«Коммерсантъ-Власть». Избранное

«Достать языком до неба»

Чуть переделанная версия опубликована в журнале «Власть» 29 января 2007 года

С 1 февраля чиновники Ульяновской областной администрации обязаны вернуть в официальный документооборот букву «ё». В мировой истории подобное случалось один раз — в разгар Сталинградской битвы. Впрочем, пока переход на военное положение области и стране не грозит.

«Её никто не отменял из нашего алфавита» 

Реформа ульяновского делопроизводства была объявлена в середине января, когда губернатор Сергей Морозов вдруг заявил: «Надо честно сказать, что абсолютное большинство давно забыло про существование буквы «ё». А её никто не отменял из нашего алфавита». Губернатор дал подопечным две недели на то, чтобы вспомнить правила и затвердить расположение литеры на клавиатуре. С 1 февраля употребление слов типа «еще», «елка» или «Петр» в официальном обороте будет считаться ошибкой, чреватой как минимум переписыванием документа. Правда, пресс-служба губернатора уточнила, что распоряжение, появившееся после общения Морозова с писательской общественностью, пока не подкреплено официально и носит характер «устной рекомендации». Однако замминистра социального развития Ульяновской области Дмитрий Травкин уже заявил журналистам: «Если мне на стол ляжет документ с буквой «е» вместо буквы «ё», я его подписывать не буду. Это будет считаться, по крайней мере, невыполнением поручения губернатора».
Ульяновский глава известен истовой любовью к родному языку и малой родине, которую он старается привить и сотрудникам. В декабре, сразу после того, как Владимир Путин объявил 2007 год годом русского языка, Морозов предложил Госсовету России сделать тест по русскому языку обязательным для всех школьников и граждан, принимаемых на госслужбу. А 15 января, объявив о реформе правописания, губернатор реализовал свою идею, подписав постановление об обязательном проведении всех чиновников области, начинающих и опытных, через тесты по русскому языку и истории родного края.
Впрочем, и не сдавший тест чиновник знает, что седьмую букву русского алфавита ввел в употребление симбирский уроженец Николай Карамзин, культ которого вытесняет из сознания местных руководителей культ другого уроженца, в честь которого, собственно, и назван город. Вытеснение ускорилось сравнительно недавно: предшественники Морозова коммунист Юрий Горячев и генерал Владимир Шаманов не испытывали пылких чувств по поводу автора «Истории государства Российского»: достаточно сказать, что ни при том, ни при другом руководителе области в Ульяновске не удалось поставить памятник букве «ё», водружение которого было анонсировано в 1997 году. Зато молодой энергичный мэр Димитровграда быстро понял, что пиар на историческом и культурном наследии принесет глубоко дотационному региону как минимум моральные дивиденды. За два года в Ульяновске открылось почти два десятка оригинальных памятников, в том числе тюремной камере и тапочкам Обломова. Но зародилась традиция осенью 2005 года помпезной презентацией памятника букве «ё», по мнению поклонников, не зря занимающей священное 7-е место в алфавите.
Теперь Сергей Морозов вдруг решил доказать, что памятник не следует считать надгробием и что буква, которую одни считают воплощением русского духа, а другие — уродливым символом чужеродности, и сейчас живее всех живых. Начинание интересное, но неоригинальное. В масштабах всей страны похожий эксперимент проделал Иосиф Сталин. Хватило на 10 лет.

