Ты живи долго

Сегодня день памяти Габдуллы Тукая.
Тукай, как известно, татарский Пушкин. Еще Лермонтов, Добролюбов, Гейне, Шекспир и без дураков наше все. Создал современный литературный язык, обосновал национальную идентичность, внедрил в общественное сознание необходимость прогресса, непрерывно бедовал, страдал и мучился – осиротел совсем клопиком, все детство передавался с рук на руки дальними родственниками и вообще посторонними бабушками-дедушками (так было принято), рано окривел, на первой медкомиссии узнал, что не жилец, но прожил еще десяток лет, обеспечивших татарскую литературу смыслом на десятилетия вперед, пацаном стал всенародным кумиром, почти сразу был развенчан как исписавшийся попсовик, собачился с духовенством и богатеями, при этом разок выступил на как бы корпоративе, чего дико стыдился, от женщин бегал, с друзьями цапался или молчал, последние годы дышал кусочком легких, умер в неполные 27 лет 15 апреля 1913 года. Последние слова: «Когда последняя корректура?»
Нормальный татарин знает от одного до сотни стихов Тукая наизусть.
Старые татары до сих пор говорят внукам: «Мы народ, который Тукая не уберег. Такой ведь народу один раз дается – и то не каждому. А мы не уберегли. Чего мы хотим-то теперь вообще?»

Просто цитата из Фатыха Амирхана, тоже классика и друга поэта:
«Ночью он зашел ко мне проститься. Лицо у него было по-детски просветленное.
— Завтра утром я ложусь в Клячкинскую. Ты еще будешь спать. Может, больше не увидимся. Тогда прощай!
От докторов я знал, что ему осталось жить месяц, самое большое — полтора. Я понимал: это «прощай» было последним. Но сказал ему:
— Поправляйся, до скорой встречи.
Выходя из комнаты, он обернулся.
— Нет уж, пусть встреча состоится нескоро — ты живи долго.»

24 года не срок

Умение вводить талоны
Не от рождения дано.
Оно как Господу поклоны
Уже готовых жрать этсамое.
Благословенье всех религий
Ниспослано вводящим их.
За вводом вывод — все по фигу.
И снова ввод. Зачатье лих.

(с) Осень 1990 года
(Один из десятка стишков, написанных мною по молодости)

Еще стих

В детстве я очень не любил эту песню: музыка казалась заунывно неинтересной, первые слова — нарочитыми и затасканными сотнями цитирований и переделок, а дальше я и не слушал. Лишь классе в десятом прочитал стихотворение — целиком, глазами, — и чуть не заплакал. Прочитайте и вы, пожалуйста, этот стих, написанный в 1945 году, затасканный и растасканный, но оставшийся одной из первых и мощных вешек памяти о том, чем была та война и та победа. Первую строфу я убрал, чтобы не сбивала — да её и так все помнят.

Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя-мужа своего.
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, —
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел…»
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой.
«Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам…»
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил — солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
«Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил…»
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.

Паша Калмыков прекрасен — как всегда

Не зря княжну учили плавать,
Не зря присвоили разряд.
Эх, атаман, дремучий лапоть.
То замуж звал, то бросить рад.

Саратов выплыл из тумана,
Пронёсся и пропал вдали.
Ещё чуть-чуть до Хаз-Тархана…
А там – Дербент, а там – свои.
http://callmycow.livejournal.com/155075.html

Шахматы редко врут, там женщин нету

Возьму копьё, возьму коня,
Усядусь – и вперёд.
Дворяне – не сильней меня,
Дворяне – не умней меня,
И даже не вкусней меня –
Ну кто там разберёт?

Всем, кто любит "Королятник", Павла Калмыкова и песню тети Хелависы про сонного рыцаря, следует знать, что автор "Королятника" Павел Калмыков предал всеобщему вниманию старинную пьесу, для которой песня и была написана.
Наслаждаемся.

Гадкий праздник буржуазный

Не могу не перепостить.

«Скоро будет Рождество,
Гадкий праздник буржуазный,
Связан испокон веков
С ним обычай безобразный:

В лес придет капиталист,
Косный, верный предрассудку,
Ёлку срубит топором,
Отпустивши злую шутку.

Тот, кто елочку срубил
Тот вредней врага раз в десять,
Ведь на каждом деревце
Можно белого повесить!»

© В. Горянский, 1919 год

via suzjavochka

Все должны быть готовы прыгать вверх под нор пар

«Я покажу тебе свое гнездо.
Ты под арестом.
Пусть остальные завидуют,
Потому что именно на тебя снизошло благословение.

Мисс Чмок Чмок Бум,
Давай споем!
Мисс Чмок Чмок Бум,
А теперь давай спляшем!
Потряси своей сладкой-сладкой-сладкой маленькой штучкой,
Давай же, мисс Чмок, споем!»
http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1168892

Журнал «Коммерсантъ-Власть» опять закатил тест — на сей раз на тему чудес евровиданной лирики.
Разрыв гипофиза просто.

Экватору в циркуль

Я в детстве сетовал на Маяковского за строчки типа «Глаз носильщика, хоть вещи снесет задаром вам» или обоснование вопроса «Тебе не мелко?» уточнением «От Батума, чай, котлами покипел» — натурально, копать от забора до обеда. Так это я, оказывается, не на то сетовал. Там, оказывается, вообще все густо было — льем что льется, лишь бы в строчку впихивалось:
«И волны
клянутся
всеводному Цику
оружие бурь
до победы не класть.
И вот победили —
экватору в циркуль
Советов-капель бескрайняя власть.»

И так тринадцать томов подряд.
Я волком бы выгрыз, а там — с ноготок.

С Днем Победы

А мы с тобой, брат, из пехоты,
А летом лучше, чем зимой.
С войной покончили мы счёты,
Бери шинель, пошли домой.

Война нас гнула и косила,
Пришёл конец и ей самой.
Четыре года мать без сына,
Бери шинель, пошли домой.

К золе и к пеплу наших улиц
Опять, опять, товарищ мой,
Скворцы пропавшие вернулись,
Бери шинель, пошли домой.

А ты с закрытыми очами
Спишь под фанерною звездой.
Вставай, вставай, однополчанин,
Бери шинель пошли домой.

Что я скажу твоим домашним,
Как встану я перед вдовой?
Неужто клясться днем вчерашним,
Бери шинель пошли домой.

Мы все — войны шальные дети,
И генерал, и рядовой.
Опять весна на белом свете,
Бери шинель, пошли домой.

Булат Окуджава