Российский центр науки и культуры в Варшаве, 4 сентября 2018
Шамиль Идиатуллин: «Я сравнительно недавно сообразил, что всегда предпочитал современную отечественную литературу…»
Шамиль Идиатуллин родился 3 декабря 1971 года в Ульяновске, вырос в Набережных Челнах. Профессиональный журналист, 10 лет проработал в республиканской газете Татарстана, одновременно сотрудничая с федеральными СМИ, позже переехал в Москву. Работает в Издательском доме «Коммерсантъ». В литературе дебютировал в 2004 году политическим триллером «Татарский удар». Известен также как автор грустной утопии «СССР™», мистической дилогии «Убыр» (впервые опубликована под псевдонимом Наиль Измайлов), шпионского триллера «За старшего» и фантастической повести «Это просто игра». В 2017 году стал бронзовым лауреатом премии «Большая книга» за роман «Город Брежнев».Эксперт и член жюри нескольких литературных конкурсов, автор ряда литературоведческих статей. Женат, отец двух детей. Живет в Москве.
— Шамиль, Что вас побудило взяться за «перо»? Как вы росли, как познавали литературу?
— Получилась забавная двухходовочка: я с детства мечтал быть писателем, потому что очень много читал, практически жил книгами и не видел смысла почти ни в чем, кроме литературы. Была еще пара интересов, но я довольно быстро смирился с тем, что на них мне точно здоровья не хватит. Таким образом, годам к восьми я твердо решил стать не морским пехотинцем, а писателем. А годам к четырнадцати понял необоснованность этой мечты и неохотно переориентировался на паллиатив – стал юнкором в местной газете, а потом, в 16 лет, и журналистом. Причем выучка и стартовые месяцы оказались такими, что я забыл и думать о каких-то иных занятиях. Журналистика оказалась ровно тем, чем надо. Вот этим чем надо я и занимался 10 лет, ежедневно и чуть ли не круглосуточно рыскал в поисках интересных новостей, копал фактуру и отписывал простыни текстов. А попутно, хоть и без особого желания, поднимался по карьерной лестнице. И в один прекрасный миг оказалось, что теперь мне писать уже не положено, потому что я замглавреда, а потом и главред – а хороший главред сам не пишет, его руки – это журналисты. Я был не очень хорошим главредом, потому что все равно многое отписывал сам, но честно пытался исправиться. Писать перестал, а привычка-то рыскать, копаться и отписывать осталась. Буковки, слова и смыслы копились, ответственные за это железы пухли и душили – и однажды ночью я понял, что сопротивление бесполезно. Потихонечку, чтобы никого не будить, выбрался из постели, сел за клавиатуру и начал набивать пролог романа, идеологически противоположного жесткой журналистике факта, которой я занимался и продолжаю заниматься.
— В чем вы видите свое предназначение, как писателя?
— Если оставить за скобками слово «предназначение» — оно проходит по Высшему ведомству, Аллаху видней, а нам даже гадать смешно, — то лично я обслуживаю два своих шкурных интереса. Во-первых, пытаюсь не сдохнуть, когда накрывает очередной сюжет (к счастью, всерьез накрывает примерно один сюжет из сотни, от остальных удается отделаться, просто записав идею в специальный файлик). Во-вторых, пишу книги, которых лично мне страшно не хватает как читателю. Пока получается совпадать с еще несколькими тысячами читателей, меня издают. А я и рад.
— Как вы сочетаете работу в газете «Коммерсантъ» с писательской деятельностью?
— Самым дурацким образом: работаю над книжками по ночам, в выходные и в праздники. Даже жена уже привыкла. С другой стороны, зато не пью, не курю – а когда пишу, еще и притихаю на полгодика. Поди плохо.
— У вас бывает плохое настроение, когда не хочется писать? Как с ним справляетесь?
— Мне не хочется писать всегда, потому что это муторно, долго и отвлекает от чтения, сериалов, семейного досуга и прочих радостей жизни. Поэтому я не сажусь за книгу до последнего. Но если уж сел – то тут никакие настроения, мигрени и простуды в расчет приниматься не могут. Если я сегодня не напишу положенные две страницы, то замедлится или застопорится весь процесс, соответственно, дурацкая жизнь без выходных, сериалов и шашлыков станет долгой и беспросветной. Ну и журналистская дисциплина выручает. В ежедневной газете понятие дедлайна священно, незыблемо и омыто кровью и слезами множества поколений. Землетрясение, вторжение интервентов и мор, скосивший всю редакцию, не считаются уважительными причинами: пока шевелится хотя бы один сотрудник газеты, она сдается вовремя. Естественно, у этого сотрудника настроение будет, мягко говоря, плохим – но что поделаешь. Когда я пишу книгу, то и дело ощущаю себя таким вот последним сотрудником, который еще шевелится. Жалко себя до слез, к тому же нет уверенности, что все это вообще кому-то надо. Но закон незыблем: сперва сдай, потом печалься, радуйся или помирай.