По-мужицки

До последнего времени считалось, что буква «ё» пришла в русский язык из французского (где точки всего лишь указывают на необходимость читать «е» независимо от предыдущей буквы) исключительно усилиями Карамзина. В 1797 году он переделал в одном из стихотворений слово «слiозы» и указал в примечании: «Буква с двумя точками заменяет «iо».
В конце 1990-х инженер, писатель, редактор журнала «Народное образование» и яростный поборник повсеместного употребления буквы «ё» и знака ударения Виктор Чумаков выдвинул версию, согласно которой инициатива позаимствовать французскую букву принадлежит княгине Екатерине Дашковой. В 1783 году патронесса свежесозданной Российской академии на одном из первых заседаний якобы поинтересовалась у академиков, с чего бы это в слове «ioлка» первый звук изображается двумя буквами. Ни один из академиков, среди которых были знатные сочинители Гавриил Державин с Денисом Фонвизиным, не решился указать княгине на то, что звуков таки два: «й» и «о», как, в общем-то, и написано. Тут Дашкова и предложила последовать обычаю, которым уже «выговоры сии введены, когда он не противоречит здравому рассудку», и использовать новую букву «для выражения слов и выговоров, с сего согласия начинающихся, как матiорый, iолка, iож, iол». По данным Чумакова, доводы княгини показались убедительными академикам, которые принялись использовать «ё» в частной переписке, так и не спросив, к сожалению, что же такое «iол» (по мнению Даля, это тульский вариант слова «толкотня», что заставляет позавидовать кругозору княгини). А каких-то 12 лет спустя новая литера впервые получила печатное воплощение: в книге стихов Ивана Дмитриева «И мои безделки». Державин первым написал «ё» в фамилии («Потёмкин»). А Карамзин, по этой версии, употребил галльское заимствование не в собственном стихотворении, а в редактируемом альманахе «Аониды». Примечательно, что в научных работах Карамзина, издававшихся гораздо позднее, буквы «ё» не обнаружено.
Горячих поклонников новация не нашла, яростный противник также обнаружился всего один: адмирал Александр Шишков. Глава Российской академии и министр просвещения, прославившийся ненавистью к заимствованиям, в 1818 году писал: «В тех книгах, которых мне покупать случилось, почти везде сии две точки принужден я был выскабливать. За тем, что сочинитель часто учит меня произносить слово так, как я произносить оное отнюдь не намерен… Зачем сочинитель приневоливает меня говорить по-мужицки моіо? Кто произнесет таким образом? Никто. Всякий скажет, или последуя письменному языку (которому наиболее последовать должно) мое, или последуя произношенію маіо».
Пыл адмирала объясняется тем, что «ёкание» в XVIII—XIX вв. считалось диалектом черни. А литературный язык восходил к церковно-славянскому, в котором «ё» не было и в помине (грамотные священнослужители до сих пор испытывают трудности с поминанием святого Андрея Рублёва или новомученика Алексия Мечёва). Впрочем, основная часть читателей и писателей сторонилась «мужицкого говора» не больше, чем княгиня Дашкова. К середине XIX в. «ё» утвердилась в статусе временного мигранта: новинку использовали часто, но чаще обходились. Зато пример водружения двух точек над буквой оказался заразительным. В одном из изданий словаря Даля появились «ѣ» с точками (в слове «звѣздочка»). А издатели переводных книг стали украшать такими же двоеточиями буквы «э» в иностранных именах вроде Эжена или даже Гёте (иногда и вовсе использовали немецкое ö).
В словарь «ё» первый раз попала лишь в 1875 году — и неофициальным образом. По версии того же Чумакова, Лев Толстой был так опечален глумлением над собственным именем (до революции нормативным считался вариант Лёвъ) и героями («Левин в Одессе аптеку держит, а мой Константин — Лёвин»), что в 1875 году внес букву «ё» в «Новую азбуку». Правда, на не самое сакральное 31-е место, между «ѣ» и «э», — зато снабдил мощными примерами типа «Гусыня вывела два гусёнка».
Официальные же орфографы были озабочены сокращением, а не пополнением и без того раздутой азбуки. Необходимости пристроить неприкаянную букву не обнаружили ни Императорская академия наук, с 1904 по 1917 год разрабатывавшая языковую реформу, ни Минпрос Временного правительства, утвердивший ликвидацию «ѣ» и «ѳ», ни Совнарком с ВСНХ, сделавшие новую письменность обязательной и изъявшие из типографий не только ликвидированные литеры, но и сохранившиеся, хоть и резко сократившиеся в употреблении «ъ» (их пришлось заменить апострофами, утвердившимися в словосимволах «с`езд» и «под`ем»).
По распространенной легенде, бурную и легальную жизнь букве вернул Иосиф Сталин, который 5 декабря 1942 года вызверился на управделами Совнаркома Якова Чадаева за неверное (через «о» или «е») написание не то фамилий, не то населенных пунктов в одном из документов. Верховный главнокомандующий указал Чадаеву на то, что в русском языке есть прекрасная буква, которую вроде бы никто не отменял. Справедливости в этом замечании было не больше, чем в реплике княгини Дашковой, однако Чадаев все понял правильно: он не только переписал документ, но и позвонил главреду «Правды», которая уже 7 декабря пристроила новую букву в первополосный заголовок. А 24 декабря нарком просвещения РСФСР Владимир Потемкин подписал приказ об обязательном употреблении «ё» в школьной практике.
Появление такого приказа в разгар операции «Малый Сатурн» не могло быть случайностью. Тем более что через две недели Кремль вернул куда более увесистый, чем буква, символ прежней эпохи — погоны. Наступила новая, победная эпоха: бойцы Красной Армии стали солдатами, краскомы — офицерами, Сталинградский котел захлопнулся, а Наркомпрос издал справочник «Употребление буквы ё».
В течение 10 лет с «ё» в СССР носились так, как, наверное, не будут носиться даже в приемной ульяновского губернатора: ей оказывался особый почет в учебниках, газетах и переизданиях классиков. Ситуацию слегка облегчали действовавшие тогда орфографические нормы, по которым следовало писать не только «итти», «эксплоатация», но и «чорт», «решотка». Со смертью Сталина эпоха «ё» закончилась.
Первые «Правила русской орфографии и пунктуации», опубликованные в год старта антисталинской кампании, указали «ё» нынешнее место — собственное, но очень скромное.

