«Город Брежнев». Отзывы

CNSRD, 4 февраля 2017
Русские романы, которые не найдешь случайно

Обзор Галины Юзефович

Те, кто запомнил Шамиля Идиатуллина по удивительно качественному подростковому хоррору «Убыр», будут разочарованы: «Город Брежнев» — это не хоррор, да и вообще не фантастика, а сугубый реализм — чтобы не сказать, соцреализм. Камаз, Афган, литейные цеха, семейная драма, помноженная на драму взросления, «першинги» у советских границ, синие курицы на прилавках и прочая «Пионерская зорька» — «Город Брежнев» Идиатуллина ловко прикидывается крепкой позднесоветской прозой со всем ее слегка припыленным ретро-очарованием.
Прикидывается, но, разумеется, не является. «Город Брежнев» — не ностальгически-умиленная попытка вернуться в школьные годы чудесные, но очень хитро устроенный музей того времени, любовная и насквозь интеллектуальная попытка вычленить, засахарить и разместить под стеклом все главные феномены того времени — от порядка передач по телевизору воскресным утром («Будильник», «Здоровье», «Утренняя почта», «Служу Советскому Союзу» — некоторые помнят, да?) до порядка оплаты покупок в магазине и прагматики «садового участка». Перефокусируясь с одного героя на другого, ловко разворачивая камеру под таким углом, чтобы в объектив попало максимальное количество явлений и вещей, Идиатуллин организует для читателя захватывающую 3D-экскурсию по затопленной Атлантиде 1980-х.
На дворе осень 1983 года, у власти умирающий Андропов, разрядка сменяется очередным витком холодной войны, Америка вводит новое эмбарго против СССР, в Афганистане четвертый год тлеет война вполне себе горячая, десять лет как построенный «Камаз» из отраслевого лидера постепенно превращается в вечного отстающего, источник перманентного начальственного недовольства, а на незастроенных городских пустырях собираются для разборок банды подростков.
Главный энергетик камазовской «литейки» Вазых Вафин так поглощен работой, что почти не замечает ни того, что с его сыном, 14-летним Артуриком, творится неладное, ни того, что жена Лариса неважно выглядит, а по утрам надолго запирается в туалете. Здоровяк Артурик (к слову сказать, вылитый Наиль из «Убыра») связался с дурной компанией, неудачно влюбился, да и вообще, похоже, влип в очень скверную историю. Молодой красавец-каратист Виталик (Витальтолич, как называет его Артурик, у которого тот был вожатым в лагере) возвращается из Афгана и пытается по мере сил строить карьеру на «Камазе». Возлюбленная Виталика и по совместительству учительница Артурика Марина вселяется в новенькое, пахнущее краской и цементной пылью общежитие и начинает выстраивать отношения со своими изрядно одичавшими без родительского пригляда учениками. И над всеми ними (а равно и над всем трехсоттысячным Брежневым) темной тучей висит грядущая авария на одной из сталелитейных печей, неумолимо надвигающаяся и грозящая разрушить сразу несколько жизней и навеки разбить узы доверия, дружбы, любви. А еще дальше, в туманной дымке будущего, маячат не видимые пока героям, но совершенно очевидные для читателя перестройка, ускорение, гласность, а за ними — катастрофа в Чернобыле, распад Союза, крушение моногородов.
Сконструированный Идиатуллиным сюжет неплохо справляется со своей функцией — изредка пробуксовывая на особо дорогих автору деталях, роман довольно бодро катится к почти детективной развязке. Стостраничное описание быта и нравов пионерского лагеря в самом начале могло бы, пожалуй, быть покороче, но в целом 700 страниц (да-да, опять 700) «Города Брежнева» совсем не кажутся избыточными. Правда, роль сюжета здесь примерно такая же, как у игровых сценариев в телесериале «Мир дикого Запада»: как и там, сюжет у Идиатуллина призван в первую очередь обеспечить читателя удобными тропками по созданному им «Парку советского периода». Этим объясняются и некоторый схематизм героев, и их стремительные, не всегда психологически оправданные метаморфозы, и многочисленные сюжетные ответвления, главный смысл которых — проложить маршрут к очередной важной достопримечательности, будь то прием в комсомол или очередь за апельсинами.
Однако эти самые достопримечательности, эти подсохшие и чуть заплесневевшие мадленки, которыми «Город Брежнев» забит буквально под завязку, эта изумительно точно пойманная атмосфера изначально потрескавшейся, неудобной и громоздкой советской «нови» — все это с большим запасом компенсирует служебную механистичность сюжета. Если вы родились между 1968 и 1982 годами, если словосочетание «субтитры Ээро» звучит для вас как пароль и если вы успели побывать пионером (окей, хотя бы октябренком), приготовьтесь к тому, что у вас будет сладко и стыдновато щемить сердце на каждой странице. Если же вы родились раньше или позже, тоже не отказывайте себе в удовольствии отправиться на предложенную Шамилем Идиатуллиным экскурсию — не всякий день удается прогуляться по Атлантиде с гидом высочайшей квалификации.

ТАСС, 23 февраля 2017
КАМАЗ над пропастью во ржи: роман «Город Брежнев»

Журналист и писатель Шамиль Идиатуллин написал роман о жизни подростка в Набережных Челнах в начале 1980-х. Константин Мильчин — о том, как автор ухитрился пройти по узенькой тропке между Сциллой ностальгии и Харибдой чернухи.
На дворе 1983 год, в Афганистане война, которую не называют войной, в мире пахнет кризисом, в городе Брежнев солнечно и делают КАМАЗы. Брежневым назывались в позднесоветское время Набережные Челны.
Артуру 13 лет и ему предстоит пройти сложный путь от хорошего мальчика до пацана, и в какой то момент сделать главный выбор. Промежуточный выбор он будет делать постоянно. Это и называется взрослеть. Взрослеть во внезапно начавшей стареть стране, которая вроде бы выглядит бодрой и сильной, но первые признаки смертельной болезни уже проявляются. А пока его ждут дискотеки, драки с ребятами из соседних кварталов, пубертатные забавы с девочками, потому что с сексом, особенно поначалу, еще ничего не понятно.
Развернуть
Шамиля Идиатуллина, в обычной жизни журналиста ИД «Коммерсантъ», как писателя интересуют три темы: Татарстан, СССР и роман взросления. Есть такой жанр, когда на протяжении действия произведения подросток, проходя через определенные испытания, когда с успехом, когда не очень, превращается во взрослого. Об этом был самый известный роман Идиатуллина — «Убыр», фэнтезийная история про татарскую нечесть.
Татарский убыр — что-то вроде кузена нашего русского упыря, чем-то похож, но не до конца. Что делать, если ты еще сам ребенок, а в твоих маму и папу вселилось нечто мистическое и плохое из татарских сказок? Конечно же, брать младшую сестру и бежать с ней из города в татарский лес, только он и может помочь.
Второй по известности роман Идиатуллина — «Татарский удар». Если вкратце, то Татарстан объявил о независимости, а потом, после разных событий, решил, что с Россией все-таки лучше.
Офигенные фильмы про приключения, войну и шпионов почему-то крутили по телику строго в июне-июле, а в пионерлагерях теликов не было. …А в кинотеатрах именно в июне-июле крутили ржачные комедии с голыми тетками. Нас в кино водили раз в смену — не на «Синьора Робинзона», конечно, а на какой-нибудь «Вкус хлеба» про целину и трудовые подвиги
В новом романе «Город Брежнев» есть и татарская тема, и взросление, и СССР. Советский сюжет Идиатуллин развивает нестандартно. В СССР все было хорошо, давайте ностальгировать? Нет, Советский Союз 1983 года из «Города Брежнева» вовсе не идеальное место, с кучей проблем.
Конечно, сложно не ностальгировать по детству. Но с этим чувством Идиатуллин не перебарщивает, разве что иногда погружает читателя в реалии тех лет, будто готовит читателей своего романа к сдаче экзамена на знание любимых фильмов советских тинейджеров образца 1983 года: «Обидно дебилом тихим сидеть, когда народ, перебивая и шикая друг на друга, пересказывает австралийские фильмы про кенгуру Скиппи, дельфина Флиппера и колли Лэсси, не говоря уж о всяких «Приключениях принца Флоризеля» с «Вариантами «Омега». Офигенные фильмы про приключения, войну и шпионов почему-то крутили по телику строго в июне-июле, а в пионерлагерях теликов не было. …А в кинотеатрах именно в июне-июле крутили ржачные комедии с голыми тетками. Нас в кино водили раз в смену — не на «Синьора Робинзона», конечно, а на какой-нибудь «Вкус хлеба» про целину и трудовые подвиги».
Если не ностальгия, тогда, значит, книга — чернуха в стиле перестроечного кино? Нет, чернухи тут точно нет, СССР не плохой и не хороший, Идиатуллин по нему не ностальгирует и его не обвиняет.
«Над пропастью во ржи» на советский лад? В какой-то степени, но «Город Брежнев» ближе всего к фэнтези. СССР у Идиатуллина — это фэнтезийный мир без волшебства. Такой же далекий и необычный, с другими законами мироздания. А вот базовые проблемы людей там такие же, как и у нас.
Что в книжке плохо, так это ее чудовищная затянутость. При бодром стиле и неплохой сюжетной задумке, Идиатуллин рассказывает свою историю удивительно медленно, странницами погружая читателя в советское прошлое, надолго забывая собственно про сюжет. А ведь он в романе есть и он довольно хорош, за вполне правдоподобного героя Артура переживаешь, он претерпевает реалистичные и узнаваемые каждым метаморфозы. От мальчика во взрослые мальчики.
Оригинал

«Горький», 1 марта 2017
Новые русские романы: февраль

Елена Макеенко

«За речкой» идет война в Афганистане, о которой не принято говорить. На улице — война пацанов, которую не хотят замечать обычные взрослые, зато умеют использовать в своих интересах менты и бандиты. В романном воздухе «Города Брежнева» сгущаются будущие девяностые, когда Набережные Челны, носившие фамилию бывшего генсека чуть больше пяти лет, испытают всю тяжесть постсоветской судьбы промышленных моногородов. Но это будет дальше. А пока восьмиклассник Артур Вафин живет в Брежневе, в сереньких советских восьмидесятых, любит родителей, осваивает карате по тетрадке с рисунками и отличается удивительной даже для советского школьника наивностью. Жизнь его расписана по календарю: летом — лагерь с дискотекой и «Зарницей», зимой — с горки на ледянке, круглый год — школа с до тошноты занудными учителями и пацанские махачи, которые нет-нет да рискуют закончиться кровавой трагедией.
«Город Брежнев» — нежная и дотошная реконструкция советского отрочества, которой журналист и писатель, автор подросткового триллера «Убыр» Шамиль Идиатуллин занимался десять лет. Дефицитные апельсины за рубль с аджикой за 30 копеек в нагрузку, «королевская ночь» в пионерском лагере, музыкальные сборники на кассетах TDK — автор водит читателя по чертогам своей памяти с такой увлеченностью, что от сюжета разве что не отмахивается, как от вынужденной необходимости.
С жанровой точки зрения Идиатуллин тоже конструирует модель исключительно ностальгическую: школьная повесть с немножко войной и немножко любовью притормаживает, чтобы дать развернуться производственному роману, где литейщики долго обсуждают особенности печей и проблемы с поставками сырья. Между этими пластами едва уловимо мелькает потенциал шпионских приключений. В результате коллекция сокровищ мальчишеской памяти обрастает жанровыми мышцами и так и норовит стать «обретенным временем» для читателя, даже если никаких воспоминаний о восьмидесятых у него в принципе не может быть.
Беда этой крепкой в сущности книги разве что в замахе, который взял автор. Не желая упускать ни одной милой сердцу детали, он готов посвящать перепалке учеников с классной и директрисой десятки страниц, а летнему лагерю с зубной пастой на лицах — добрую сотню. По этой причине явно продуманная, а кое-где и ловко закрученная композиция трещит от переизбытка фактуры. Впрочем, читать «Город Брежнев» в первую очередь все равно стоит ради фактуры. Особенно — если вы родились в советской провинции в начале семидесятых и готовы провести страниц семьсот в условном городе детства.

