О книгах и вокруг. ReadRate

Восемь современных авторов, которых точно стоит читать

Последние годы списки прочитанного мной оказывались довольно чудовищными, поскольку 200-300 книг ежегодно мне приходилось усваивать в качестве эксперта или члена жюри различных литературных премий. По понятным причинам публично отзываться о номинируемых текстах я не могу, не могу и похвастаться тем, что оставшегося времени мне хватает, чтобы составить полное и цельное представление о текущем литературном процессе. Зато могу рекомендовать нескольких ныне здравствующих авторов, у которых стараюсь читать все, что выходит – и дай Бог им здоровья, пусть уж выходит подольше и побольше. (Не удержусь от хвастовства: переиздания некоторых из названных книг вышли с кусочками моих хвалебных отзывов на обложках, и в этих отзывах всё – лютая святая правда).

1. Кейт Аткинсон
К началу нового тысячелетия детектив попытался умереть и почти преуспел. Помешали скандинавы и британцы. Кейт Аткинсон оказалась одной из наиболее значимых помех. Ее цикл про брутального, но недотепистого сыщика Джексона Броуди, бывшего военного и полицейского, а потом то нувориша, то счастливого и сразу обманутого мужа, но в основном растерянного неудачника и немножко детектива, прогремел во всем мире, стал основной неплохого сериала и предметом тихого культа у нас – спасибо, помимо прочего, роскошному переводу.
Первая книга, «Преступления прошлого» была социально-психологическим романом, замаскированным под детектив. Вторая, «Поворот к лучшему», оказалось более хитрой штукой: горько остроумный социально-психологический роман очень небрежно притворялся триллером — а в последней, буквально, строчке выяснялось, что это был, оказывается, честный старомодный детектив – так что можно открывать титул и начинать чтение сначала — уже под этим углом. Две последние книги, «Ждать ли добрых вестей» и «Чуть свет, с собакою вдвоем» вообще можно воспринимать не столько как детектив, сколько как антидетектив: поиск преступника, а то и следа преступления ведет в самую неверную сторону и бесславно завершается, когда жертвы или преступник сами окликают сыскарей, предварительно прохаркавшись сквозь кровь. Особую прелесть таким развязкам добавлял тот факт, что все решающие действия приходилось брать на себя довольно слабым женщинам – пока сильные мужики бестолково метались туда-сюда и огребали по разным местам.
При этом Аткинсон всякий раз — шикарная британская проза, все как мы любим, со звенящим слогом, кружевом бытописательства и энциклопедией современной жизни, переизбытком ядовитого глума и финальным залпом всех-всех-всех ниточек, волосков и ружей, разбросанных в ходе действия по стенам и углам.
Книги Аткинсон не про Броуди потрясли меня чуть меньше – но тоже достойны самого пристального внимания, в первую очередь печальная дилогия «Жизнь после жизни» – «Боги среди людей», историческая драма с мощным привкусом мистической притчи.

2. Эдуард Веркин
Веркин – единственный известный мне панчер современной русской литературы. Разминается он на коммерчески успешных фантастике, приключениях и хорроре, имеющих широкий круг юных поклонников, а всерьез работает редкими, но убийственными текстами, которые действуют на читателя, как поставленный удар в подбородок: голова ясная, мысли светлые, а руки-ноги висят ленточками — и двинуться невозможно. И забыть нельзя.
Особого внимания, на мой взгляд, заслуживают военная драма «Облачный полк» и так называемая провинциальная трилогия, состоящая из романов «Друг апрель», «Мертвец» и «Кусатель ворон». В целом внимания взрослого читателя заслуживает каждая книга, выходившая в персональной серии Веркина в «Эксмо». Ну и лично я с нетерпением жду нового романа «Остров Сахалин», в котором, надеюсь, произойдет смычка Макса Острогина (под этим псевдонимом написан взрослый пост-ап цикл «Инферно») с тем самым Веркиным, которого лично я считаю одним из самых важных и нужных современных писателей.

3. Мария Галина
Мария Галина — типичный «свой среди чужих»: она по справедливости входит в топ авторов так называемой Большой литературы, при этом плетет сюжеты из материала масслита — и получается про жизнь, не самую хорошую, но нашу. Наиболее известны ее романы «Малая Глуша» (действие первой части происходит в благополучнейшей сонной Одессе 1979 года, в которую вторгается несовместимый с жизнью ужас, совсем небольшая вторая часть разворачивается в 1987 году в угрюмой сельской местности, и холодноватая бледность повествования взрывается яростным финалом) и «Автохтоны» (очень литературный ажурный триллер про поиски себя в аккуратном чужом городе). Но каждая книга Галиной и каждый рассказ нескольких сборников трогают, окрыляют и ушибают не меньше.