— Сколько книг к настоящему моменту уже издано? Какая книга, на ваш взгляд самая удачная?
— Шесть романов, две повести и один детский рассказ отдельной шикарно иллюстрированной книжкой («Тубагач»). Шире всего удача улыбнулась, конечно, «Городу Брежневу» — премия, бурные споры, хайп и все вот это. Но вообще мне все мои книжки кажутся неплохими и довольно разными. Я ведь, повторюсь, писал, чтобы мне самому понравилось, и пока этого не добивался, не показывал текст никому. И сам за эти пятнадцать лет изменился не особенно. Поэтому как был я доволен дебютным романом «Rucciя», опубликованным под диковатым названием «Татарский удар» и рассказывающем о переходе холодной войны в горячую, так доволен и до сих пор. Чего уж о более поздних книжках говорить. Тем более, что темы, которые заставляли меня браться за эти тексты 15, 10 или восемь лет назад, вдруг становятся опять актуальными.
— Есть ли современные авторы, которых вы сейчас читаете? С какими именами ассоциируется для вас сегодняшняя литература?
— Конечно, можно сказать, только они и есть. Я сравнительно недавно сообразил, что всегда предпочитал современную отечественную литературу всей прочей. Самыми любимыми писателями в детстве у меня были Крапивин, Конецкий и Стругацкие. Классиков и иностранцев, понятно, я осваивал в оптовых количествах, но привычка начинать с наших, которые про «здесь и сейчас», осталась.
Я очень много читаю как член жюри и эксперт литературных конкурсов, но это, понятно, по долгу. А по любви я пристально слежу за любимыми авторами, проверенными издателями и достойными премиями. Например, та же «Большая книга» за последние годы перепахала меня как читателя как минимум двумя книгами – «Зимней дорогой» Леонида Юзефовича и «Петровыми в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова. Еще нескольких современников, у которых есть смысл читать решительно всё, я назвал вот здесь — https://readrate.com/rus/ratings/shamil-idiatullin-8sovremennykh-avtorov-kotorykh-tochno-stoit-chitat
— После вашего приезда в Варшаву, все ваши книги раскупили в считанные дни. Вы много ездите с презентациями своих книг? Важен ли для вас личный контакт с читателями?
— Спасибо, мне приятно. Езжу я довольно много, хотя сам никаких поездок не планирую и презентаций не провожу – просто если зовут на книжные выставки, фестивали и встречи с читателями, пытаюсь откликнуться. Личный контакт очень интересен, но надо понимать, что в большинстве случаев приходится общаться с людьми, которые смутно представляют, что это за перец тут перед ними распинается. В этих условиях рассказывать о своих замечательных книгах и заниматься саморекламой глупо и стыдно. Поэтому я на таких встречах топлю за книги, чтение, культуру и тонкое массирование сенсорики вообще. Толку с этого больше. А так – за шесть лет довольно интенсивных поездок у меня было три, что ли (из сотен) встречи с аудиторией, которая в полном составе прочитала хотя бы одну из моих книг. Вот это было счастье, конечно.
— Что вы можете сказать об участии в международной книжной ярмарке в Варшаве? Как вас приняли? Переводились ли ранее ваши книги на другие языки? Может быть, польские читатели вскоре познакомятся с вашим творчеством?
— На другие языки меня до сих пор не переводили (один рассказ на английском в благотворительном сборнике не в счет), переговоры с польскими издателями были сугубо предварительными, но их успешного завершения исключать нельзя.
В целом поездка оказалась очень интересной и полезной. Книжный рынок Польши весьма развит и отличается как интегрированностью в общеевропейский, так и мощью национального сегмента. Российское присутствие в книжном и вообще культурном пространстве Польши (как и Европы), к сожалению, стало совсем эпизодическим и малозаметным, но интерес к нам и запрос на знакомство с современной Россией я ощутил – как на стенде России, так и в разговорах с участниками ярмарки. Другое дело, что развитие этого интереса не выглядит очевидным: издатели говорят, что нужны гранты, а мне кажется, что нужнее умное продвижение, которое заставит польского читателя интересоваться российскими книгами хотя бы не меньше, чем российский читатель интересуется книгами польскими (а это довольно высокая планка). Другое дело, что сам я слабо представляю себе, как это можно и нужно сделать, да и не моя то забота. Наше дело – книжки интересные писать, а со всем остальным – переводами, экранизациями и порабощением Вселенной, — как уж фишка ляжет.
— Шамиль, напоследок традиционный вопрос: над чем вы сейчас работаете? Какие у вас творческие планы?
— Из последних сил удерживаю себя от падения в крупную форму. Два романа все выразительней стучатся в извилины, но удается отвлечь себя мелкими заботами. С весны я написал пару очерков для сборника и толстого журнала, предисловие к переизданию мирового классика, несколько статей про разные книжки (все это, понятно, в свободное от работы время – ночами и в выходные, увы мне), плюс все интенсивнееобсуждаю возможности сотрудничества с киношниками. В общем, пока держусь, а там посмотрим.
Беседовала Елена Аксенова