Новые русские романы: февраль

«БайкалИнформ», 16 марта 2017
Книги российской прозы, которые достойны любой премии

Владислав Толстов

Прочитано в марте-2017. Выпуск 67
В этом году я уже в третий раз работаю в Большого Жюри литературной премии «Национальный бестселлер», поэтому в последнее время читаю в основном российскую прозу, тексты, номинированные на эту премию, и пишу о этом. Можно прочесть мои рецензии вот здесь, там их уже 30 штук.
Не могу сказать, что я стал специалистом по современной российской прозе, но вот какая штука. Литературные премии – это как лотерея, и если уж говорить о «Нацбесте», это одна из лучших российских премий. Для нее придуман понятный алгоритм выдвижения, обсуждения и награждения лауреатов, но тем не менее каждый год какие-то важные, интересные, примечательные книги по разным причинам остаются вне конкурса «Нацбеста»: их либо не заметили, либо никто не стал номинировать, либо (чаще всего) они вышли в свет уже после того, как закончилось выдвижение. В сегодняшнем выпуске я собрал книжки российской прозы, которые не попали в конкурс «Нацбеста», но непременно получат какие-нибудь другие литературные премии – они этого достойны.
(…)
Шамиль Идиатуллин «Город Брежнев»
Пожалуй, пора заводить отдельную полку для книг такого ностальгически-мемуарного свойства. Главное – время и место действия, а сюжет, характеры героев, всякая авторская идея – вещи второстепенные. «Город Брежнев»: место действия – Набережные Челны, которые несколько лет (1983-1988) назывались Брежнев в честь генерального секретаря КПСС, время действия – с лета 1983-го по февраль 1984-го, книга заканчивается сценой, когда по телевизору объявляют о смерти Андропова. То есть можно догадаться, что главная задача автора заключалась в том, чтобы максимально достоверно воспроизвести картину советской жизни «андроповской» эпохи, со всеми мельчайшими деталями. Словечки, анекдоты, мифы, всякие шуточки, памятные со времен пионерского детства – все эти подробности исчезнувшей жизни восстановлены и расставлены по полочкам тщательно, трепетно, с любовью. И человек, который помнит те времена, будет читать роман «Город Брежнев» уже ради вот этих вот крошечных и трогательных «приветов из прошлого».
Что же касается сюжета, там довольно все запутано. Роман начинается как подростковый, рассказывает о жизни детей в советском пионерлагере – но уже очень скоро обернется крутой производственной драмой, в лучших традициях жанра, потом задребезжит мелодраматрическая сентиментальная линия, потом возникнет чуть ли не «ужастик» в духе романа «Убыр» того же Идиатуллина. Эта полифония явно рассчитана на то, чтобы оставить довольными всех читателей. Мне же больше всего понравилась «ностальгическое» измерения романа. Если вы застали советские пионерские лагеря и эпоху Андропова-Черненко, просто непременно прочитайте этот роман.
Оригинал

Проект Culttrigger
Странны дела твои, Брежнев

Митя Самойлов

Прочитав роман Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев», Митя Самойлов рассказывает, почему это наш русский оммаж эпохе 80-х.
Темноволосый мальчик с большими глазами сидит с мамой и братом за рождественским столом и в предвкушении подарков говорит: «Это “Атари”, наверняка это “Атари”!» (Atari — игровая приставка, в 80-е годы получившая культовый статус среди американских подростков. — М.С.).
Мальчик встает из-за стола, идет в ванную, кашляет над раковиной. Из мальчика с сливное отверстие выскакивает черный слизняк.
Это финал первого сезона сериала «Очень странные дела» с Вайноной Райдер — The Stranger Things.
Этот сериал посвящен не идее или героям, не общественному явлению, и не актуальной проблеме. Этот сериал целиком посвящен массовой культуре 80-х годов прошлого века.
В описании так и сказано — оммаж.
Оммаж — это средневековая клятва верности вассала сюзерену, а в искусстве — работа-подражание и одновременно жест уважения по отношению к другому художнику.
Все мы вышли из 80-х и отчасти из Стивена Кинга. Вот об этом сериал «Очень странные дела». Каждый кадр фильма переполнен ностальгической фактурой, напоминающей фильм «Инопланетянин» или роман «Мертвая зона».
Первые игровые приставки, низкие подростковые велосипеды, большие полицейские джипы и придорожные дайнеры. Захватывающая классика.
Эпохи — энциклопедии рефлексий
В США есть Стивен Кинг, определивший интересы поколения тех, кому сейчас около сорока.
У нас был город Брежнев, о котором сорокапятилетний журналист Шамиль Идиатуллин написал семисотстраничный роман.
Роман начинается с того, что тринадцатилетний темноволосый мальчик идет по городу, который теперь называется Набережные Челны, а с 1982 по 1988-й именовался Брежнев, и ищет, где бы спрятать нож. Мальчик убил милиционера, который долгое время терроризировал подростков в районе.
«Город Брежнев» — это наш русский оммаж эпохе 80-х. Заматерело поколение, выросшее на заре Перестройки, и теперь это поколение нуждается в своем культовом времени, в своей «молодости человечества».
В романе другого писателя, Арсена Ревазова, есть такая фраза: «Знаешь, как нас называют шестидесятники? Восьмидерасты!».
Шестидесятые отрефлексированы в русской литературе, начиная с самих шестидесятых. Василий Аксенов как one-trick pony опылял этот цветок всю свою творческую жизнь.
Вайль и Генис написали исчерпывающую энциклопедию эпохи — «60-е. Мир советского человека», где подробнейшим образом рассказали и о диссидентах, и о том, что играть в пинг-понг было приятней, чем работать (а столы для тенниса были в каждом НИИ, о производствах и говорить нечего).
В нулевые годы нынешнего века актуальной стала казаться тема девяностых. Не успев из того времени выскочить, не отойдя на расстояние, с которого его видно, режиссеры принялись снимать фильмы о людях в черных кожаных куртках и на черных немецких автомобилях. Девяностые были настолько плотным и захватывающим временем, что книги о тех годах в те же годы и писались. Как театр — искусство, где процесс создания художественного произведения неотделим от процесса его восприятия, так и театр девяностых — балаган, который нужно запечатлеть, пока он горит, а клоуны разбегаются.
Но вот отстоялись 80-е, а те, кому они принадлежат, вспомнили всё и решили рассказать.
Что, если страна испортилась?
Восьмиклассник Артур Вафин живет в промышленном моногороде Набережные Челны, застроенном одинаковыми серыми брежневскими многоэтажками. Кварталы здесь отличаются номерами.
« — Какой комплекс? — спросил тот, что справа, мелкий и худой.
— Сорок пятый, — сказал я спокойно, почти не соврав.
<…>
— Кого знаешь?
— Пятака знаю, — сказал я, чуть расслабившись.
— Пятака все знают, — справедливо отметил голубоглазка <…>
— Оттавана знаю, Бормана, Кису, Пуха <…>
— Ты че, блин, автор, что ли? — поинтересовался голубоглазый и слегка вышагнул левой ногой».
«Автор» — это авторитет, а такой диалог — привычный речевой фон, на котором растет советский подросток.
Лето — пионерский лагерь. Пионерские лагеря бывают разные — на море, в лесу, на речке. Нигде не разрешают купаться, везде плохо кормят. Макароны, котлета, подливка. Утром построение, зарядка. Из динамиков орет ненавистный Валерий Леонтьев — «Все бегут, бегут, бегут…». Это еще хорошо, что не София Ротару. Позавчера пацаны заперлись в радиорубке и выкинули любимые бобины радиста Петровича, ставили на весь лагерь «Речку Вачу» Высоцкого.
Зима — ледянки, горки, промерзшие штаны, катышки свалявшегося снега на рукавицах. Пацаны, гаражи, первые сигареты, Штирлиц по телевизору. Или — принц Флоризель.
Круглый год школа, из-за которой переживает «мамка» — роман написан от первого лица с имитацией речевой манеры героя. Мамка болеет, отец работает.
Музыкальные сборники переписываются на кассеты TDK — каждая кассета затмевает своей ценностью любую идеологию, всю официальную жизнь вообще. Пионерский галстук в ларьке «Союзпечати» стоит 75 копеек. Кассета TDK — бесценна. Этому в романе посвящено несколько страниц.
80-е в США — это потусторонняя сила, это мы знаем из того же сериала «Очень странные события», из романа «Мертвая зона», из фильма «Инопланетянин».
80-е в советской России — это насилие. Война в Афганистане, менты, крышующие воров, и пацаны, грабящие друг друга в подворотнях.
Воспоминания о советском детстве у Шамиля Идиатуллина светлы, романтичны и подробны. Но фактура прорастает через любые аберрации памяти и даже через первую школьную любовь.
Один из ключевых моментов романа, вобравший в себя всю реальность советских 80-х, данных всем нам в ощущениях, когда избитого героя приводят в УВД для дачи показаний и последующей отсидки.
«Коридор был обыкновенным, скучным и плохо освещенным длинными жужжащими лампами. Сюда бы пару топчанов или блочок сцепленных кресел с откидными сиденьями — получится стандартный коридор поликлиники, комитета комсомола или любого другого учреждения…».
Это наш культурный код, то, что объединяет нас четвертый десяток лет на циклопическом пространстве всей России — коридор любого учреждения с одинаковыми креслами, дверями, обитыми дерматином, и лампами дневного света.
Наш общий родовой путь, конечно, должен быть проанализирован, и, замечательно, что сделал это талантливый и обстоятельный писатель.
Как и любое настоящее произведение искусства, «Город Брежнев» имеет несколько слоев повествования и осмысления действительности.
Детские воспоминания соседствуют здесь с вставными эпизодами классического производственного романа.
Инженеры и начальники цехов, директор производства сидят на совещании КАМАЗа и на протяжении сорока страниц обсуждают, как производить грузовики теперь, когда американские компании «Ингерсолл Рэнд», «Свинделл Дресслер», «Сикэст», и «Холкрофт» в связи с санкциями больше не могут поставлять в Советский Союз спеченные огнеупоры прямой связки.
И это еще один шаг к пониманию того, как все устроено. Оказывается, КАМАЗы когда-то стали плохими из-за санкций. А что, если не только КАМАЗы? Сколько было таких производств, зависевших от американских запчастей?
Что если страна испортилась? Десятилетие? Поколение?
Вот уж точно: все мы сегодняшние — родом из восьмидесятых. Восьмидерасты.
Оригинал

25 марта 2017
Портал InKazan
О городе Брежневе и странных временах

Ринат Билалов

Анонсированную пару месяцев назад книгу Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев» я ждал с особым интересом. Главный герой книги – подросток, живущий в Набережных Челнах середины 80-х. Это как раз наше поколение. Каков же привет из прошлого?
В период, описанный в этом романе, я, как и мой коллега Шамиль, жил в этом же городе. Мои родители когда-то приехали в Челны так же, как семья автора книги, искренне полагая, что это будет город ХХI века. Я родился в том же году, что и автор романа, и даже учился в соседней школе. К слову, паспорт в 16 лет я получал в Брежневе, буквально за несколько месяцев до возращения городу прежнего названия.
Другими словами, контекст и детали того, что описано в «Городе Брежневе», мне знакомы до самых мельчайших нюансов. Поэтому, взяв книгу в руки, я был настроен на тщательное изучение и поиск неточностей.
Но воображаемый красный маркер я, однако, отложил уже через несколько страниц. Это не путеводитель по Челнам 80-х, это книга о том, как подросток начинает превращаться во взрослого, но место, атмосфера и время усугубляют и без того мучительный процесс. Делая его часто опасным для жизни.
Те, кому сейчас 40+, наверняка обратят внимание на некоторые несоответствия повествования реалиям тех лет. Например, я и сам могу свидетельствовать, что в 1983 году телогреек, широких драповых штанов и бритых голов в Челнах еще не было. Гопников было полно, но свой хрестоматийный облик они начали приобретать в 1986-87 годах. Лексика героев местами тоже опережает свое время. Но склоняюсь к тому, что это не ошибки — так задумано автором. Да и важно ли спустя три десятилетия, когда термин «чушпан» пришел на смену «кресту»?
В романе есть вымышленные заводы, есть персонажи с фамилиями, за которыми смутно угадываются люди, имеющие немалое влияние и сейчас. География автограда местами на все сто соответствует реальности, а местами заставляет ломать голову: то ли ты сам все основательно подзабыл, то ли автор дает понять, что это все-таки художественное произведение, а не туристический путеводитель по Челнам.
Но все эти детали второстепенны. Важнее другое – то, что книга, имеющая довольно сложный сюжет, точнейшим образом передает атмосферу того времени.
Тогда достигла пика всеобщая шизофрения: все говорили одно, а жили совсем иначе. На комсомольских собраниях слушали речи о «подвиге на Каме», потом шли стенка на стенку с самодельными нунчаками и тяжелыми блестящими шарами от камазовских подшипников. Покупали тощих синих кур в гигантских челнинских универсамах, потом отправлялись в комиссионный магазин поглазеть (просто поглазеть!) на японские двухкассетные магнитофоны стоимостью в пять-десять инженерских зарплат. Говорили, кстати, что они вечные, а при попытке их разобрать взрываются.
На словах верили в идеи, а на деле болели «вещизмом» — был тогда в ходу такой термин.
Казалось, что этот странный порядок вещей незыблем. Но на самом деле это было время, когда сжималась огромная пружина. Через несколько лет она стремительно разожмется. Все будет меняться в считанные дни и недели. Одни мои одноклассники, еще недавно бегавшие по двору в «телагах» и шапках-«карандашах», будут разъезжать на «отжатых» «Паджеро» и «Чероки», другие, тоже бывшие телогреечники, будут продавать возле магазина старое постельное белье из дома, чтобы выручить хоть сколько-то денег на выпивку. Сгорит крупнейший завод КамАЗа, несколько дней мы будем видеть в окно, как из его корпусов валит черный едкий дым. Инженерам и рабочим будет не до трудовых подвигов, которые, кстати, занимают важное место в «Городе Брежневе».
Потом разгорится «фенольный скандал». Все Челны будут торговать запчастями к КамАЗам. Поедут в Турцию первые челноки. Но это будет чуть позже. И романа об этом еще не было.
Главное, о чем я подумал, перелистнув последнюю страницу «Города Брежнева» — через три десятилетия о нашем времени тоже, надеюсь, напишут. Многие проблемы, о которых мы сейчас думаем, покажутся странными и нелепыми, многие стремления и убеждения – ложными. Поэтому не воспринимайте слишком всерьез многое из того, что сейчас с вами происходит. Даже если вы уже не тинейджер.
Оригинал