4. Сергей Жарковский
Жарковский — автор «Я, Хобо», лучшего фантастического романа за последние пятнадцать лет, производственного триллера из грандиозного и жестокого космического будущего. Задворки Вселенной, железные кишки кораблей и станций, обрат вместо воздуха и пять литров воды на питье с подмывом: веселые, злые и деловитые космачи тянут межзвездную трассу во имя Земли и императора. Зачем эта трасса нужна, никто не знает: космос и чужие планеты для человека смертельны, высадка на чужой грунт не просто убивает, а превращает в зомбаков. Впрочем, ни космачей, ни колонистов, которых генетически затачивают под новую планету, такие вопросы не парят. Они, в общем-то дети, вдвойне, их такими вылупили. Все отважные пилоты, бройлеры и прочие храбрые покорители пространств — клоны, которые появляются на свет 15-летними, а к 18 годам считаются ветеранами, дослужившимися до отправки на далекую прекрасную Землю, давно ставшую таким же фигурантом инвективных конструкций, как мать-колба. Главный герой книги тоже, конечно, клон, а вся книга — многоуровневое изощренное объяснение того, как он из спокойного трудяги-пилота стал убийцей, пиратом и личным врагом императора и всей далекой прекрасной Земли.
Уже почти пятнадцать лет истинные любители ждут обещанного и вроде даже написанного продолжения. А перфекционист Жарковский все рихтует его по сороковому заходу, а сам тем временем пишет литературную основу для загадочного проекта Zona, который вроде бы будет включать в себя книги, арт-галереи, сериал, игру и что только не. Вышли два романа: «Очень мужская работа» (писался под знаменитую серию «С.Т.А.Л.К.Е.Р.», на мой взгляд, ставшую — вместе с другими коммерческими циклами – одной из причиной упадка и разрушения отечественной фантастики, — но там не пригодился) и «Эта тварь неизвестной природы». Оба очень круто придуманы и написаны. Но мы все равно ждем «Хобо».

5. Павел Калмыков
Калмыков – лучший российский сказочник, причем не только в современном зачете. Он прославился в 1989 году, когда в журнале «Уральский следопыт» вышла его сказка «Школа мудрых правителей» (она же «Истории королятника», она же «Очень правдивая сказка», она же «Королятник, или Потусторонним вход воспрещен»). Веселая, шебутная и умная история про планету Бланеду, на которой буянили разудалые короли, шуты и генералы с именами типа Зереша, Бажа или Антрюжа здорово выделялась на тогдашнем мрачном фоне, несколько раз переиздавалась и расходилась в пересказах, перепевах и ролевых играх. Потом Калмыков написал повесть «Ветеран Куликовской битвы, или Транзитный современник» — тоже очень умную насмешливую сказку с полубезумным сюжетом, при всем при том жестко прописанным и логично завязанным: несколько уральских школьников принимаются искать чокнутого пенсионера-дебошира, который оказывается Кощеем Бессмертным. Книга ждала издания 20 лет, дождалась поначалу лишь малотиражного релиза, но недавно была выпущена так, как давно заслужила. Отдельное огромное достоинство «Ветерана Куликовской битвы» — хулиганская повесть является очень точным и очень, увы, редким документом времени и места действия (поздняя перестройка, Ирбит Свердловской области).
Таким же обаятельно разудалым документом стала повесть «Клад и другие полезные ископаемые» — но уже нашего нынешнего места и времени, в котором хочется жить. При этом ключевую роль в книжке играет исторический пласт, представленный очень обстоятельно, однако ж легко и остроумно – хотя рассказать о жестокой осаде Петропавловска англо-французской эскадрой таким тоном, не срываясь в постыдную легковесность либо заскорузлую батальщину, вроде невозможно. Калмыков смог. Потому что, с одной стороны, гений, с другой – уже вполне квалифицированный спец по Тихоокеанской кампании 1854 года: Калмыков копал материалы для ретроспективной линии «Клада» лет пять и копает до сих пор, публикуясь уже и в исторических монографиях.
А с детьми следует читать сказку «Лето разноцветно-косолапое» — очень добрую и захватывающую историю о камчатской школе медведей, собравшей косолапых учеников со всего света.

6. Сергей Костин
Шпионский роман в России умер, так и не родившись. Единственное – и блестящее — исключение составляет цикл Сергей Костина о Пако Аррайе — некогда беглом кубинском диссиденте, а ныне состоятельном американце средних лет, владельце элитной туристической компании, вегетарианце, заботливом отце, счастливом муже и честном человеке, который страшно устал врать любимой американской семье и помнить, что где-то очень далеко у него есть любимая, хоть и совершенно неузнаваемая Родина. Потому что на самом деле Пако Аррайя – выросший в СССР сын испанского коммуниста и полковник Службы внешней разведки.
Костину здорово не повезло с издателями и выходом к читателю. Достаточно сказать, что первые три книжки цикла были подписаны тремя разными авторами, да и потом автора, журналиста и историка разведки, то и дело путали с полным тезкой – фантастом.
Цикл Сергея Костина с самого начала был уникальным для отечественной литературы явлением: столь правдоподобного, хорошо прописанного и обаятельного шпионского романа у нас не было и, боюсь, не будет. Доброжелательная компетентность и, не побоюсь этого слова, гуманизм (вернее, побоюсь, но повторю с уточнением: воинствующий гуманизм) редкие птицы на наших небесах, а уж в литературе, тем более рассказывающей о спецслужбах, вообще фрукты небывалые. Но Костину удается держать планку с маркой: читатель верит Аррайе и в Аррайю, оказавшегося в очередной непростой ситуации. Каждая книга про совестливого нелегала сочетает острый сюжет с изрядной суммой этических головоломок, не забывая про естественный для шпионского триллера этнографический компонент. Аррайя решал задачки, связанные с выживанием и выцарапыванием информации во Франции («В Париж на выходные», роман выходил также под названием «Бог не звонит по мобильному»), Афганистане («Афганская бессонница»), Индии («Рам-Рам»), Эстонии («Смерть белой мыши») и Великобритании (дилогия «По ту сторону пруда»). Последние годы Костин сосредоточен на теле- и кинопроектах – в частности, в качестве консультанта знаменитого сериала о российских нелегалах «Американцы». Но мы ждем и надеемся, что Пако вернется.

