Tag Archives: премии

Чтобы придать хоть какую-то достоверность «петрушкам»

Posted on by

Характерный для большинства моих книжек нелинейный метод изложения с постепенным введением главных героев и ключевых поворотов сюжета мучает лично меня, бесит некоторых хейтеров, раздражает многих читателей, зато разоблачает практически всех халтурщиков, спешащих написать отзыв на всю книгу по итогам знакомства с первыми главами.
Подход стал масштабным после «Города Брежнева», который, как известно благодаря халтурщикам, полностью посвящен безмятежному советскому детству, проходящему под анекдоты вокруг пионерлагерного костра. Теперь, спасибо гиперзагруженным экспертам «Нацбеста», пришел черед «Бывшей Ленина», которая, ясен перец, про чиновника, свалку и бородатую молодежь (из аннотации и начала текста), и немножко про фантазии и лексикон рецензента:
«Чтобы придать хоть какую-то достоверность «петрушкам», писатель насыщает повествование описанием бессмысленных перемещений и мелкой – с рябью в глазах – моторикой, которые должны «отражать жизнь в её объёме». Все суетятся, сталкиваются друг с другом, попутно совокупляясь, снова разбегаются. За всем этим «Паркинсоном» трудно и неинтересно следить.
Под стать оформлению и «главная идея», прописанная с нажимом и даже с пережимом. До хруста височных костей у читателя. «Свалка» как образ нашего времени. «Не надо мусорить». Сама ситуация с бунтом «неравнодушной общественности» восьмидесятитысячного города против мусорного полигона – надумана и фальшива. Прогрессивные силы Чупова мгновенно объединяются, подтягиваются продвинутые smm-щики с бородками – жители города, болеющие за родимый край. Какие smm в городах, в которых десяток «Пятёрочек», два магазина бытовой техники и целый (1) полупустой торгово-развлекательный центр с якорным заведением «Чуповское домашнее»? Какая ожесточённая борьба на выборах с какими-то хитрыми ходами? Всё делается быстро, больно, эффективно. И дешёво, что немаловажно.»
(Полный отзыв).

Чисто для протокола: «Ну какой бизнес может быть у твоего Матвея в городе, где не то что «Ашана» — «Пятерочки», блин, нет?» («Бывшая Ленина», М., АСТ, РЕШ, 2019, стр. 206 (из 442)).

Словом, за истекшее десятилетие значимых изменений подхода не выявлено.
Продолжаем наблюдения.

В городе трех революций и двух длинных списков

Posted on by

Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка (с): «Бывшая Ленина» в Длинном списке АБС-премии.
После того, как там побывал примерно столь же нефантастический (то есть абсолютно) «За старшего», я ничему не удивляюсь — но радуюсь искренне.
Ну и компания прекрасная, что скрывать.

Кроме того, роман номинирован на питерскую же премию «Национальный бестселлер». Мощная компания, фигура номинатора и текст, которым номинатор объясняет свой выбор, превращает удовольствие в бурную радость.

Книги-2019

Posted on by

Традиционно ранжирую прочитанное и просмотренное за год (спасибо GoodReads, LiveLib, IMDB и «Кинопоиску»). И снова без комментариев, в основном для себя и для тех, кто имеет представление о чудовищности моих вкусов.
В список, как обычно, не вошло более 250 книг, изученных мною в качестве эксперта, жюриста и бета-ридера. Впрочем, отзывы (без откровенных оценок) на номинантов премии «Новые горизонты» я выкладывал. Лучших из них истово рекомендую, как и замечательные тексты финального списка премии «Книгуру». Примечательно, что именно эти премии позволили составить мою пару «Книга года».

Шкала десятибалльная.