Портал Mirandari, 26 марта 2017
Прививка от совка и столбняка

Лариса Романовская

Для подростков (а то и людей примерно двадцати лет) Идиатуллин — фантаст Наиль Измайлов (под этим псевдонимом была опубликована дилогия «Убыр» о борьбе школьника с колоритной фольклорной нечистью). Для читателей постарше Идиатуллин — сотрудник ИД «КоммерсантЪ», серьезный аналитик, член жюри двух литературных премий, «Книгуру» и стартовавшего в этом году «Лицея». А теперь в продаже появилась новая книга Идиатуллина, роман «Город Брежнев», которую могут прочитать и те, и другие.
«Брежнев» (именно это название носили Набережные Челны в середине восьмидесятых) — текст многослойный, а оттого малость тяжелый — и интересный до умопомрачения. К нему взаправду подходят рекламные слоганы и цитаты из читательских отзывов, которые печатают обычно на обложках бестселлеров. «Читали всю ночь, на одном дыхании, запоем»… Текст — страшный, интересный, страшно интересный. Четко продуманная интрига удерживает читателя, аккуратно подобранные детали поднимают свою, личную волну интереса и к давно переименованному обратно городу, и к давно (ох, как давно, оказывается!) прошедшему времени.
В центре романа — благополучная по позднесоветским временам семья Вафиных. Вазых занимает серьезную должность на КамАЗе, том самом градообразующем предприятии, которое стало одним из символов эпохи застоя. Лариса — поневоле активная общественница и типичная хозяйка, хранящая семейный очаг в условиях тогдашнего бытового трындеца. Сын Артур, от лица которого ведется львиная доля повествования, типичный подросток своего времени, лицо той эпохи, которую сейчас лакируют соплями умиления, превращая в безвозвратно потерянное «прекрасное далеко».
Как по мне, «Город Брежнев», вобравший в себя столько ретро-деталей, по пионерские и застольные анекдоты включительно, является крепким, адски мощным противоядием от тоски по СССР, от всего этого, возведенного в тренд «ах, как хочется в Советский Союз».
Хочется?
Ну, вэлкам, товарищи дорогие.
Вот вам пустые прилавки гастронома, вот дикие очереди за апельсинами и вечнозелеными бананами, вот хамство жирных продавщиц и задолбанных медиков. Вот прием в комсомол, циничней которого может быть разве что прием у гинеколога (за него отдельный респект автору-мужчине, написавшему эту сцену достоверно и сдержанно). Вот обязаловка в школе, аджика в нагрузку, вседозволенность дружинников, нахлобучка по партийной линии, которая поставит крест на карьере как самого индивидуума, так и прилегающей к нему ячейке общества.
Мало?
Вот вам похороны солдатика, погибшего в Афгане при выполнении «интернационального долга», и вот другие похороны — мальчика еще младше, погибшего страшно, несправедливо, как погибают дети… А вот еще…
Сразу стоит сказать, что по нагнетанию страстей Идиатуллин свою норму знает, в его тексте нет откровенной чернухи. Зато есть серая скользкая обыденность, холодная как та война, про которую гундят на политинформации, как ненавистная каша в пионерлагерной столовке. Все это описывается мастерски, но без отвращения, и перемежается такими сильными, светлыми и реально теплыми эпизодами, от которых в горле скребет та самая чертова ностальгия.
«Город Брежнев» — роман интересный, производственно-приключенческий. И как во всяком многослойном романе, в нем, разумеется, есть сразу несколько любовных линий. Одна чуть более схематична (союз бывших пионервожатых Марины Михайловны и Виталия Анатольевича), другие, особенно подростковая, Артурова, даны с такой пугающей откровенностью, что чувствуешь себя неловко, третьим лишним.
Особенно любопытна история взаимоотношений старших Вафиных, родителей Артура. Эта линия скорее семейная, чем любовная, со всеми ее мелкими бытовыми подробностями и неурядицами, с тем раскладом, который странно воспринимать из нашего времени, из поры, когда внебрачный ребенок — норма, развод — личное дело, не требующее вмешательства парткома, феминистки на марше, а мизогиния — порицаема. Ларисе Вафиной — тридцать пять, она стандартная пресловутая «советская тетка». Что-то в ее поведении ужасает, что-то вызывает невыносимое сочувствие, а все вместе — позволяет понять нынешних «стариков», тех, кто в восьмидесятые еще строил коммунизм, а в девяностые — держал себя и семью на плаву под натиском лихого капитализма. «Отцы» этого романа сейчас уже дедушки и бабушки. Почитав «Город Брежнев», их начинаешь больше понимать и меньше осуждать, и чаще задумываться над вопросом — блин, да как вы тогда выжили-то вообще, не спились и не рехнулись?
А ведь выжили, нормально. Успевая по ходу борьбы за выживание еще детей растить, план выполнять и любить друг друга, крепко, раз и навсегда. Все современные мифы о бриллиантах, поездках в Париж и прочих «мерседесах» как символах супружеского счастья идут лесом на фоне настоящего мужского подвига-84 — добычи в сжатые сроки новой стиральной машины взамен безвременно подохшей.
Идиатуллин эту сцену подает так, чтобы и старшие читатели взрогнули, припомнив, и младшие охнули, проникнувшись эпохой дефицита и идиотизма. Вот за это спасибо автору: сквозь ткань повествования проскальзывает напоминание о главном секрете счастья в тогдашних диких условиях: чем громче первомай на улице, тем теплее и надежнее ты себя чувствуешь дома, тем ценней для тебя семья, за которую ты отдашь жизнь добровольно. (А за Родину — это если партия велит, как напоминает нам Идиатуллин голосом одного из героев).
Старшие Вафины — симпатичная пара, пресловутая «крепкая советская семья», созданная путем взаимных уступок и компромиссов, весьма боеспособная ячейка задолбанного общества. И неудивительно, что в финале текста именно так — деловито, по семейному — они сумеют спасти друг друга, переиграть коварного, хорошо замаскированного под настоящего шпиона врага.
Шпионская, точнее, приключенческо-производственная тема романа чудо как хороша. Где здесь живой материал, а где — отсвет постмодернизма, игра с почившим советским жанром, сам черт не разберет. Но это красиво, интересно, местами страшно. Идиатуллин качественнно, просто и понятно пишет про выплавку стали и про добычу дефицитнейшей детали, без которой встанет к чертовой матери весь завод, полетит годовой план. Автор описывает партийные собрания и заводские совещания — без лакировки и очернительства, без ехидного подмигивания совеременникам. Просто, четко, жестко, деловито, в стилистике лучших материалов «Коммерсанта». И потому линия Вазыха Вафина, человека, который должен выполнить нереальный план и при этом не полететь с серьезной должности и не тронуться башкой, органично вплетается в ткань повествования.
Эта линия постепенно превращается в одну из самых остросюжетных — ведь какое производство без умышленных «вредителей»? А «вредители» в тексте есть, куда ж без них в соцреализме-то? Другое дело, что отличить вредителя от раздолбая, а героя от карьериста тогда было трудно даже современникам, а нам с непривычки еще сложнее, даром, что автор намекает, развешивает ружья в нужных местах. Но будут эти ружья стрелять или просто заслонят дырку в стене девчоночьей душевой — зависит от обстоятельства.
Кстати сказать, в тексте стреляют, хоть и не так громко и кроваво как в девяностые. Еще тут дерутся до крови, пыряют ножом, размахивают туристическим топориком, глушат противника самопальными нунчаками, сбацанными из ножек от табуреток, огребают люлей от ментов при задержании, а порой и этих самых ментов уделывают, как бог черепаху. И всеми этими делами занимаются не только пацаны, но и девочки-одноклассницы, ведущие актрисы школьного театрального кружка.
Помимо семьи в «Городе Брежневе» есть, разумеется, и школа. Та самая, лютая и унылая, пропахшая сортиром, хлоркой и табачным дымом, оглохшая от хриплых горнов и фанфар. Страшная казенная школа, где единственный симпатичный педагог — это молоденькая Марина Михайловна, работавшая летом в пионерлагере вожатой. Она теперь преподает немецкий, пытается выстроить собственную личную жизнь в неуютной общаге-малосемейке, свято помня о циничном обещании, данном железной директрисе: «давайте мы с вами не будем беременеть», пока срок распределения не подошел к концу.
У «немки» в школе свои трудности, у ее ученика Вафина и его одноклассников — свои. Эти ребята, выпуск которых придется на начало перестройки, типичные старшие братья учеников Служкина, главного героя романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». Да чего там, Артур Вафин, Серега, Андрюха, другой Серега, Танька и прочие — сами ровесники Служкина. Они такие же жесткие, всегда готовые к обороне и нападению. В их речи точно так же мелькает непереводимое, незнакомое уроженцу других мест презрительное «чушпан», о смысле которого можно догадаться слету.
Трудные подростки конца эпохи застоя, те, кто стал взрослыми все в те же девяностые, — это особый, ни на кого не похожий литературный контингент. Написать о них правдиво, без жалости и отвращения, из взрослых писателей удалось уже упоминавшемуся Алексею Иванову. И Шамилю Идиатуллину тоже удалось, за что ему огромное спасибо.
Разумеется, на романе стоит маркировка «восемнадцать плюс», обещающая графические описания телесных повреждений и прочих половых актов. Но текст при этом — удивительно подростковый. Это реальный роман взросления, история человека, мчащегося на экспрессе «Детство — Отрочество — Юность» по мрачной окраине города-завода. Смотреть на то, как Артур растет, взрослеет, набивая метафорические и вполне реальные шишки, не просто интересно, но и очень неспокойно. Герою сопереживаешь, в него веришь, иногда думаешь «господи, что ж ты за дурак такой», а потом вспоминаешь свою собственную подростковую дурь и понимаешь — да, так и было. И хуже было, и глупее, и тоже по настоящему.
Артур Вафин — он реальный, настоящий, не всегда симпатичный и абсолютно понятный. И неспроста, наверное, все самые интересные эпизоды, многие ключевые моменты текста даны именно его взглядом — слегка презрительными глазами восьмиклассника, уже слегка разобравшегося во всех тонкостях, подлостях и радостях этого мира.
И тем интереснее финал «Города Брежнева», страницы, словно бы надиктованными хриплыми подростковым голосом Артура, успевшего за эти полгода потерять и обрести, научившегося убивать и целоваться. Не случайно именно этому подросшему мальчику автор отдал эпилог романа, малость неожиданный после стремительной, немного скомканной развязки, в которой те, кто оказался хорошим, удолбал тех, кто оказался плохим, а выдавал-то себя за самых лучших.
Производственная линия в тексте решена по всем законам качественной прозы соцреализма, семейная, касающаяся самих Вафиных, завершается куда страннее. У Вафиных все хорошо, куда лучше, чем ожидалось, только вот отца могут перевести с КамАЗА на другое предприятие, про которое современный читатель знает куда больше повзрослевшего восьмиклассника Артура. Так сам Артур (люби он читать) в своем восемьдесят четвертом году мог бы обнаружить в финале какой-нибудь книжки про пацана довоенной эпохи такой финальный пассаж. «Новый, сорок первый год, мы встретили отлично, а папке скоро новое назначение дадут, в дальний гарнизон, в Бресте. Но это еще слухи, может, мы туда и не поедем». Финал «Брежнева» сделан именно по этому лекалу, напоминающему о том, что между героями и нами — тридцать с гаком лет, вагон разных исторических событий.
Потому-то облегченно выдохнуть, дочитав до слова «финал», не получается. Хоть и напоминаешь себе, что литература, в отличии от истории, знает и любит сослагательное наклонение, так что автор — пусть хоть мысленно, для себя, может, все-таки, помилует героев.
Финал — он о том, что жизнь, несмотря ни на что, почти совсем хорошая, в любую эпоху. И от финала этого упорно веет текстами Аркадия Гайдара, писателя взрослого и детского, жесткого и сентиментального одновременно. Шамиль Идиатуллин — сам такой же.
Оригинал

