванием талантливой молодежи из премии «Дебют» (ее координирует Славникова, уже учредившая фантастическую номинацию соревнования).
Дерни за веревочку
Деловой поворот темы вдохновил деятелей фэндома, принявшихся обсуждать фантастические поджанры, достойные рестарта под новым названием, методы нейтрализации графоманов, а также рубрикацию и способы распространения журнала. Но тут неожиданный отпор букеровскому лауреату дал другой «свой среди чужих», обладатель премии «Большая книга-2006» Дмитрий Быков. Он выдал логически и стилистически безупречную речь во славу жанру. В тусклом пересказе заявление сводится к следующему: фантастика оправдала существование советской и постсоветской литературы, о ее благополучии свидетельствуют растущие тиражи и народная любовь, а о душевном здоровье — товарищеская обстановка в фэндоме, не свойственная никакому другому творческому объединению. Только этим и объясняется злопыхательство представителей мейнстрима, со дна зловонных ям закидывающих калом счастливых конкурентов. Но злопыхательство не отменит того факта, что сидящий справа от меня фантаст Михаил Успенский является сегодня лучшим и тончайшим стилистом русской литературы, сидящий слева фантаст Андрей Лазарчук — лучшим разработчиком характеров, а фантаст Михаил Веллер — лучшим построителем сюжетов. Мейнстрим сам подписал себе приговор, а наша задача продолжать честно работать на благо великой литературы, не отвлекаясь на переименования и прочую суету, аминь.
Выступление Быкова легло толстым слоем бальзама на коллективную душу фэндома. Он давно объясняет любые (нечастые) успехи мейнстрима малограмотностью аудитории, с восторгом принимающей из рук «боллитровых» авторов позавчерашние темы и сюжеты. Скажем, одно время популярно было подсчитывать произведения, на заимствованиях из которых строится слава романа Татьяны Толстой «Кысь». Немногочисленные космополиты утверждали, что книжка списана с «Отклонения от нормы» Джона Уиндема, а патриоты настаивали на отечественном происхождении коктейля, в котором прихотливо смешались языковые и сюжетные находки «Улитки на склоне» Стругацких, «Там, где нас нет» Михаила Успенского, «Катали мы ваше солнце» и «Алой ауры протопарторга» Евгения Лукина, а также (совсем неожиданное открытие) «Стрел Перуна с разделяющимися боеголовками» Юрия Брайдера и Николая Чадовича. Естественно, этого сходства не усмотрел ни элитарный, а за ним и массовый читатель, ни жюри премии «Триумф», признавшее «Кысь» лучшим романом 2000 года. Забавно, что в прошлом году примерно такой же эксперимент в который уже раз проделал Дмитрий Быков, при всей вписанности в фэндом считающийся представителем мейнстрима. Он густо насытил текст своего opus magnum, прозаической поэмы «ЖД», реминисценциями и аллюзиями на незнакомые широкому читателю, но прекрасно известные фэнам произведения русской фантастики (от Лазарчука с Лукиным до Александра Мирера с Владиславом Крапивиным). Опыт внедрения базовых элементов отечественной фантастики в подкорку не чуявших подвоха потребителей можно считать успешным. Правда, «Большую книгу» Быков получил не за «ЖД», а за «Бориса Пастернака» — но все-таки с намеком на совокупность заслуг.
Неудивительно, что фантасты, по ходу выступления Дмитрия Быкова на круглом столе заметно приосанившиеся, сорвались в бурные аплодисментами. Это не помешало им быстро вернуться к обсуждению этапов великого ребрэндинга. Имеющего совсем немного шансов на успех.
Оружие возмездия
Формально предложение Ольги Славниковой выглядит не то что обоснованным, а исторически неизбежным и обреченным на успех. В первую очередь потому, что по всей вселенной ширится шествие Года русского языка, в развитие которого Кремль готов вкладывать все, что возможно. При этом текущая литературная жизнь, а также встречи президента Владимира Путина и его соратников с инженерами человеческих душ демонстрируют разброд и уныние, царящие в инженерных войсках. Их выживание до последнего времени обеспечивали западные гранты, что позволяло мэтрам не бояться, как Достоевский, читательского равнодушия, и не ворошить газеты в поисках сюжетов для нетленок. Между тем, известно отношение Кремля к западным грантам вообще и их реципиентам в особенности. Впрочем, конкурентоспособными выглядят не только без малого общинная спаянность и самурайские привычки фантастов (писать в стол и пробавляться новеллизациями фильмов, лишь бы не кланяться барину), но и дееспособность. Привычное превосходство фантастов над мейнстримом в тиражах приобрело совсем уже неприличный характер. Огромную роль в этом сыграл кинематограф и лично Сергей Лукьяненко. Его «Дозоры» паровозом тянут за собой сразу нескольких авторов, книги которых ушлый издатель оформляет «под Лукьяненко». Повторить этот трюк не рискует никто — личная серия той же Марии Семеновой, автора «Волкодава», другими авторами не разбавляется. Пока.