7. Ю Несбе
Несбе – главная, наряду с покойным Стигом Ларссоном, но, к счастью, живая, здоровая и многообразно активная ударная сила скандинавского нуара, справедливо известен и любим во многих частях света благодаря циклу про Харри Холе, завязавшего алкаша на грани перманентного штопора и единственного в Норвегии спеца по серийным убийцам. Цикло остановился было на десяти романах, но, к радости поклонников, в прошлом году к ним прибавилась одиннадцатая, «Жажда», которая не особо роняет планку и позволяет рассчитывать на регулярные продолжения.
Я начал читать Несбе неправильно, с первого романа («Нетопырь», про австралийские злоключения Холе). Книга оказалась сильной, странной, не очень приятной и не слишком детективной — скорее, сумбурный триллер, бегающий по спирали и систематически срывающийся то в глум, то в чернуху. Продолжать хотелось не особо, но мне повезло – под руку попался «Снеговик», седьмой и самый раскрученный роман серии. И я увяз.
«Снеговик» — откровенно скандинавский роман: в смысле, очень социальный, весь в бытовых складочках и классовых неувязочках, как у Валё-Шеваль, просчитанный и развесистый, как у Ларссона, но (не хочу никого обидеть) сильно грамотней и мощней как детектив — с кучей ружей, каждое из которых пробивает стену в нужный момент и совершенно неожиданно для читателя. К завершению первой трети я легко догадался, кто кого убивает и зачем, и пару страниц упивался снисходительным сочувствием к современным детективщикам, которые ваще ничо не умеют. А на третьей странице упоения автор ткнул меня, снисходительно сочувствующего, в эту самую догадку и поинтересовался: вот этот, да? Не, не угадал. И поволок, оглушенного, до следующей блистательной догадки — которых в итоге набралось штук пять. И, естественно, только последняя оказалась правильной — потому что автор так захотел. Вернее, счел нужным напомнить: первую главку внимательно читал? Теперь понял?
Так я увяз. Прочитал весь цикл Несбе (и «Снеговика», когда до него дошла очередь, перечитал с совершенно новым удовольствием). И теперь заклинаю любителей острых сюжетов, по недоразумению не знакомых еще с циклом про Холе, во-первых, срочно исправить эту оплошность, во-вторых, все-таки пропустить первые две книги, «Нетопырь» и «Тараканы». В них автор раскачивается в не слишком приятном ключе. Беритесь сразу за «Красношейку» и дальше идите по порядку (кстати, в США цикл поначалу так и переводили, с третьего тома). А первую пару романов можно почитать уже после «Жажды» — в качестве бонусов.

8. Нил Стивенсон
Стивенсон фанат программирования, гик с катаной и гений, это диагноз. Он умеет писать толстенные, на 800-1000 страниц, романы-счастья, читать которые — наслаждение из числа высших. Умный, веселый, злой и глумливый гений рассказа, парадокса и оглоушивания умеет приподнять читателя сильно выше уровня его, читателя, глаз, свалить в яму кромешного уничижения, довести до истерики любого рода, обрадовать, завести и потрясти. Иногда автор напоминает расслабившегося Гойю, который проминает тонкую моторику на тетрадном листочке, штучно отделывая всякую клетку. Причем за каждым завитком незримо болтается отдельная развесистая история, и автор готов выдать ее по первому требованию, в деталях и запахах – но кто ж потребует. Читателю бы с текущим нарративом справиться – тот выдается с сумасшедшим драйвом и напором.
Мировая общественность, и я в ее числе, полюбила автора за киберпанковскую «Лавину» и «Криптономикон», в котором интернет-авантюра 90-х плотно завязана на интриге Второй мировой войны. Далее Стивенсон наивного читателя озадачивал – то историческими трактатами в авантюрной упаковке (трилогия «Ртуть», «Смешенье» и «Система мира», образующая так называемый Барочный цикл), то тихо бешеными фантастико-философскими притчами («Алмазный век» и «Анафем») и многослойным боевиком, вырастающим до масштабов саги («Вирус Reamde»), то олдскульной научной фантастикой с огромной фигой в последней трети («Семиевие»). А читатель ушлый знай радовался, нахваливал и советовал своим немедленно припасть.
Советую немедленно.

Оригинал