Журнал «ПитерBook», 6 апреля 2017
Производственный романс

Ника Батхен

И вечен храм, чье имя Ностальгия…
Сергей Бережной

Детство — лучшее время для многих. Самые яркие воспоминания, самая чистая, бескорыстная дружба, самая сильная юношеская любовь, молодые папа и мама. И время, в котором выпало родиться, взрослеть, выбирать и прокладывать жизненный путь — самое лучшее время, даже если оно пришлось на войну или голодовку. Роман Идиатуллина — это роман о детстве и отрочестве в Набережных Челнах, в 1983 году.
Что мы помним об этом времени — если помним конечно же? Серые страницы газет, пахнущие типографской краской крикливые заголовки, три программы в телевизоре, который смотрится с удовольствием — развлечений, в общем, немного. Полупустые прилавки, мясо по талонам, некрасивая одежда и джинсы из-под полы, Ротару и Пугачева, ДипПерпл и Спейс. Райкомы и обкомы, комсомольские собрания, социалистические соревнования, ударники и передовики производства, прогнившая насквозь экономика. Подростковые драки квартал на квартал, ножи и заточки, каратэ и нунчаки, бандитская субкультура, вульгарно раскрашенные девчонки беременеющие в 15 лет. И дворовые игры, горки и гаражи, дискачи и «королевские ночи» в пионерлагере. Прошлое, глухое, тяжкое, страшное — и все-таки настоящее, правдивое, искреннее.
Идиатуллину блестяще удался портрет, точнее дагерротип эпохи. Книга читается, словно черно-белое кино в маленьком экране допотопного телевизора — чудится рябь, помехи, «лица стерты, краски тусклы». Но именно благодаря нечеткости удается доподлинно воссоздать дух времени, точнее безвременья, затишья перед бурей.
Главный герой — 13 летний мальчик с редким именем Артур, сын главного энергетика одного из корпусов КамАЗа. Единственный ребенок в благополучной семье, самый простой мальчишка, без особых склонностей и талантов, не хороший и не плохой. Он не читает книг, зато выучил на «отлично» законы жизни, знает, как отвечать на вопрос «ты с какого комплекса» и способен довольно успешно дать сдачи настырному сверстнику. Он любит каратэ, очарован Судаком и природой Крыма, только-только попробовал спиртное и осторожно влюбляется в девочку-сверстницу. Он обычный — маленький человек во всех смыслах. Но у него есть честь и гордость. Как и у многих отроков предперестроечной поры.
Череда героев, тем или иным способом, пересекающихся с Артуром столь же типична, обыденна. Бывший афганец, настоящий боец и наставник для пацанов Виталик он же ВитальТолич — он воевал и понял, что воевал зря.Молодая учительница Марина, совершенно не умеющая строить отношения с мужчиной — в СССР секса нет, мужики козлы, единственный аргумент гордо встать и уйти. Рачительный и жестокий директор Федоров — он умеет притвориться благодетелем и рубаха-парнем, но интересы завода для него важней интересов каждого конкретного человечьего винтика. Капитан милиции Хамадишин, нормальный ублюдок, выбивающий показания из задержанных. Гниловатый мажор Андрюха. Противный мозглявый гопник Гетман. Шалава Шапка. Безымянные пьяницы, насильники, работяги, врачи и дворники.
Галерея портретов из районного фотоателье — старательно улыбающиеся мутноватые лица. Пылающий металл в литейной печи. Озверевшие подростки в «телягах». Листовки борцов с режимом, размышления о Родине, уроки борьбы, французского и мужского, честного поведения. Все неизменно и неизбежно…
В том числе и конфликт, трагедия, перевернувшая город. Драки и свары, сложнейшая муравьиная иерархия подростков, трусливая злоба и сложнейшие ритуалы, ключевые фразы и право сильного в один прекрасный момент переросли в кровавую схватку всех со всеми. «Повязали» всех, кто попался под руку, одного из мальчиков забили досмерти в отделении. Город горит жаждой мести, ещё немного — и подожгут отделение, отправятся «бить ментов». Но пар уходит в свисток, ярость тает, погружается в путину застоя. А пацаны продолжают калечить и убивать друг друга.
Достоверность происходящего поражает. Автор в точности воспроизводит мельчайшие детали — марки кассет, цену джинсов, выдачи по талонам и порядки в общежитии. Он словно бы помнит вкус советской колбасы и дефицитных апельсинов, запах сигарет «Родопи», дешевой водки и бедности, заживающие синяки и сбитые в кровь костяшки. Он заглядывает в самую темную глубину души персонажей — и позволяет читателям это видеть. Отдельно хочется отметить необыкновенное для современной прозы целомудрие Идиатуллина — и эротические сцены и убийства, и драки воссозданы тактично и деликатно, без лишних подробностей и отвратительных деталей, отвлекающих внимание от повествования.
До шедевра роман «Город Брежнев» все-таки не дотягивает, некоторая хаотичность, излишнесть деталей повествования может запутать читателя, сбить его с толку. Но книга бесспорно замечательна, выделяется из общего ряда. Её стоит прочитать и тем, кто ностальгирует по 80м и тем, кто о них ничего не знает. И тем, кто любит хорошую, умную, яркую современную литературу. Идиатуллин как всегда на высоте. Приятного чтения!
Оригинал

«Челнинские известия», 14 апреля 2017
О Челнах написан роман: мотальщики, КАМАЗ и милиция

Наталия Гарипова

В издательстве «Азбука» в этом году вышел 700-страничный роман «Город Брежнев», который написал Шамиль Идиатуллин, когда-то живший в Набережных Челнах. Книга вошла в топ российских новинок художественной литературы этого года, но челнинцам она может быть интересна вдвойне, ведь действие происходит в нашем городе, на страницах романа то и дело мелькают знакомые названия: проспект Вахитова, проспект Мира, кинотеатр «Батыр», ДК «КАМАЗа».
Оно и понятно, главный герой произведения – это подросток Артур Вафин, который живет в 46 комплексе, а действие романа разворачивается с июля 1983 года по февраль 1984-го в городе Брежнев.
Челнинцы, которым сейчас 40-45 лет, узнают в Артуре себя – мальчика из интеллигентной камазовской семьи, оказавшегося в обстоятельствах зарождающейся эры «мотальщиков». Тогда подростки в широких штанах, телогрейках и со стрижкой «бокс» начали делить городской асфальт, а паролем при пересечении любого микрорайона были слова: «Ты из какого комплекса?». Горожане, которым сейчас 60-68 лет, узнают себя в отце или маме Артура, когда приходилось пропадать на работе, отсиживать идеологические и производственные собрания до позднего вечера, пока их дети развлекали себя сами как могли. Те же, кому сейчас 50-55 лет могут отождествить себя с теми, кто вернулся в город, побывав на афганской войне, с новыми знаниями об устройстве этого мира, когда все люди вдруг поделились на «своих» и «чужих», без каких-либо полутонов. Героями романа стали мы с вами – учителя и полицейские, камазовцы и работники ТЭЦ, жители общежитий и благоустроенных квартир.
Временами книга напоминает советский «производственный роман», правда, существенное отличие – в советских книжках не было мата, временами детектив с погонями и убийствами. Есть в книге и узнаваемая «повестка дня» тех лет, характерная именно для нашего города – подспудное недовольство друг другом татар и русских, патрули БКД, талоны на продукты. И все это на фоне продуваемого ветрами города – с широкими проспектами и гулкими, пока не обжитыми дворами новостроек.
Книга о нашем городе вошла в топ российских новинок художественной литературы этого года.
Вот несколько отрывков из книги, в которых челнинцы узнают себя или знаковые места города.
***
О скульптуре «Родина-мать» и фонтанах на бульваре Энтузиастов Ильдара Ханова рассуждает главный герой романа Артур:
«Говорили, что скульптор после того, как создал эту красоту, сошел с ума – хотя я подозревал, что не после, а сильно до. Еще говорили, что скульптора расстреляли, а памятник хотели взорвать, но побоялись, что осколки попадут в горком. В этом я не сомневался – в новом городе было несколько скульптур, явно сработанных тем же мастером бетонного бреда. Например, пересыхавший иногда фонтан в первом комплексе изображал натуральный взрыв на макаронной фабрике… Скульптура, по слухам, дико нравилась иностранцам – современное искусство, все дела».
***
О подростковых тусовках по подъездам и одной из группировок известной под названием «Ташкент»:
«Ташкентом» называлась лестничная площадка на девятом, верхнем этаже шестого подъезда «сороконожки» 6/01. А всего подъездов было девятнадцать или двадцать. Названием «Ташкент» обязан салабону, который, попав сюда впервые после двухчасовой гонки промеж сугробов, блаженно выдохнул: «Теплынь, Ташкент прямо». К этому времени площадка была постоянным штабиком для местных. Здесь действительно было тепло, светло, и почему-то жильцы не гоняли отсюда пацанов, как из других мест».
***
О том, что в Челнах у домов есть адреса не только по улицам, но и по комплексам:
«Марина извлекла из папочки направление и растерянно сказала:
– А тут улица не указана, только дом.
Оленька снисходительно улыбнулась:
– Какой?
– Один дробь девятнадцать.
– Один девятнадцать, рядышком совсем, значит, удачно. Это новостройки ближе к Московскому проспекту. Вы не удивляйтесь, у нас тут улиц никто не знает, все по комплексам: первый комплекс, тридцатый, сорок третий и так далее. А что почтовый адрес никто и не знает, наверное».
***
О санкциях 1983 года, которые коснулись КАМАЗа
«Так, товарищи, прошу прощения, что всех сдернул, можно сказать, с живого дела. Два срочных момента. Во-первых, санкции. Про «Ингерсолл Рэнд» все знают, движки третий год без их запчастей и инструментов корячатся. Комиссия конгресса запретила. Теперь это коснется вообще всех. Рейган запретил любые поставки в Союз всем американским компаниям. Литейка, кузница, прессово-рамный, автосборочный – все, в общем, остаются без запчастей и комплектующих. Эмбарго полное».
Для справки:
Шамиль Идиатуллин, родился в 1971 году. Профессиональный журналист. Детство и юность провел в Набережных Челнах, потом переехал в Казань, сейчас живет в Москве. Девять лет проработал в газете «Известия Татарстана» (позднее переформатированной в республиканское издание деловых кругов «Время и Деньги»), последние годы – заместителем главного редактора. Одновременно был собкором Издательского дома «Коммерсантъ» в Татарстане. В 2001 году стал главным редактором ««Коммерсанта» в Казани. С ноября 2003 года работает в московском офисе Издательского дома.
Оригинал

«Областная газета» (Иркутск), 26 апреля 2017
Старый добрый СССР

Александр Карпачев

Автор пишет про мальчика Артура, которому в 1983 году было 14 лет, он живет в городе Брежневе, ныне Набережные Челны. Роман читается сегодня как сага о Гарри Поттере. Волшебства там нет, но в существование этого странного, жестокого и интересного мира верится так же, как в существование школы для волшебников под названием «Хогвардс». Однако город Брежнев был, а Хогвардса не было.
«Город Брежнев» удивительно крепкий, мускулистый роман, это роман-воспитание, роман-взросление, криминальный роман, политический роман, производственный роман, роман-музей.
«Начало 1980-х годов – ключевое время для истории позднего СССР и нынешней России, потому что молодость подавляющего большинства населения пришлась на то время. Мне казалось несправедливым, что об этой эпохе, о нашем общем детстве никто не написал книгу. Всерьез я начал обдумывать тему в 2004 году – придумал сюжет и написал пролог, но, испугавшись предстоящего объема работы, отложил роман. После я периодически возвращался к нему, но отвлекался, втайне надеясь, что за это время кто-нибудь другой, более умелый и талантливый, напишет книгу об этом времени. Так продолжалось до 2014 года, когда я понял, что если не напишу сейчас, то не сделаю этого никогда», – говорит Шамиль Идиатуллин.
И на самом деле, никто еще так подробно и трепетно не восстанавливал позднюю советскую действительность. Идиатуллин – не один из тоскующих по славным временам Союза, он не из очерняющих старый добрый СССР, он из тех, кто фиксирует, кто наблюдает.
На дворе 1983 год, в Афганистане наш «ограниченный контингент» выполняет интернациональный долг, страна под санкциями, еле живой Андропов управляет страной из больничной палаты, уже сбили корейский боинг, международная обстановка раскалена до предела, а в городе Брежневе делают КамАЗы.
Большущий промышленный центр, мальчик Артур, связавшийся с плохой компанией. Его отец главный энергетик камазовского литейного цеха Вазых Вафин, у которого так много проблем на работе, что он не замечает ни что творится с сыном, ни что происходит с женой Ларисой. Виталик, каратист и серцеед, недавно вернувшийся из Афганистана, бывший пионервожатый в лагере Артура, а ныне подчиненный отца. Невеста Виталика Марина по совместительству учительница у Артура. Вот главные персонажи романа, между которыми разыграются вполне себе шекспировские страсти.
Подростковые банды воюют квартал на квартал, милиция в жестокости не уступает, на заводе вечный аврал, в магазинах голые полки, нормальные вещи можно достать только по блату или с большой переплатой, все мечтают о джинсах, кроссовках и магнитофонах.
Если историки лет через 200 будут изучать, как жили в 1983 году, то роман будет им замечательным подспорьем. Но Идиатуллин хорош не только тем, что дает вдоволь поностальгировать, его роман настолько ладно скроен, что от этой виртуозной драматургии просто захватывает дыхание, и 700 страниц кажутся небольшим объемом.
Оригинал

Журнал «Октябрь», 2017, 4
«Из недавнего прошлого»

Дарья Кожанова

(…)
Конец 80-х, город Брежнев, сила и мощь «Камаза», кажущаяся непоколебимой; идет афганская война, упали цены на нефть, советским истребителем сбит южнокорейский «боинг». Такой фон у книги Шамиля Идиатуллина, романа о взрослении советского подростка в переломную эпоху. Четырнадцатилетний Артур живет счастливо и беззаботно: ходит на дискотеки, поет под гитару, скучает на пионерских сборах. Знакомство в пионерлагере с вожатым, каратистом Виталиком, только что вернувшимся из Афгана, и его возлюбленной, красавицей Мариной должно навсегда изменить безмятежную жизнь Артура. Грозящим и зыбким выглядит будущее города, который через пару лет навсегда исчезнет с карты, как и породившая его страна.
(…)
Оригинал