Конечно, фильмы фильмам рознь. Допустим, Стругацкие экранизировались многократно, но ни культовый «Сталкер», ни любимые народом «Чародеи» не оказали никакого влияния на продажи книг — их покупали независимо от кино и вопреки ему. Новейшая экранизация давней диссидентской повести «Гадкие лебеди», практически лишенная проката и фестивальных показов несмотря даже на публичное заступничество Михаила Горбачева, не принесла дивидендов ни режиссеру, ни сценаристу, известному ученику Стругацких Вячеславу Рыбакову. Вряд ли скажется на книжных продажах и киновариант культовой повести «Трудно быть богом», седьмой год мучительно доделываемый Алексеем Германом. Зато следующая экранизация Стругацких должна обеспечить вспышку массового интереса к книгам отцов-основателей качественной российской и советской фантастики: Федор Бондарчук наконец собрал $30 млн и приступил к съемкам двухчастевого, как теперь принято, блокбастера по жесткой антиутопии «Обитаемый остров».
Профессионалам давно известны потенциал и многоукладность фэндома: именно фантасты, в том числе расставшиеся с родным цехом, обеспечивали литоснову для коммерческих прорывов отечественного кинематографа: авторы книг «Русский транзит», «Антикиллер», «Охота на пиранью» и «Охота на изюбря» начинали как вполне традиционные фантасты. На семинарах молодых фантастов стартовали карьеры самого раскрученного писателя современности Виктора Пелевина и самого раскручиваемого Алексея Иванова. Их опыт, кстати, подтверждает коммерческую оправданность постановки вопроса о ребрэндинге: перейдя из категории «фантастика» в категорию «интеллектуальный бестселлер», книги Пелевина и Иванова увеличивали стоимость в полтора-два раза, тиражи — в десятки раз (а этическая фантастика того же Вячеслава Рыбакова продается куда хуже назидательных утопий придуманного им «еврокитайского гуманиста» Хольма ван Зайчика).
Аналогичный фокус российские издатели в массовом порядке проделывают с западными авторами: толстенный сборник мастера психоделики Филиппа Дика под шапкой «Классика мировой фантастики» оценивается издателем скромнее, чем повесть из этого сборника, изданная отдельно в серии «Альтернатива». Но российские фантасты в подобные серии не попадают. Что стало основным поводом для разговоров о ребрэндинге.
Молодые и сильные выживут
Фэндому не хватало только официального признания — в весомом и грубом виде статусных премий. 2006 год, увенчавший Славникову и Быкова, с недостатком покончил, подтвердив вроде бы реальность фантастических претензий на литературное господство. Но фантастика, похоже, останется фантастикой.
Беда фантастов не только в том, что представители власти, как все нормальные люди, научились гордиться любовью к Beatles и Deep Purple, но не научились признаваться в любви к «низким» жанрам — соответственно, фантастам не следует ждать от них поддержки, обещанной рок-музыкантам, театральным деятелям или молодым литераторам. Беда даже не в том, что русская фантастика стареет, а молодая шпана не спешит стереть с лица земли мэтров, год за годом берущих главные призы на конвентах — к немалому сожалению триумфаторов. Беда в том, что смена брэнда не нужна ни одной из сил, определяющих облик и параметры рынка фантастики.
Она не нужна состоявшимся писателям (несостоявшихся никто не спрашивает). По разным причинам — одних вполне устраивает статус лидера, который в случае реформирования отрасли придется подтверждать, другим западло на старости лет отказываться от самурайских принципов.
Она не нужна издателям, которые извлекают максимальную прибыль из нынешнего положения. Многотиражный и крупногонорарный Пелевин возможен только как вершина пищевой пирамиды, состоящей из сотен малогонорарных неприхотливых непелевиных, дважды в год издающих тиражом 5-8 тыс. экземпляров романы про звездные войны и спецназовцев в королевстве драконов. Заполучить еще одного или двух пелевиных не откажется никто. Под несколько десятков пелевиных придется кардинально перестраивать весь бизнес, что хлопотно и совсем не гарантирует нынешних доходов.