Ёllow ёухикко

Согласно правилам, «ё» употребляется лишь чтобы предупредить неправильное прочтение слова, в том числе малоизвестного, а также в букварях, учебниках и словарях. В остальных случаях можно писать как «ё», так и «е». Примерно то же самое гораздо подробнее излагается в новой, прошлогодней редакции правил.
Зато «ё» заполучила наконец легальное — и священное — место в алфавите. Правда, не во всяком. Например, хитрая буква запутала составителей малого академического словаря в 4 томах — наиболее авторитетного нормативного словаря, «с необходимой полнотой» представляющего состояние современного русского литературного языка. Буква представлена там в мерцающем режиме: с одной стороны, «ёж» и классическая «ёлка» пишутся с двумя точками (правда, не во всех примерах), с другой — буква «и» считается девятой буквой алфавита, хотя с учетом «ё» должна быть десятой. Та же история с буквами «о» и «у». Зато «э» посчитана человеком, уважавшим Дашкову либо Сталина — а потому названа 31-й.
Впрочем, не все словари так холодны к священной литере. Неистовый защитник гонимой буквы Чумаков отмечает, что «в последних изданиях знаменитого «Толкового словаря русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой буква «ё» получила наконец-то свой собственный словник» аж из 12 слов: «ёж, ёжик, ёжиться, ёкать, ёлка, ёлочка, ёмкий, ёмкость, ёрзать, ёрник, ёрничать и ёрш». Естественно, столь жалкое представление любимого знака решительно не устроило исследователя: он опубликовал собственный «Словарь употребления буквы Ё» на 12,5 тыс. слов, в котором с «ё» начинаются 145 слов, в том числе такие всенародно необходимые и любимые, как ёllow (жёлтый, от англ. yellow), ёглить (обл. метаться от боли) и ёухикко (финский и карельский смычковый муз. инструмент).
Усилия к возрождению великой буквы прилагают и более известные писатели. Александр Солженицын настоял на том, чтобы в его полном собрании сочинений «ё» ни разу не была заменена другой буквой. Участие Василия Аксенова в публичных мероприятиях развило в литераторе привычку пририсовывать два кружочка над буквой «е» в табличках со своей фамилией. А питерский фантаст Святослав Логинов устроил грандиозный скандал издательству, напечатавшему на обложке книги название «Картежник». Кроме того, несколько газет, в том числе «Литературная», в последние годы решительно объявили о том, что не будут более писать «е» вместо «ё». Пример «Литературки» особенно примечателен: ведь именно она в 1971 году издала очередной возглас: «Надо только ставить там, где должно быть «ё», две точки. Обязательно ставить, вот и всё!» Для реализации идеи понадобилось всего 30 лет.