«Санкт-Петербургские ведомости», 3 мая 2017
Сопряженные миры

Василий Владимирский

Шамиль Идиатуллин, как справедливо указано в аннотации к этой книге, никогда не повторяется. Футуристический боевик «Татарский удар», ужастик «Убыр» в двух томах, производственный роман «СССР(tm)», шпионский триллер «За старшего», сказочно-фантастическая повесть для подростков «Это просто игра»… Теперь пришло время для большого романа, отчасти основанного на автобиографическом материале: действие «Города Брежнева» разворачивается в первой половине 1980-х в городе, где прошло детство самого автора. Хотя где тут документальное свидетельство, а где вольная «вариация на тему» — читателям остается только догадываться.
Во времена, которые у нас принято называть «поздним застоем», Ленинград славился дерзкими фарцовщиками и рок-клубом, Сочи — виртуозными шулерами-каталами, Астрахань — браконьерским промыслом, поставленным на широкую ногу, вплоть до стрельбы из «калашей» по Рыбнадзору, что в СССР не особо практиковалось.
Ну а Татарстан — абсолютно отмороженными молодежными ОПГ, включавшими тысячи подростков. Конечно, в первую очередь Казань, но, если верить Шамилю Идиатуллину, город Брежнев (ныне Набережные Челны), флагман отечественного тяжелого автопрома, в этом плане от столицы республики недалеко ушел. Возведенный вокруг КамАЗа за каких-то десять лет, он как будто специально спроектирован так, чтобы между жилыми комплексами вырастали незримые границы, которые с азартом отстаивают городские подростки, озверевшие от унылости пейзажей и отсутствия более-менее внятных жизненных перспектив.
Причем участвуют в драках стенка на стенку не только «чоткие» пацанчики из неблагополучных семей. У Артура Вафина, главного героя романа, с предками «все пучком»: отец — главный инженер-энергетик, мать — активная общественница и образцовая хозяйка. Голодать Артуру не приходится, в школе прессуют умеренно, скандалов в семье не случается — казалось бы, живи да радуйся. Но, как говорили классики, «среда заела»: невозможно жить в обществе и быть свободным от него. Вот и Артура постепенно затягивает жестокий мальчишеский мир, где принято ходить по району стайками, бить противника так, чтобы не встал, бегать от дружинников и получать по почкам в отделении милиции.
Впрочем, «Город Брежнев» — настоящий роман, без дураков, и автор не ограничивается одной сюжетной линией. В своей новой книге Идиатуллин перебирает, кажется, все главные темы проблемной «молодежной прозы» поздних 1980-х: конфликт бойких старшеклассников с косной школьной системой, беспредел в органах, негласные квоты на «национальные кадры», экология, дефицит, Афган… Только написано все это с не свойственной соцреалистам живостью — лихо, удало, аж искры из глаз.
В «Городе Брежневе» открывается целая цепочка сопряженных миров. Здесь есть мир, где крапивинские мальчики и девочки читают умные книги, клеят модели самолетов и репетируют спектакль по Василию Шукшину. Мир производственного романа, где пышут жаром мартены, вечно горят сроки, срываются планы, высокое начальство стучит кулаком по столу, а несчастливая десятая печь чугунолитейного завода грозит катастрофой всему городу. Мир грязных пустырей, заплеванных лестничных пролетов, тяжелых самодельных нунчаков и бритвенно-острых заточек, угрюмых наголо стриженных пацанов, которые встречают друг друга вопросом: «Ты из какого комплекса?». Эти вселенные занимают одно и то же физическое пространство, наслаиваются, перетекают друг в друга. Перейти из одной в другую проще простого без всякого волшебства, но для этого надо знать о существовании альтернативы. Тут-то и кроется подвох: «Если что-то тебя не касается, то этого чего-то не существует. Америки нет, Плутона нет, спелых бананов тоже».
Так же дробятся, рассыпаются на осколки и образы героев. Для пионера Артура вожатый Витальтолич, отслуживший «за речкой», в Афганистане, — зрелый мужчина, учитель, наставник, непререкаемый авторитет, практически старший брат. Но вот камера отъезжает, угол обзора меняется, и становится видно, что на самом деле двадцатилетний Виталик очень молодой и очень наивный парень — несмотря на все свои смертоубийственные навыки и тот ад, через который ему выпало пройти.
А отец Артура, главный энергетик чугунолитейного завода Вазых Вафин, для жены и сына — пустое место: слабый, безвольный, вечно издерганный и нервный, никудышный хозяин и плохой отец. Но ради дела он готов до хрипоты спорить с любым начальством, брать на себя ответственность за рискованные решения, держать удар и гнуть линию до упора. В определенных ситуациях он демонстрирует железную хватку, нечеловеческую выносливость и шальную отвагу — совсем другой человек, словно подменили. Не «Ворота Расёмон», конечно, но решение нетривиальное.
Профессиональный журналист Шамиль Идиатуллин хорошо понимает, как устроен механизм читательского восприятия, и не стесняется дергать за нужные рычаги, давить на скрытые кнопки. Несмотря на все потери и разочарования героев, «Город Брежнев» — книга ностальгическая, светлая, это отметили все рецензенты. Не потому, что автор идеализирует далекий 1983-й — какое там! Просто у четырнадцатилетнего Артура, от чьего имени в основном ведется повествование, все еще впереди.
Перед Вафиным-младшим открыт целый веер возможностей: мы свой выбор сделали — Артуру это только предстоит. Наше прошлое — его будущее, и это окрашивает в светлые тона даже самые мрачные эпизоды романа. Особенно мощно действует на сверстников главного героя, читателей, которым выпала судьба появиться на свет в СССР между 1970 и 1975 годами, на закате эпохи, которая никогда уже не повторится с точностью до деталей.
Оригинал

«Российская газета», 19 мая 2017
Книжные новинки мая

Ольга Шатохина

Среди недавно вышедших книг – мировые бестселлеры, уникальные исторические свидетельства и научные исследования различных сторон нашей жизни.
(…)
Шамиль Идиатуллин. Город Брежнев
Новый роман известного писателя, лауреата премии имени Владислава Крапивина и премии «Новые горизонты» посвящен эпохе позднего СССР. Описаны разные стороны жизни в том самом городе Брежневе, при этом автор мастерски совместил в одном произведении целые пласты, напоминающие о разных жанрах советской и современной литературы.
Здесь можно увидеть подробное описание жизни подростков, причем как образцово-показательных отличников, так и тех, кого в описываемое время еще не начали называть неформалами, а именовали обычно «трудными» и попросту хулиганами. «Лагеря, конечно, бывают разные. Бывают «Артек» с «Орленком». Туда я, наверное, никогда уже не попаду после того трояка по физике и еле-еле удовлетворительного поведения. Это для передовых отличников лагеря, образцово-показательные, там кино снимают, туда космонавты с артистами приезжают, а народ рассекает на катерах и персики жрет в любое время. Ну и ладно. Бывают спортивные. Там подъем в шесть утра, сразу кросс на три километра и потом такие же радости весь день до раннего отбоя…»
Жизнь родителей этих подростков образует другой слой повествования, эдакий производственный роман о металлургическом комбинате, напоминающий и о традициях соцреализма, и о «чернухе» следующего периода. Комбинат нависает над моногородом, диктуя образ жизни, а большая авария на одной из печей становится для города настоящей катастрофой. Сложные, глубоко психологичные описания человеческих отношений сочетаются в романе с подробными рассказами о множестве бытовых примет тогдашней жизни.
Оригинал

ItBook, 14 июня 2017
Город живет…

Станислав Секретов о романе Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев». Про самобытность советских городов, джинсы, секс в СССР и затянутую прозу.
В названии романа – одновременно и место, и время действия. Город Брежнев – так после смерти «дорогого Леонида Ильича» на протяжении пяти лет назывались Набережные Челны. В этом городе прошло детство, отрочество и юность Шамиля Идиатуллина. А раз так, ждешь мемуарных мотивов, тем более главный герой – почти ровесник автора: Идиатуллину в 1983-м исполнилось двенадцать лет, его персонажу Артуру Вафину – четырнадцать. Плюс Артур рассказывает о себе от первого лица. Но перед нами отнюдь не биография, а художественное произведение – вымысел, лишь опирающийся на воспоминания писателя о городе детства.
«Город Брежнев» состоит из семи частей, пролога и эпилога. В каждой части – несколько глав. На авансцену попеременно выходит то один, то другой герой: Артур, его родители, Витальтолич и Марина, Чуха и Песок… Получается многосерийный фильм, где в каждой серии по-своему отражены разные сферы жизни большого советского города.
И города в городе – Камского автомобильного завода. Продолжая проводить параллели с кино, вспомним один из самых ярких и скандальных фильмов восьмидесятых – «Маленькую Веру» Василия Пичула, снимавшуюся, кстати в городе Мариуполе, носившем в то время имя еще одного видного партийного деятеля – Андрея Жданова. Общая атмосфера и настроения «Маленькой Веры» и «Города Брежнева» достаточно схожи. Суть эпохи передана великолепно: советский строй пока неплохо держится, хотя вот-вот начнет с каждым годом все сильнее раскачиваться и шататься.
Джинсы, дискотеки, драки стенка на стенку, отцы не понимают детей, дети не понимают отцов, да и секс, кто бы что ни говорил, в СССР есть.
В романе Идиатуллина тут и там – приметы времени, суть которых писатель никак не разъясняет. Старшие поколения узнают и вспомнят, младшие, если, конечно, заинтересуются, спросят у всезнайки-Интернета, что обозначала грозная аббревиатура БКД, почему на прилавки провинциальных магазинов так редко «выбрасывали» апельсины, а домашняя стиральная машинка-автомат из Венгрии казалась практически таким же чудом, как и космический корабль. Рядом – приметы места: русские и татары, живя бок о бок, привыкли подстраиваться друг под друга, к школам прикреплялись «шефы» от управлений и служб КамАЗа, дворовые пацаны спрашивали у чужаков не «Ты с какого района?», а «Какой комплекс?»Если с именем города жители с непривычки путались, по-старому называя Брежнев Челнами, то с местной особенностью – разделением свежепостроенных кварталов многоэтажек на пронумерованные комплексы – проблем не имелось. Есть приметы, о которых говорить громко было не принято: отдельные механизмы для функционирования автогиганта доставали чуть ли не контрабандой, а в двух тысячах километрах к югу от Брежнева шла война, откуда в цинковых гробах привозили тела наших мальчишек.
На таком фоне Идиатуллин живописует жизнь советского подростка: первые влюбленности, телек, киношка, предки, школа, пионерский лагерь… И чувства, переживания, присущие нежному возрасту и очень точно переданные автором. Прозаик будто вновь почувствовал себя четырнадцатилетним, окунулся в те годы, когда «просто сидеть у костра рядом с бормочущим морем и болтать с друзьями» – самое большое на свете счастье, а увидеть нравящуюся тебе девчонку в объятиях другого – самое большое горе. «Любовь – дурное слово, его либо бабы используют, потому что дуры, либо школьное и вообще всякое начальство, когда про Родину говорит».
Самые сильные переживания персонажа Идиатуллин вырывает из конца шестой части романа, вставляя их в пролог. Получается прекрасный аперитив: с центральным событием книги читатель сталкивается сразу – и сталкивается жестко, в лоб. Естественно, разгорается желание узнать о предпосылках и последствиях. Однако предпосылки автор растягивает, из-за чего к общей отличной оценке приклеивается обидный минус.
Объем романа – ни много ни мало 704 страницы. Семьсот четыре – еще раз прописью, чтобы прочувствовать. Слишком много. Один известный писатель некоторое время назад в своем аккаунте в Facebook’е сообщил, что закончил работать над очередной книгой. Получилось более миллиона печатных знаков. Спустя полтора месяца он сократил рукопись до относительно приемлемых 600 тысяч знаков и остается в уверенности, что «по пути к читателю книга еще чуть-чуть похудеет». В итоге издание будет не слишком дорогим, и полностью его прочитать получится за привычные сроки. «Город Брежнев» тоже можно было бы безболезненно урезать – укоротить эпизоды, где характеры персонажей не имеют особого развития. Скажем, в событиях, локацией для которых служит пионерский лагерь, много общих моментов, знакомых даже тем, кто в лагере ни разу не бывал. Технические премудрости жизни автомобильного завода и перемещения его разноуровневых начальников демонстрируют лишь широкий кругозор писателя, однако движению сюжета способствуют мало. Подробными данными о том, как все устроено, какие энергетические мощности необходимы автогиганту для успешной работы и какой цикл проходят куски железа, прежде чем стать знаменитыми грузовиками, сыт не будешь. Зато Идиатуллин таким образом доказывает, что способен написать и связать воедино роман воспитания и производственный роман. Есть в «Городе Брежневе» и черты других романных разновидностей. Видимо, как раз благодаря подобной многоплановости произведение дошло до финала премии «Большая книга». Взгляды прозаика максимально широки: он способен передать и то, что чувствует четырнадцатилетний мальчишка, и то, о чем думает его мама, узнавшая о второй беременности, и то, что тревожит молоденькую учительницу Марину, и то, чемдышат мелкие городские бандиты, и то, что портит нервы руководителям подразделений крупнейшего городского предприятия. Калейдоскоп негласных правил: школьных, общажных, уличных…
Кто-то отметил, что отдельные черты жизни города Брежнева, подчеркнутые Шамилем Идиатуллиным, были характерны скорее не для начала, а для конца восьмидесятых. Но мне кажется, молиться на точность изображаемых событий не стоит. Брежнев вновь стал Набережными Челнами. Город живет…
Оригинал