Она не нужна читателям, одни из которых привыкли читать преимущественно фантастику, помногу и без лишних трат, другие привыкли фантастику не читать. Установившиеся привычки ломать непросто.
По большому счету, анонимная пока ниша интеллектуального бестселлера нужна только молодым талантливым авторам (в фэндоме это, кстати, предельно издевательская аттестация), имеющим все потенции хорошего фантаста, но не засветившимся пока в этом качестве. В нынешних условиях узкоколейный путь к вершине пищевой пирамиды отнимет у них несколько лет — а попадание в маркетинговый опрыскиватель нового брэнда позволит проснуться знаменитым и не спать потом очень долго.
Но для такого спасения великой русской литературы не нужен ребрэндинг фантастики. Нужны не очень большие деньги, хороший маркетинг и устойчивый канал поступления приличных авторов. Каковым, в принципе, является премия «Дебют». В общем, не исключено, что скоро у фэндома появится новый сильный враг.
ИНТЕРВЬЮ
Ольга Славникова, писатель, лауреат премии «Русский Букер-2006» (за роман «2017»), координатор литературной премии «Дебют»
— Вы позиционируетесь критиками и издателями как мейнстримовский автор, который никакого отношения к маргиналам-фантастам не имеет. Странно, что вы вообще появились здесь – еще страннее, что вы выступаете инициатором революционного ребрэндинга.
— В свое время газета «Книжный клуб», которой я руководила в Екатеринбурге, взяла на себя проведение знаменитых фестивалей фантастики «Аэлита», которые едва не погибли в связи с приостановкой журнала «Уральский следопыт». Теперь из-за занятости я, к сожалению, не могу быть завсегдатаем подобных конвентов, но остаюсь преданным читателем фантастики. Я предлагаю именно ребрэндинг топа той фантастики, которая является серьезной литературой и, к сожалению, позиционируется издательствами наряду с чисто коммерческими явлениями. Эта литературная линия способна стать активной животворящей силой для всей русской литературы. Но могу сказать, что просто-напросто не укладывается в головах, скажем, у спонсоров, что, когда мы говорим о молодых писателях, речь не о «детской песочнице», а о перезагрузке проекта, который называется «Великая русская литература». Есть разница между «делать» и «сделать». Чтобы сделать, нужны действительно большие инвестиции. Хотя на фоне инвестиций в политические молодежные организации это весьма скромные бюджеты.
— Какой толчок должен стать первым?
— Я над этим думаю уже много лет. Нужно найти то звено, за которое можно вытянуть всю цепь. Возможно, это некая книжная серия и журнал — если бы удалось достать деньги. Поскольку идея еще не реализовывалась, я пока не вижу камней, на которые мы непременно натолкнемся, когда начнем. Может быть, и не получится, но, по крайней мере, надо пробовать несколько форм. Лично я могу поговорить с издательством «Вагриус» о возможностях некоего книжного проекта как раз в том формате, о котором мы говорим. А вообще – к сожалению, я не смогу сформировать ядро менеджмента. Не моя эта задача.
— Допустим, все будет хорошо и лидер найдется – каким вы видите результаты этого проекта?
— Я вижу результатом в не очень далеком будущем появление мировых бестселлеров, изначально написанных по-русски.
Михаил Успенский, писатель, обладатель основных фантастических и юмористических премий
— Вам ближе подход Славниковой или Быкова?
— Все сама жизнь расставит на свои места. Если уж на то пошло, надо говорить не о том, какая ветвь будет преобладать, а сохранится ли книга как явление. А язык и литературу бессмысленно регулировать — законами или иными способами. В этом году 548 романов в списке «Роскона». Ну может, из них 2-3 приличных – это хорошо еще. Потому что качество растет из количества, рано или поздно это даст достойный результат. А искусственно кого ни объявляй самым главным – ну вот объявляли деревенскую прозу, что от нее осталось? Несколько книг. А ущемленными мы себя не чувствуем.
— И совсем нет обидки, что вот Быков называет вас тончайшим стилистом, а толстые журналы и критика об этом и не слышали?
— Я знаю одно: сколько ни старайся, а писать будут о Сорокине. Это я — сам не помню, люди потом пересказали — сказал на одном из банкетов японцу, который совсем уже в хлам был: сколько ни пей, русским не станешь. Вот так же и тут.
Андрей Лазарчук, писатель, обладатель основных российских, а также ряда европейских фантастических премий
— Вы с кем согласны: со Славниковой или с Быковым?