И Б, и Х, и Ж

Изучение кургана аргументов, накопленных в ходе двухсотлетней дискуссии, позволяет понять, что с введением орфографических правил дискуссия потеряла смысл. Сторонники буквы «ё» отмечают, что ошибки в фамилиях приводят к трагедиям, Рёнтген с Ришельё достойны правильного именования, диакритические знаки украшают текст, и вообще стыдно коверкать «алфавит, созданный великими святыми христианской церкви Константином и Мефодием путём Божественного откровения», говорить «свекла» и запинаться на фразе «Достать языком до неба». Противники этой буквы указывают, что «ё», подброшенная гнусным Западом, чтобы испортить священную азбуку, нужна детям, дебилам и иностранцам, остальные считывают разницу без всяких диакритических знаков, только замедляющих чтение и письмо, Гёринг с Гёббельсом недостойны правильного именования, и вообще, «подлец Карамзин — придумал же такую букву Ё. Ведь у Кирилла и Мефодия были уже и Б, и Х, и Ж…» (Венедикт Ерофеев).
Но поверхностное следование правилам 1956 года, а тем более их прошлогодней редакции, требующей писать «ё» тогда, когда без этого не обойтись, снимает любые проблемы, связанные с этой литерой. Стало быть, дискуссия носит не логический, а принципиальный и привычный для российской словесности характер: налицо очередной конфликт почвенников и западников на тему. Фокус в том, что танцевать от седьмой буквы, глубоко русской и самой нерусской, может любая партия. И в любом направлении. Было бы желание.
Править алфавит легко и просто. Это доказывает не только троекратная смены письменности, пережитая большинством народов бывшего СССР в прошлом веке. Доказывает это и история русской азбуки, крайне творчески переработанной что Петром, что большевиками. Разница лишь в том, что император (не переживавший, кстати, о недостаче одной из пяти букв своего имени) успел выкинуть из алфавита четверть букв, потом вернуть и выкинуть другую четверть, а большевики не успели ни заменить «й» (он же «и краткое») и «ь» (восходит к старославянскому «и сверхкраткому») на единую литеру j, как в XVII веке предлагал хорватский лингвист Юрий Крижанич, — ни перевести русский язык на латиницу. Хотя, по словам наркома просвещения Анатолия Луначарского, Ленин подчеркивал: «Я не сомневаюсь, что придет время для латинизации русского шрифта». Пока время не пришло: вовсю готовившийся проект в два этапа, в 1930-м и 1936 годах, разгромил Сталин, для комплекта отменивший латинскую письменность советских народов — ну, и реабилитировавший седьмую букву, конечно.
Не факт, что ленинская идея ищет воплощения на родине вождя. Но факт, что новый сезон насаждения буквы «ё», открывший год русского языка, имеет не лингвистические, а политические корни. Политические атавизмы приживаются только оптом — так что ульяновцам следует ожидать возрождения других реалий давно ушедшей эпохи. Судя по скептическим отзывам, которыми ульяновские издания встречают губернаторские инициативы, область, последней в России расставшаяся с продуктовыми талонами, к подобным рецидивам готова.
Примечательно, кстати, что большинство фигурантов истории священной литеры является выходцами из Ульяновска-Симбирска (писатель Карамзин, губернатор Морозов, исследователь Чумаков) или соседней Казанской губернии (поэты Дмитриев и Державин). Впрочем, это может и не доказывать наличия многовекового заговора с неясными целями. Ведь автор этих строк тоже является уроженцем Ульяновска и выходцем из соседней республики — но в настоящей работе постарался использовать сакральную букву только в цитатах и примерах.