Портал «Голос Омара», 15 июля 2017
Захватывающая преисподняя

Шаши Мартынова

Чтение романа «Город Брежнев» утвердило меня в мысли, что романы о русскоязычном пространстве, написанные в нулевых-десятых, войдут в летопись мировой литературы как мощный вклад в развитие жанра антиутопий на историческом материале. Во всяком случае, мне кажется, детям, родившимся в эпоху Горбачева и далее, только так и можно воспринимать романы, написанные о советском времени очевидцами, как непосредственно параллельно времени, так и постскриптумом. Я сама чуть младше автора, и потому в 1983-84 г., когда происходит действие романа, я только в школу пошла, а он уже был подростком, ровесником своему главному герою. И для меня «Город Брежнев» прозвучал на два голоса разом: и как эксгумация моих всамделишных воспоминаний, пусть и более отрывочных и менее отрефлексированных, чем у Шамиля, и как невозможная, но захватывающая байка. Так иногда слушаешь чью-нибудь длинную подлинную историю, то и дело ловишь себя на мысли, что ну нет же, да ну вы что, не может такого быть, но по некоторым — многим — частностям вновь и вновь сверяешь рассказываемое со своими воспоминаниями, что попрятались под всякие коряги, и понимаешь, что нет, не заливает рассказчик.
Вот эта непрестанная инстинктивная сверка с действительностью добавляет роману эффект «Ведьмы из Блэр»: постоянное хождение вдоль кромки бытового кошмара. Настоящие, кхм, неприятности происходят в романе то и дело, но ощущение, что все это — один из тысяч залов преисподней, возникает далеко не только из-за этого. Причем преисподней куда более достоверной, чем любые ады мировых религий. В ней можно жить и не замечать ее. Целую жизнь не замечать можно. И с такими текстами как раз отчетливо понимаешь для себя, каковы они, черты существования, которые превращают это самое существование в ад. Думаю, у каждого читателя набор этих черт применительно к советскому периоду свой, но кое-что общее может найтись для всех. Педагогическая и познавательная ценность этой книги для меня — в этом. А также в том, что именно делало этот вариант преисподней пригодным для жизни, — и вот оно, как оказывается, пусть и не очень удивительно, нечто за пределами системы, вне времени, вне эпохи, трансцендентно-детское. Впрочем, это лишь потому так для меня, что, как я уже говорила, советский период я застала ребенком, а бурные утренние сумерки 15-летия и далее пришлись для меня уже на 90-е. Важно, конечно, и то, что я родилась и жила всю дорогу в Москве, а это Ватикан Советского Союза, отдельная, куда менее адская история. Каково быть взрослым в советское время, я на своей шкуре не испытала, а теперь уж не испытает никто, кого там не было. Подтаивание этой ледяной преисподней — а период действия романа аккурат то самое время — тоже вполне индикаторно: отмирание каких именно мелочей (и крупночей) делало в те поры этот ад менее адовым, и как в те поры уживались инфернальные и уже более верхнемирные (цитируя Гордона Хотона) линии жизни.
Но есть, конечно, в романе и много всякого другого, за что его, несомненно, имеет смысл читать. Это увлекательная история. Это живые герои со своими причудливыми — по разным причинам — мотивациями, понимание которых, впрочем, возвращает нас к той части моего полива, которая касается черт преисподней.
Словом, эту производственно-бытовую сагу взросления, по-босховски педантичную в мельчайших подробностях, я с легким сердцем рекомендую к прочтению — и отдельно желала бы обсудить ее и с теми, кто родился до 1970 г., и с теми, кто возник после 1990-го.
UPD. Вот еще что видится важным добавить, подумавши: роман «Город Брежнев» относится к той редкой, насколько я могу судить, категории литературных высказываний, которые я для себя именую санитарно-гигиеническими. Такие тексты выполняют задачу переведения того или иного пласта истории, сравнительно близкой по времени, в категорию мифа, — и вот там, в мифологическом пространстве, с этим пластом истории можно взаимодействовать с меньшими (а постепенно и с минимальными) искажениями, связанными с ностальгией/ избыточной сакрализацией/ идеологическими программами/ и прочее. Можно осознавать, смотреть спокойно, но при этом без, с одной стороны, энтомологической брезгливой отчужденности, а с другой — без влюбленного/ненавидящего залипания в майю времени. Это тонкий и значимый дар писателя — такая трансформация истории, и не важно, осознанно это сделал Шамиль в романе «Город Брежнев» или бессознательно. То есть для него самого, если это сознательно, — это большая внутренняя человеческая работа.
Оригинал

Портал «Голос Омара», 16 июля 2017
Это наша с тобой биография

Елена Мотова

Странное подростковое упрямство мешает мне читать книги, которые рекомендуют со всех сторон уважаемые люди. Если бы на глаза не попался книжный обзор Шамиля Идиатуллина, я пропустила бы его роман. “5 главных советских книг о том, как и для чего подросток должен выжить” – как глоток свежего воздуха. Автор знает и любит то, о чем пишет. Недовольные фейсбучные критики упрекают его кто в очернительстве, кто в приземленности. Я возражаю – в книге нет никакого давления на читателя.
Это книга о нас и для нас – тех, кто успел вступить в пионеры. Главы – несколько месяцев 83-го и 84-го: идет война в Афганистане, заканчивается правление Андропова. Герой – четырнадцатилетний подросток, место – город, выстроенный вокруг КАМАЗа. Это что-то вроде романа воспитания, скрещенного с семейным и производственным романами. Он битком набит советскими реалиями. Хотя детство в маленьком городке было другое, в этом чтении есть радость (и горечь) узнавания. И ещё одно детское впечатление – две трети книги ты мысленно просишь: “Автор, миленький, пусть у них будет всё хорошо, ну пожалуйста!” Давно уже я не читала художественный текст с таким чувством.
Главные действующие лица, которым автор друг за другом дает слово, – школьник Артур Вафин, его татарский отец и русская мать, его юная училка немецкого и старший друг (бывший афганец и возлюбленный учительницы). Отец – главный энергетик экспериментального цеха на КАМАЗе, поэтому в середине книги мы погрузимся в реалии планового производства на фоне эмбарго.
Пионерский лагерь, запрещенное каратэ, первая любовь, новая школа, очередь за апельсинами, вступление в комсомол и лепка пельменей всей семьей по выходным – вроде бы обычная советская жизнь. Но нет. Эта жизнь – реальная, выпуклая, трехмерная (годится для экранизации). В книге очень много подростковых разборок. Город строили так, что получились практически изолированные жилые комплексы, от этого начались драки стенка на стенку. Эта линия страшная, я даже расспросила нескольких приятелей, как они дрались в детстве.
Поднят и национальный вопрос. Тут и продвижение по службе, и уроки татарского в школе. Но не для всех детей, а только для тех, кто хоть каким-то боком относится к нацменьшинству. В итоге толстой и захватывающей книги получается (или я это так поняла), что человек человеку волк. Сочувствия и помощи нужно искать только в семье, любить можно только близких (если повезло с первой и вторыми). В этой стабильности всё неустойчиво, а дружба в критических ситуациях рассыпается как карточный домик.
Я посоветовала эту книгу всем, до кого смогла дотянуться (“нет, прости, меня чуть не задавили в очереди за яйцами, не хочу об этом вспоминать”). Я проголосовала за нее в литературной премии “Большая книга”. Она живая.
Оригинал

Журнал «Прочтение», 23 августа 2017
Застой вам только снится

Егор Королев

Брежнев умер и появился город в его честь. Люди не привыкли к новому названию и постоянно называют свой город по старинке. Махровый застой превращается в болото. Но даже в этом болоте хочется любить, драться и кататься с ледяной горки. Потому что детство и потому что страна пока не развалилась. Шамиль Идиатуллин в своем романе «Город Брежнев» пытается проследить процесс умирания большой страны и заодно ответить на вопрос: что такое счастье в тринадцать лет.
Писать роман от лица подростка — задача сложная: читатель, наверняка, сразу обнаружит, что пишет взрослый. Но Идиатуллин с помощью пацанского жаргона и мастерского ведения сюжетной линии умудряется не наврать. Ему, как хорошему актеру, веришь, что именно так размышляет, поступает и тараторит главный герой — Артур.
Идиатуллин не просто хорошо актерствует, он еще и режиссирует свой роман. Дневниковые исповеди Артура перемежаются с обычным романным повествованием, где речь идет о других героях. Автор тасует сцены как колоду карт — быстро и хитро, почти по-шулерски. Читатель только узнает о событии со слов одного из героев, но тут глава заканчивается недоговоренностью или кульминацией. Идиатуллин хитрит, изворачивается, уходит в сторону, не отпускает. Книга затягивает: банально хочется узнать, что произойдет дальше.
Композиция романа — одна из сильных его сторон. Он начинается прологом — запутанным, сложным намеком на последующие события. По ходу сюжета читатель постоянно его вспоминает, даже когда близится разгадка и наступает кульминация, объясняющая пролог, — обязательно решишь к нему вернуться и перечитать. Автор будто специально заставляет дважды пережить эмоции героя, вырвавшегося из самого страшного дня своей жизни, — сначала смутные, непонятные (почему герой так переживает, что он натворил?), а потом даже болезненные, страшные (как с этим жить дальше?).
«Город Брежнев» поначалу похож на роман воспитания: будни пионерского лагеря, дискотека, друзья. Идиатуллин с любовью выписывает детские воспоминания (явно свои). Кажется, что так все безмятежно и пойдет: намазать спящих товарищей зубной пастой, влюбиться по уши в самую красивую девочку. Но не тут-то было: вдруг перед нами возникает производственная драма. Отец Артура работает главным энергетиком на крупном заводе — а это цеховая романтика КАМАЗА, подробности аварии, нервные совещания с нецензурщиной… Будет и приключенческий роман, и триллер с детективом: Идиатуллин мастерски описывает драки, незаметное появление ножа, липкую и вязкую смерть… И даже любовный роман на две главы. Основная линия — разборки, драки, ссадины, кровь, милиция, взросление. Все это происходит в обычном советском городке под названием Брежнев — пожалуй, он и есть главный герой романа, который в финале превращается в антиутопию: город становится символом разваливающейся страны, гигантской империи, в которой дети мечтают о магнитофоне и стоят в очереди за тремя апельсинами.
«Город Брежнев» — крепкая проза, брутальная, циничная и мужская. Иногда цинизм уходит, и страницы пестрят обаятельным пересказом советской действительности, нищей, но счастливой. Отдельная глава, например, посвящена тому, как в семье Артуре лепят, а потом поедают пельмени:
Над столом взметывалось облако лаврового пара, запаха уксуса и мясного аромата, оно стремительно расширялось, заставляя каждого замычать, схватить ложку и бездумно сунуть первый блестящий пельмень, вздутый и мгновенно высыхающий от внутреннего жара, в залитый слюной рот, раскусить его, охнув от раскаленного удара в небо, и все равно немедля разжевать, обжигаясь, давясь, отдыхиваясь…
Тем, кто в детстве ползал по заброшенным стройкам и мечтал о желтых бананах, эта книга подарит много счастливых минут. Для молодых, тех, кого бананами уже не удивишь, это просто интересная глава из учебника истории. Хотя здесь много отсылок и к современности: американские санкции, наши вояки в другой стране (правда, почему-то в Сирии).
Книга Шамиля Идиатуллина отчасти отвечает на вопрос, как могла развалиться такая империя. Но автор не мажет все черными красками. Он по-репортерски отстраненно (работает-то в «Коммерсанте») пересказывает детали и мелочи советского быта: «Из плацкарта чистым не выберешься, даже если на пять минут присел». И, конечно, с нескрываемым презрением относится к государству, требующему выполнения плана и посылающему совсем молодых пацанов в Афганистан. Война в Афганистане — одна из тем романа, почти мимолетная, на полях — и потому вырисованная без пафоса и закатывания глаз. Писатель показывает трагедию человека, вернувшегося из той бойни, балансирует на уровне «герой» и «антигерой», размышляет, какой след война оставляет в человеке, пытается понять, может ли такой человек жить нормальной жизнью.
Громче и значительнее в романе звучит тема взросления. Как стать этим человеком, кого надо любить, а кого можно презирать, от кого надо защищаться, какую музыку слушать, как стать честным и порядочным? Автор заставляет Артура пройти через пытку, которую вряд ли выдержит человек взрослый. И это самое интересное в романе — узнать, сможет ли. Читатели знают, что страна развалится, что чуть впереди Чернобыль, в который переедут Артур с семьей, что один неприятный тип уже начал строить свою карьеру и одним высокопоставленным уродом будет больше.
То есть жизнь не станет лучше. Но Родину не выбирают, особенно когда Родина — это мама с папой, Танька, пионерский лагерь и даже город Брежнев, каким бы плохим и серым этот город ни был. Идиатуллин на этом настаивает. Он признается в любви этой своей Родине — уже бывшей. А может, и настоящей. Набережные Челны перестали быть Брежневым в 1988 году, но город-то остался.
Оригинал

Газета «Шанс» (Абакан), 31 августа 2017
Год 1983

Владимир Борисов

В новом романе Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев» нет никакой фантастики. Более того, действие его происходит тридцать с лишним лет назад. И хотя некоторые строки аннотации («цены на нефть упали в полтора раза», «США ввели экономические санкции») звучат очень современно, не следует обманываться, это не про нынешние времена. Просто автор, как он сам признался, долго ждал, когда кто-нибудь напишет книгу о советском детстве на переломном этапе: «про андроповское закручивание гаек, талоны на масло, гопничьи «моталки», ленинский зачет, перефотканные конверты западных пластинок, первую любовь, бритые головы, нунчаки в рукаве…». А потом взял, да и написал про все это.
Роман дает три среза, три пласта тогдашней действительности. Основной и главный – жизнь тринадцатилетнего (ага, именно таким был возраст автора в это время) школьника Артура, его повседневные заботы, наивные представления о политическом устройстве мира, отношения с одноклассниками. И участие в подростковых войнах, стычки с милицией, одна из которых заканчивается трагически.
Второй – судьба наставника Артура, Витальтолича, вернувшегося с войны в Афганистане, понюхавшего пороха, потерявшего боевых друзей и вдруг обнаружившего, что никому в стране по большому счету его сражения не нужны, что здесь пригодились бы совсем другие умения. Кажущийся внешне спокойным и выдержанным, он изломан внутри, и этот излом приводит его к предательству и гибели.
Наконец, третий – взгляд родителей Артура, замотанных на работе и производстве, неустроенных в быту, вроде бы занимающих не последнее место в иерархии должностных отношений (отец Артура – главный энергетик цеха чугунного литья на КАМАЗе). Но все это может рухнуть в одночасье.
Вообще-то все это, наверное, архетипы спиралей развития нашей страны – и разборки типа «А ты с какого раена?», и какие-то странные войны то во Вьетнаме, то в Афганистане, то в Сирии, и производственные неурядицы. Во всяком случае, это явления не конкретно 1983 года, аналоги можно найти и раньше, и позже во времени. Достоинство книги Идиатуллина в том, что написано обо всем честно, без приукрашивания и без сползания в чернуху. И это хорошее напоминание о реалиях недавнего прошлого, которые хорошо бы освежить в памяти тем, кто мечтает о возврате в СССР.Оригинал