— Быков у меня вообще-то с языка снял просто-напросто. Я бы сказал так: мы здесь собрались и уподобились ЦРУ, которое в 89-м, по-моему, году обсуждало план разрушения СССР с прицелом на 50 лет. Мы решили слиться с большой литературой, Славникова решила, что мы должны ее оплодотворить. У меня такое личное ощущение, что Боллитре осталось 3-5 лет от силы протянуть. Потом сдохнет окончательно и все станет на свои места.
— Она может сдохнуть с литературой как таковой, уступив место распечаткам блогов и трэшу.
— Да нет, не до такой степени. Представители Боллитры сами залезли в гетто, между собой там что-то решают, кто из них самый великий, издаются за какие-то спонсорские деньги и так далее, то есть сами ушли в глубокую маргинализацию, и, видимо, этот вектор необратим. Через 5 лет мы обнаружим совершенно другую ситуацию: так называемая большая литература не существует, или существует только для себя, у нее нет читателей: журналы тиражом 10 экземпляров и т.д. Жалко-не жалко – я не знаю. Им нас было не жалко в свое время, поэтому нам их жалеть тоже как бы не пристало. Никто из них не умрет реально, они могут пойти на работу, подметать улицы, питаться подкожными отложениями – неважно. В конце концов, уехать за границу и там начать новую жизнь. Ситуация меняется, и меняется быстро и непредсказуемо.
— А не может случиться так, что они просто завершат свою трансформацию и будут называться фантастикой, а вы будете непонятно чем?
— Ну и хорошо. Пусть они называются фантастикой, пусть они найдут себе новое название.
— А вы себе искать новое название не должны?
— Мы не должны. На самом деле мы реально молча победили. Мы не пыхтели, не старались, просто молча писали, издавались, завоевывали читателя — и победили.
— А может, победил все-таки трэш, а проиграли и вы, и большая литература?
— В каком-то смысле, безусловно, победил трэш, но трэш победил во всем.
— По закону Старджона (знаменитая фраза американского фантаста «90% чего угодно — дерьмо», сказанная в ответ на реплику «90% фантастики — дерьмо». — «Власть»).
— Безусловно. Трэш внежанровое понятие, и говорить о его победе нельзя, потому что вот это соотношение 1:10 как было всегда, так и осталось. Другое дело, что поменялись какие-то внутренние очень трудно уловимые взаимоотношения и самооценка. Какое-то время назад была обида: почему, собственно говоря, наши тексты, которые решительно ничем не уступают, а по многим параметрам превосходят и т.д. и т.д. считается литературой второго сорта, а так называемой настоящей литературой считается то, что в наших глазах является, мягко говоря, черновиками прозы. Этот период прошел. То, что сказал Быков, оно так и состоялось. Он немножко эмоционально выразился, но таки да. Да, большая литература вот-вот сдохнет. То, что происходит в ней, это явление, наверное, близкое началу разложения плоти.
— А можно на фамильном уровне объяснить, что такое большая литература?
— Несколько имен: Толстая, Сорокин, Ерофеев и небольшая куча народа, которая около этих фамилий что-то получает, делит. Их совсем уже мало, и работают они не на читателя, а друг на друга и на грантодателя.
— На читателя работает Донцова.
— А это другое – это чисто коммерческое чтиво. Это не наш конкурент, она не противостоит, она работает в совершенно другой отрасли.
— Сорокина и других перечисленных авторов вы вполне четко воспринимаете как противника?
— Это неправильный термин. Скорее, я их воспринимаю как возможных когда-то коллег, которые предали дело.
— Какое?
— Русской литературы.
— Как они его предали?
— Они им стали торговать на внешнем рынке и в результате привели литературу к тому состоянию, в котором она сейчас находится: резкое истощение основного направления и отторжение от него, скорее, брезгливое, чем какое-либо, всех остальных, жанровых направлений.
— Вы сетовали на неудачу вашего детского проекта «Космополиты», изданного мимо аудитории. А Рыбаков придумал уходящий от фантастики проект, его стали раскручивать, пиарить – и вроде бы успешно. Быть может, Славникова в чем-то права – есть смысл ребрэндироваться и зайти с другой стороны?
— Мне это кажется немножко унизительным. Это как еврей в том анекдоте про баню: или крест сними, или трусы надень. То есть работаем как обычно.
Сергей Лукьяненко, писатель, обладатель основных фантастических премий России и Европы
— Славникова сказала, что необходим ребрэндинг фантастики, Быков сказал, что боллитра пускай гниет, а мы будем жить по-своему, Лазарчук сказал, что боллитра через 5 лет помрет сама, а Успенский сказал, что администрировать литературу бесполезно. Ваше мнение?