«Эхо Москвы», 27 сентября 2017″

Николай Александров

Роман Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев», выпущенный издательством «Азбука» — вошел в шорт-лист премии «Большая книга». Действие происходит в 80-х. Обыкновенный советский провинциальный город, узнаваемые реалии, войны подростков (район на район), школа, пионерский лагерь, первая любовь. Бывший афганец и каратист Виталий становится наставником 14-летнего Артура. Артур борется за справедливость. Или дерется за справедливость, что точнее. В этом Виталий и оказывается образцом для него. Борьба, кстати сказать, идет нешуточная (в финале романа Виталий гибнет), и полагаться в ней можно только на свои силы. Потому что справедливости нет, и закона нет — милиция ничем не лучше шпаны. Мир, хорошо знакомый и изображенный хорошо знакомыми средствами, тоже, кстати, идущими от эпохи 80-х. И, может быть, поэтому он производит такое тягостное впечатление: потому что, несмотря на все попытки противопоставить советскому мраку что-то хорошее, честное, человечное, простое и ясное, вопреки всему в этом мраке выросшее, обреченность добра в этом мире становится очевидной. Действительно, трудно найти верную опору там, где изначально расшатано всякое понятие о верности, трудно обрести смысл там, где все основано на бессмысленности и лжи. Роман и становится больше таким социологическим, а не художественным свидетельством.
Оригинал

Журнал «Урал», 2017, 9
Back in USSR

Александр Кузьменков

Шамиль Идиатуллин. Город Брежнев. — СПб.: «Азбука», 2017.
У Идиатуллина есть все писательские задатки. Взять хоть пятую графу: ну просто идеальна для российского литератора. И должность — лучше не придумаешь: шеф регионального бюро «Коммерсанта». Знамо, всяк издатель счастлив будет порадеть такому человечку. Единственная проблема: писать Шамиль Шаукатович совершенно не умеет. Но это зло не так большой руки: писатель — не тот, кто пишет, а тот, кого читают. «Город Брежнев» гарантированно прочтут — тому порукой номинация на «Большую книгу». Кстати, уже прочли и встретили дежурным малиновым благовестом, — но об этом в свой черед.
Набережные Челны носили имя покойного генсека с ноября 1982-го по январь 1988-го. Ш.И. взялся реконструировать 1983 год. Об авторских мотивациях доложили издатели: «Шамиль Идиатуллин, по собственному признанию, долго ждал, когда кто-нибудь напишет книгу о советском детстве на переломном этапе: “про андроповское закручивание гаек, талоны на масло, гопничьи “моталки”, ленинский зачет, перефотканные конверты западных пластинок, первую любовь, бритые головы, нунчаки в рукаве…” А потом понял, что ждать можно бесконечно, — и написал книгу сам». Хм. А стоило ли ждать-то? — уже написан «Вертер». И как минимум четырежды: козловские «Гопники», «Школа» да «СССР» плюс елизаровские «Мультики» — в последних, между прочим, попадаются даже нунчаки из табуреточных ножек. Чего же боле?..
Отвлечемся ненадолго. Любопытное, изволите видеть, обстоятельство: старые песни о главном нынче исполняют вьюноши, рожденные в 1970-х, те же Козлов с Елизаровым, Бенигсен — и кто еще там?.. Я прожил в СССР на добрый десяток лет больше любого из них и категорически не возьмусь за эту неподъемную тему — слишком противоречива и потому невероятно сложна для осмысления. Советский Союз, увиденный глазами подростка, лишен и намека на амбиваленции и легко укладывается в простейшие схемы — протокольный нарратив, как у Козлова, или дубовую сатиру, как у Бенигсена. Не минула упрощенческая пагуба и Идиатуллина.
Роман на поверку оказывается 700-страничной инвентаризационной описью советского утильсырья: Dschinghis Khan на кассетах TDK, паста «Поморин», джинсы Rifle за 120 рваных, портвейн № 8 (напрасно, 15-й был лучше!), сорбит вместо леденцов, пылесос «Вихрь», стиральная машина «Вятка-12», гибкие пластинки из журнала «Кругозор» — огласить весь список? Воздержусь: не стоит у автора хлеб отбирать. И не только хлеб — Ш.И. выкрикивает каждую позицию с торжеством первооткрывателя:
«Под стеклом мясного отдела посмертно мерзли синие куры и зеленая ливерная колбаса… Вазых с досады купил синюю курицу, в хлебном отделе — песочное пирожное, а в овощном — гроздь зеленых бананов деревянной твердости».
С тем же самым апломбом Капитан Очевидность сообщает читателю чертову уйму потрясающих вещей: СА воевала в Афганистане, по воскресеньям показывали «Будильник», пионерский галстук стоил 75 коп./шт., а латунная октябрятская звездочка — 10, нож ручной мясорубки надо постоянно очищать от сухожилий и прочая, прочая, прочая. Во, блин, а мужики-то не знают…
«”Город Брежнев” — очень хитро устроенный музей того времени, любовная и насквозь интеллектуальная попытка вычленить, засахарить и разместить под стеклом все главные феномены того времени», — восхитилась Галина Юзефович. Весьма сомневаюсь насчет хитрого устройства. Да и особого IQ для механического перечисления примет эпохи, воля ваша, не требуется.
Точно так же, чисто механически сочинитель-?ф?нде подошел к сюжетостроению. Теоретически «Город Брежнев» — Bildungsroman о превращении мальчика в мужа. Но инициация, сплошь из махачей с враждебными моталками, прописана пунктирно и для автора явно вторична — она то и дело уступает место лепке пельменей, походам в овощной, плесневелым анекдотам про русского с китайцем, «Сельскому часу» и «Утренней почте». Диво, что при такой эстетической парадигме Ш.И. уложился в 700 страниц. Мог бы выдать на-гора и втрое больше, пересказав рецепт окрошки, правдинские передовицы и ранние песни Шевчука.
Жанровая проблема решена несколько оригинальнее. Что можно выжать из жизни четырнадцатилетнего гопника? — самый мизер: раз разборка, два разборка, а на третьей грядет предсказуемая оскомина. Публику, чтоб не заскучала, надо угостить болтами в томате: есть у гопника папа, главный энергетик в камазовской литейке, — вот вам спеченные огнеупоры для футеровки, электрокотлы, кратность воздухообмена на формовке и хронические проблемы со смежниками. Как там у Горина? — сперва намечался мордобой, потом перевыполнение плана, а потом решили совместить. Результат — «Меня зовут Арлекино» пополам с «Битвой в пути».
Да, о реализме. Идиатуллин, дотошный в незначащих мелочах, отчего-то теряется, как только речь заходит о вещах более-менее сложных и всеми колесами въезжает в фантастическую колею. Мальчик, послушав ну о-очень приблизительную лекцию об обращении с ножом, одним ударом на глушняк завалил мента — охотно верю. Молодая училка без проблем уволилась из школы, где работала по распределению, — верю еще охотнее. И уж во что верю безоговорочно — так это в психологическую точность. «Мы все лето рядышком были и срослись, не знаю уж, руками, губами или пуповиной какой-то, через которую дышали одним и тем же, и жили одним и тем же… А потом… мы стали жить порознь. Но обрывки пуповины волочились — за мной, по крайней мере — и уже не втекала общая с нею жизнь, только моя вытекала…» Кто это говорит, Гонгора-и-Арготе? Вуатюр? Да нет, реальный пацан, которому книжку открыть в лом.
Автор, не в пример протагонисту, книжки читал — и потому время от времени старательно пытается подражать прочитанному. Право, лучше бы он этого не делал:
«Большинство пацанов и пара девчонок начали подхохатывать под возмущенными взглядами правильной части женского поголовья».
«Поцелуй затянулся и заиграл различными красками, которыми маляры нахалтурили на втором этаже».
«Он с грохотом обрушился остатками организма со скамейки».
«Виталик был пьян мертвецки, до пены в глазах».
«Мы слетели, как пригоршня защекотанных зайцев, кувыркаясь и гогоча».
И так далее — до пены в помутневших глазах, до заячьего гогота в ушах. Друг мой Шамиль Шаукатович, об одном тебя прошу… Вот, кстати, повод сказать похвальное слово Советскому Союзу: там стилистические изыски такого рода если и печатались, то исключительно на 16-й полосе «Литературки» за подписью душелюба и людоведа Евгения Сазонова.
И опять-таки про Советский Союз — куда же мы без него? «Автор ухитрился пройти по узенькой тропке между Сциллой ностальгии и Харибдой чернухи», — утверждает Константин Мильчин. Комплимент, если разобраться, куда как сомнительный: на язык сама собой просится банальность про лаодикийского ангела. Однако реестру товарно-материальных ценностей (ничего другого в «Городе Брежневе» днем с огнем не сыскать) эмоции противопоказаны по определению. А теплохладное безмыслие — не лучшая питательная среда для прозы.
Грешно не вспомнить напоследок товарища Брежнева — тема, по-моему, обязывает. «Настоящий талант встречается редко», — учил дорогой Леонид Ильич с трибуны XXV съезда КПСС, помните? Бывали и у покойного генсека здравые высказывания. Теперь таких не делают…
Оригинал

«Независимая газета», 23 ноября 2017
И тоска лагерей

Игорь Бондарь-Терещенко

Роман о 13-летнем пацане из Набережных Челнов, переименованных после смерти генсека в город Брежнев, – это, по сути, утопия из советского прошлого. Сегодня многие стараются разрядить то бровастое время различной альтернативой, стряпая антиутопии без Афганистана и Второй мировой войны, но в данном случае все намного проще. Дело в том, что пролонгированная Идиатуллиным во многих его книгах тема оказывается нынче востребованной, и любая придумка из той эпохи воспринимается на ура. Что говорить о «чистой правде» (о счастливом советском детстве), которую рассказывают в «Городе Брежневе» и которую иначе, как фантазией, назвать нельзя. Просто не поверят, что такое могло быть, и завязку романа, в котором мальцу заехал в грудь ногой милиционер, с досадой постараются пропустить. Не было такого в СССР, как и секса, простите.
А что же было, причем в самом зародыше жизни и судьбы главного героя? В колонках – Боярский, на экранах – «Танцор диско», в самиздате «роман о каком-то Мастере», ну, а по жизни – весь этот эрзац советской культуры, превращенный автором в подобие энциклопедии советского быта. И даже главы романа иногда называются синхронно эпохе вроде песни из кинофильма «Судьба резидента» – «И тоску лагерей…».
О лагере в романе более чем достаточно. Пионерском, конечно, ведь время уже после Олимпиады, и социум от аморальных элементов уже не так рьяно зачищали. Хотя карате и группу «Пинк Флойд» уже запретили, да и отдых в этом самом пионерлагере был такой, знаете, мазохистский, сродни рассказам возмужания из «Тайного дневника Адриана Моула». То есть настоящий советский отдых в духе Гайдара и Рыбакова: «Я опять сгорел, сорвал голос, наколотил синяк на бедре кромкой зеленого чайника с водой, который тащил вместо термоса, – все пили на ходу из подржавленной крышки, как из пиалы, – и стер себе плавками все на свете», – сообщает герой, мажущий после этого кремом срамные места. И пускай вместо голубой чашки классика тут зеленый чайник современника, все равно связь с традицией налицо. Всесоюзная республика ШКИД и не знала других связей, кроме родственных, в условиях одной отдельно взятой страны Муравии.
Причем время в пионерлагере, как считает герой, – это его «лучшие дни»; все остальные – так себе, взросление. И младших еще надо в том же духе воспитывать: «–Эх ты, а еще в Брежневе живешь. Там Брежнев воевал. Не город в смысле, а Леонид Ильич, в честь которого нас назвали. Знаешь, кто такой Брежнев был? – Салажонок подумал и нерешительно сказал, глядя в землю: – Как Андропов?»
Роман вообще довольно традиционно построен, словно в брошюре о детской психологии. Его, наверное, антироманом воспитания можно назвать. Упомянутую полуправду читателю, путающему Брежнева с Андроповым, следуя жанровой разнарядке, доносит положительный главный герой из отряда «Юный литейщик» – тот, который не встает, когда вожатый кричит: «Встать!» А уж разрушают его домашний мир – товарищи, как всегда, знающие больше, чем диктор в телевизоре, и у которых отцы не только воевали, но и сидели. Сам он, конечно, не верит, и в этих препирательствах у костра мирно течет тогдашняя жизнь и заодно сюжет. «Наши не могут быть фашистами, – уверяет нас упомянутый герой, когда ему рассказывают про Афган. – Наши не могут кидать гранаты в дом, бомбить города, захватывать чужие острова, ну и вообще – нападать, стрелять в спину, обманывать и предавать».
Стилистические огрехи, конечно, при этом случаются, и «по ходу», скажем, тогда не говорили. («Петрович, по ходу, Ротару чинит»). Могли сказать «типа», «по типу». А так все в порядке с временной идентификацией, и «Серый был импозантен, как герой утреннего киносеанса за десять копеек». О кино тоже немало. В те годы, кстати, в самом начале 1980-х, могли выйти «День командира дивизии» по повести Александра Бека, «Безумный день инженера Баркасова» – попурри из Зощенко, «Ностальгия» Тарковского и «Приключения Петрова и Васечкина».
Кроме «пионерского» фольклора в романе, конечно, немало анекдотов. Причем «политических», про Андропова и Рейгана (как символов эпохи, хотя Андропов не был так «анекдотичен», как Брежнев, ну да пускай, поверим в исключительность политпросвета у детей данного пионерлагеря). Анекдоты же, например, такие: «Летят, значит, в самолете, и такой раз, черт с пилой на крыло сел и айда пилить. Ну все орут такие: а, упадем! – машут ему, уйди, говорят, а он, такой пилит и радуется. Рейган говорит: я самый богатый президент на свете, я заплачу тебе миллион долларов, только кончай пилить. Черт сильнее пилит, пофиг ему. Рейган опять: я, говорит, на вас напущу свою самую большую армию с этими, нейтронными бомбами. Черт вообще завелся, крыло трещит. Андропов говорит: дай-ка я. Раз, на бумажке что-то написал, к окошку поднес. Черт увидел, ффить – и нет его. Рейган такой: «Блин. А что ты написал?» Андропов показывает: «Хорошо работаешь, на БАМ пошлю».
Впрочем, в романе особого влияния на неокрепший, так сказать, детский ум все «антисоветское» не имеет. Да и главный герой, над чьим произношением «смеялись тетки из хозчасти», знавшие татарский, вундеркиндом в этом смысле не был. «Кроме стихов, я ничего не умел, – сообщает он. – Разве что поотжиматься на время или мелом нарисовать на асфальте средневекового рыцаря». То есть роман еще и про «маленького человека», какой бы сюжетной тавтологией это ни звучало. Правильного, доброго и даже порядочного.
Ну а так, конечно, роман вполне актуальный, наезды люмпенов от власти до боли похожи на сегодняшние речевки разрешенной гопоты. Короче, как ни грустно, но малая зона, по Солженицыну (пионерский лагерь в «Городе Брежневе»), все так же качает права на зоне большой (сегодняшний социум), и поделать с этим даже в литературе ничего нельзя.
Харьков (Украина)
Оригинал

Журнал «Звезда», 2018, 1
Шамиль Идиатуллин. Город Брежнев

Дарья Облинова

Роман Шамиля Идиатуллина — гигантская (почти 700 страниц) машина времени, отправляющая в 1983 год. Вниманию читателей предстает по-журналистски точный временной срез, узнаваемый не только теми, кто в нем жил, но и несколькими последующими поколениями. Ночные бдения с зубной пастой и соревнования между отрядами с захватом флага в летнем лагере; толпы опасных мальчишек в подъездах и их вечное «А если найду?»; примиряющее всех катание с огромной горки, когда уже не важно, из какого ты района города; очередь за апельсинами перед Новым годом, семейная лепка пельменей…
Но приступы ностальгии — не единственное, чего удалось добиться автору. Главное достоинство книги — сложная, продуманная композиция. Картина рисуется несколькими рассказчиками, из которых персонализирован только тринадцатилетний Артур. Остальное повествование ведется от третьего лица, но совсем не по принципу всеведущего автора. Один из персонажей всегда выхвачен из темноты лучом прожектора. А потому, как это бывает в кино, в таких главах есть тот, за чьим сознанием следует неизвестный нарратор: отец и мать подростка, вожатая в пионерлагере, ставшая его учительницей, ее возлюбленный, а по совместительству старший товарищ Артура. Поскольку все герои знакомы и задействованы в одних и тех же событиях, перед нами постепенно выстраивается сюжет со своими интригами, которые раскрываются, как только осветитель направляет луч в другую сторону.
Несмотря на то что голос дан лишь одному, в процессе чтения начинает казаться, что это антиприем и главным героем на самом деле является Виталий — вожатый Артура, научивший его самозащите (и долго еще помогающий в сложных ситуациях), справедливый и честный, прошедший Афган, вышедший из деревенской неблагополучной семьи. Теперь он пытается построить карьеру и личную жизнь. Его точку зрения читателю удастся увидеть только в самом конце, а до этого он — ускользающая фигура, которая намечается только пунктиром, появляясь в жизни других. За ним хочется следить, и оказывается, что не зря.
Но все же Виталий скорее серый кардинал, двигатель сюжета. Иногда — волшебный помощник (как в сказках), иногда — антигерой. А Артур тем временем, как в романе воспитания, взрослеет, читатель наблюдает за становлением его сознания, поиском ответов на гносеологические и этические вопросы (что включает в себя родина, ради чего стоит умирать и т. п.). Как и у любого подростка, в его голове возникают свои классификации: «Шлюхи бывают прирожденные, идейные и случайные». Свои определения понятий: «Друг — это не самый умный или там красивый. Это тот, за кого ты любому пасть порвешь, и он за тебя. А то, что он мудак и дебил, вопрос второй». Свои логические выводы: «А если получается, что верить никому нельзя, то как жить-то вообще? Никак, получается. А я хотел жить. Почему-то. По привычке, наверное, и потому что ничего другого не умел». Следить за этими философскими упражнениями — одно удовольствие. Во-первых, они любопытны, во-вторых, автор легко и умело использует подростковый сленг изображаемой эпохи, используя даже те слова, которые в принципе не так легко представить в письменной речи («милипизерный», «чушпан», «ашники»).
Значительные вставки о работе завода КамАЗ, напротив, усложняют и тормозят восприятие текста. Однако долгие и обстоятельные обсуждения процесса чугунного литья с использованием многочисленной терминологии тоже, наверняка, имеют значение для автора (возможно, цель — в приближении романа к важнейшей жанровой форме советской литературы). Идиатуллин вообще внимателен к деталям, которые могут иметь различные интерпретации. Так, неоднозначно, например, выбранное время действия — период правления Андропова. Со смертью генсека заканчиваются книга и эпоха, однозначно охарактеризовать которую невозможно.
В премиальных гонках такого рода книги в последнее время пользуются успехом (возвращение к какому-либо историческому периоду, игра с композицией и повествователями — всё при ней). Поэтому место в финальной тройке «Большой книги» (в том числе в читательском голосовании) наверняка не последняя награда журналиста, успешно заявившего о себе в писательском деле.
Оригинал

Журнал ВШЭ «Окна роста», 25 сентября 2019
Книги и время

В этом выпуске о своих любимых художественных и научных сочинениях, а также о книгах, полезных в преподавании, рассказывают Игорь Данилевский, Роман Абрамов и Андрей Кожанов (фрагмент).

Роман Абрамов, доцент, заместитель заведующего кафедрой анализа социальных институтов департамента социологии факультета социальных наук
Вопрос о любимой художественной книге самый сложный и, пожалуй, не имеющий ответа. В разном возрасте, в разном настроении и на различных этапах биографии одни книги оставляют равнодушными, а другие становятся важными и если и не влияют на мировоззрение, как это должно было бы стать с советскими комсомольцами, прочитавшими роман Николая Островского «Как закалялась сталь», но обогащают воображение, дают новые знания, становятся формой эмоционального опыта. Поэтому я прошел долгий путь чтения, начиная с детства, вместе с увлекшей меня во втором классе «Лесной газетой» Виталия Бианки издания ранних пятидесятых, через очевидный набор приключенческой литературы советского школьника, включавший Жюля Верна, Артура Конан Дойла, Александра Беляева, Эдгара По, братьев Стругацких и др., а также восприняв весь эклектичный корпус литературы, ставший доступным в период перестройки, благодаря первым большим тиражам или первым изданиям после долгих лет цензурных запретов, – Дж. Оруэлл, Дж. Р. Толкиен, М. Булгаков, В. Набоков, А. Ахматова и др. Потом всё продолжилось В. Пелевиным, В. Сорокиным, М. Елизаровым. Мой опыт чтения продолжается и сегодня. Из более свежих впечатлений могу выделить «Благоволительницу» Литтела, «ЖД», «Орфографию», «Остромов» Д. Быкова, «Врожденный порок» Т. Пинчона, «Щегол» Д. Тартт, «Петровы в гриппе и вокруг него» А. Сальникова, «Елтышевы» Р. Сенчина и многое другое.
Однако хочу остановиться на книге, которая, с одной стороны, мне кажется отличным образцом современной российской прозы, а с другой – путеводителем по сумеречному времени первой половины восьмидесятых, когда страна переживала «гонки на катафалках», советская идеология выглядела всё более абсурдно в своих механических попытках поддержания общественного консенсуса, а экономическая деградация давала себя знать в разладе промышленности и утомляющем дефиците. На этом фоне разворачивается история взросления советского подростка из романа Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев».
Итак, мы имеем гигантский промышленный город, построенный на волне последних усилий по индустриализации страны, с почти полумиллионным населением, состоящим из приезжих, которые работают на главном предприятии – автомобильном заводе. Соседские, трудовые, личные социальные отношения еще только складываются, из-за чего новоиспеченные горожане переживают дюркгеймовское ощущение аномии и пытаются найти себя в продуваемом всеми ветрами каменном лабиринте новостроек. Главный герой учится в школе и лавирует между ролями хорошего сына и прилежного ученика и участника уличной банды, которые стали активно появляться в то время в новых микрорайонах многих советских городов. Роман насыщен деталями повседневности начала восьмидесятых, включая тонкости быта, производственных отношений и мироощущения людей того времени. Зыбкость предперестроечного периода обозначена и в названии романа: в действительности Набережные Челны были очень недолго городом Брежневом, и этот странный топоним ушел в небытие вместе с СССР.
В последнее время художественных книг о позднем советском прошлом выходит довольно много, и авторами их являются те, кто тогда взрослел и ухватил почти бессознательно настроение угасающего режима. «Город Брежнев» Идиатуллина – одна из лучших работ в этом ряду: отличный сюжет, насыщенное описание, атмосфера неясной мути, охватившая страну после смерти Брежнева, – всё это передано блестяще, и, вероятно, именно по таким книгам, а не по историческим исследованиям будут судить о духе той эпохи в будущем.
Оригинал

Русская служба BBC, 13 апреля 2020
Что почитать на карантине: наша подборка современных русских книг

Александр Кан

В обычной повседневной жизни между работой, друзьями, кино, театром, концертами, футболом, телевизором и интернетом мало у кого из нас остается время на художественную литературу. Сейчас из всего вышеперечисленного у большинства остались только телевизор и интернет. Как член жюри литературной премии «Большая книга», я в последние годы волей-неволей — но чаще всего с большим удовольствием — знакомлюсь с потоком современной русской литературы.
Сейчас, оказавшись взаперти и без дела, самое время — читать. Предлагаю вашему вниманию некоторые из, на мой взгляд, самых достойных опубликованных в последние годы книг современной русской литературы.
(…)
Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев» (2017)
Сегодня многие уже забыли, что короткий период — шесть лет с 1982 по 1988 год — город Набережные Челны назывался город Брежнев. Именно на это время пришлись подростковые годы, отрочество родившегося и выросшего в городе Брежневе писателя и журналиста Шамиля Идиатуллина. Трудно было бы подобрать более точное название для книги, в которой на наших глазах и на удивленных глазах ее главного героя, сверстника автора, рушится привычная счастливая советская жизнь, и начинается что-то новое, неизведанное, пугающее и временами по-настоящему страшное. Переданная с потрясающей точностью в деталях, мелочах позднесоветского быта ностальгия и привлекает, и отталкивает.
Оригинал

Burning Hut, 1 мая 2020
5 книг для тех, кому хочется бунтовать: против родителей, общества и всего мира (фрагмент)

Ольга Аристова

Революционная подборка от Ольги Аристовой, создательницы шоу-проекта книжных стендапов «Кот Бродского».
Психолог Филип Зимбардо, рассуждая о Стэнфордском тюремном эксперименте, предложил выход из тупика, в котором «все неправы, но я один ничего не изменю»: каждому из нас необходимо следовать теории маленьких дел. Одно этичное решение важнее грандиозного подвига. Жизнь одного человека определяет жизнь всего общества. И индивидуальный бунт — всегда вестник больших перемен. Эта подборка книг — попытка порассуждать о том, как личный бунт становится общезначимым.
(…)
Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
Подростковый бунт в понимании взрослых — это история про отстаивание своих границ и поздние возвращения домой. Шамиль Идиатуллин показывает нам ту сторону, о которой мы не очень хотим знать: детская преступность, секс за гаражами, «стрелки» на спортивных площадках, заточки в карманах. Это молчаливый бунт против насильственных поездок в летние лагеря, запрет на прозападные хобби (каратэ, рок-музыка), недоступность хорошей одежды и продуктов.
Роман выстроен так, что юные гопники выглядят логичным результатом деятельности государственной машины. В противоположность им взрослые персонажи романа не бунтуют: они покоряются власти и почти неотличимы от поршней и рычагов, за которыми проходит их жизнь на заводе. Реакция детей, которые видят, какое будущее им грозит, вполне закономерна.
Оригинал

Вернуться к описанию книги