— Я совершенно согласен со всеми любимыми мною авторами.
— Они говорят разные вещи.
— И вы тоже правы. Моя позиция: оставьте литературу в покое, и большую литературу, и массовые жанры. Побеждает то, что жизнеспособно, то, что востребовано читателем.
— Читателем востребована Донцова.
— Значит, народу нужна Донцова. Успокойтесь, пока народ будет жить так, что ему хочется читать Донцову, он будет читать Донцову. Как только людям захочется читать что-то умнее и серьезнее, они будут читать то, что умнее и серьезнее.
— Проблему деградации вы здесь не видите?
— Я вижу проблему деградации, я не понимаю, как ее можно пытаться решать директивными методами. Если авторы так называемого мейнстрима, большой литературы, пишут скучно, неинтересно, депрессивно, и после этого удивляются, что и не читает массовый читатель, то они сами себе злобные буратино, вот и все.
— Считается, что фантастика отпугивает так называемого умного читателя, который полагает, что вся она сводится к Александру Беляеву и Ивану Ефремову.
— Если читатель умный, то он не считает, что фантастика — это Александр Беляев и Иван Ефремов. Хотя я не считаю, что для умного читателя грех почитать Ивана Ефремова, причем не только в юном возрасте – «Лезвие бритвы» и в зрелом возрасте было бы полезно.
— Хорошо, но Ефремов все-таки прочитан в детстве, а от современной фантастики отпугивают яркие обложки.
— Ну что я могу сказать про подобного умного читателя? Наверное, он не так умен, как хотел бы казаться.
Сергей Бережной, критик, главный редактор издательства Red Fish (ИД «Амфора»)
— Насколько реален ребрэндинг, предложенный Славниковой?
— Как представитель издательства сразу могу сказать: чтобы какое-нибудь издательство пошло на создание нового брэнда, должны создаться совершенно исключительные обстоятельства. Я сейчас таких обстоятельств не вижу — наоборот, все пытаются удержать инерцию. Создание нового брэнда — это достаточно дорогая задача. При этом сегодня, когда критики большой литературы говорят о фантастике, они имеют в виду поверхностные, устаревшие тексты, которые русской литературой в нынешнем понимании не являются вообще. Брэнд не то чтобы себя изжил – а опорочил. Поэтому и ставится задача создания нового брэнда. Такие попытки предпринимались несколько раз, в том числе, если помните, провозглашался так называемый турбореализм (под этот жанр критики пытались подвести Виктора Пелевина, Андрея Лазарчука, Владимира Покровского и Андрея Столярова. — «Власть»). Тогда это к сожалению, а может, и к счастью, кончилось ничем — ни авторы, ни читатели не были к этому готовы. Сейчас есть смысл подойти к этому как коммерческому проекту — но это не может быть проект одного издательства. Тот, кто это проект построит, должен задавать темп и снимать доходы с нового брэнда.
— Амфора или Red Fish могут быть таким паровозом?
— Мне кажется, нет. Я не обладаю достаточной информацией, но, с моей точки зрения, ресурсы издательства не позволят заняться раскруткой такого проекта.
— А гиганты: АСТ, «Эксмо»?
— Ситуация для АСТ и «Эксмо» складывается благоприятно из-за того, что они как раз управляют существующей инерцией. Мне кажется, вряд ли они возьмутся за создание новых брэндов отечественной фантастики, хотя оба издательства интересно работают в серии интеллектуальных бестселлеров зарубежной фантастики. Обратите внимание, что, имея возможность расширить круг за счет отечественных произведений, издатели этого не делают. Мне представляется, что это осознанная политика. Славникова упоминала, что «Вагриус», возможно, возьмется за такой проект. Мне было бы очень интересно на это посмотреть, И я всячески желал бы ему успеха.
— Насколько неожиданна тема ребрэндинга?
— В такой терминологии вопрос ставится впервые, но похожие речи ведутся давно. Мы можем руководствоваться западным опытом, в первую очередь, британских писателей, которые в 80-90-е годы создали для себя отдельную нишу в литературе (Уэлш, Бэнкс). Это опыт американско-английской новой волны 60-х годов, которая выросла на работах Балларда, Эллисона, Фармера и т.д. и сформировалась к выходу антологии Эллисона «Опасные видения». Я считаю, что сегодня в России раствор достиг нужной степени концентрации, и появлении какого-то структурирующего элемента вызовет соответствующую реакцию.