Не стал дочитывать:
«Черное эхо», Майкл Коннелли
«Люди в красном», Джон Скальци
«Латунный город», Шеннон А. Чакраборти
«Тролль», Йоханна Синисало
«Павана», Кит Робертс
«Когда под ногами бездна», Алек Джордж Эффинджер
«Амулет Самарканда», Джонатан Страуд
«The Dragon Waiting», Джон М.Форд

Дочитываю либо добью при первой возможности:
«Бегуны», Ольга Токарчук
«Супербоги», Грант Моррисон
«Восхождение Сенлина», Джосайя Бэнкрофт
«Полное собрание черновиков романа «Мастер и Маргарита»», Михаил Булгаков

5 баллов
«Терапия», Себастьян Фитцек

7 баллов
«Золотая пуля», Шимун Врочек, Юрий Некрасов
«Каштановый человечек», Сорен Свейструп
«Утрата», Карин Альвтеген
«Архангел», Уильям Гибсон (графический роман)
«Затворник с Примроуз-Лейн», Джеймс Реннер
«Острые предметы», Гиллиан Флинн
«Одна история», Джулиан Барнс

8 баллов
«Темное дитя», Ольга Фикс
«Обделенные», Урсула Ле Гуин
«Кровь, пот и пиксели. Обратная сторона индустрии видеоигр», Джейсон Шрейер
«Мистер Мерседес», Стивен Кинг
«Кто нашел, берет себе», Стивен Кинг
«Сочувствующий», Вьет Тхань Нгуен

9 баллов
«Финист — ясный сокол», Андрей Рубанов
«Средняя Эдда», Дмитрий Захаров
«Взлет и падение ДОДО», Нил Стивенсон, Николь Галланд
«Призрак дома на холме», Ширли Джексон
«Black Mirror. Внутри Черного Зеркала», Чарли Брукер, Аннабель Джонс, Джейсон Арнопп
«Парень и его пес», Харлан Эллисон
«Остаток дня», Кадзуо Исигуро
«Нож», Ю Несбё
«Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау», Джуно Диас
«Осень», Али Смит
«Как делается кино», Сидни Люмет

10 баллов
«Повести Белкина», Александр Пушкин

Книга года:
«Все, способные дышать дыхание», Линор Горалик
«Осеннее солнце», Эдуард Веркин (полный текст романа онлайн)

Итоги 2018 года
Итоги 2017 года
Итоги 2016 года
Итоги 2015 года
Итоги 2014 года

«Новые горизонты»-2020

Posted on by


Дарья Бобылева — новый лауреат премии «Новые горизонты»


(справа налево) Организаторы премии «Новые горизонты» Василий Владимирский и Сергей Шикарев пытаются удержать Шамиля Идиатуллина в жюри премии

Нетвиты 2019/18

Posted on by

Не будь с котом. «Аэрофлот».

Любовь лечит, брак колечит.

Среди аксессуаров хитом сезона стал клоач.

Then Facebook said “Nevermore,” или Как я пытался пошутить на тему «По дот ком звонит колокол»

Мировая политика все чаще описывается поговоркой «Мачо в голову* ударило».
*вариант: в голого

Картина «Охотники наплевали»

Текущая эпоха конвертировала проклятые русские вопросы в пару «вопрос-ответ»: «Кто виноват?» — «Т9».

Резать, не дожидаясь перегноя.

А если едешь сытый и уверенный, и тормоза отказывают — такое, интересно, Владимир Семеныч полюбил бы?

Озоновые дыры, или Таргет-реклама книжного некогда магазина — это удобно

Прелесть какая. А ногти и сопли любой длины он, интересно, не создает?

Разлука ты, разлука, чужая сторона. Никто нас не разлучит, лишь мать* или жена.
*вариант: муж

(с надеждой) А можно же так сделать, что я кому-нибудь подробно расскажу, чего придумал, а он за меня книжку напишет? Ну лень же писать чоужас, а в голове почти все готово — и вроде прикольно.

Радио:
— Футбольный клуб «Анжи» разорвал контракт с главным тренером Валерием Барминым из-за неудовлетворительных результатов команды.
Супруга, сварливо:
— Вот с командой контракт и разрывал бы, раз у нее результаты неудовлетворительные, тренер-то тут при чем.

Нам мир завещано ber-öç.

«Русский Букер» оказался стюардессой.

У операционистки в отделении банка имя мечты и генияместавремени: Нино Живодерова

Необходимость усиления правовой защиты граждан России заставляет создать в помощь Совету по правам человека при президенте РФ еще сто сорок шесть миллионов семьсот семьдесят девять тысяч девятьсот девяносто девять Советов по правам остальных человек.

В Швецию вторглись разумные термиты, вдохновленные слоганом «Есть идея — есть ИКЕА».

«Как только они обнаружили этот факт его поступка». Зависть. Хочу уметь так выражаться.

Радио:
— Организаторы выставки заявили, что устанавливают виновных в появлении фото актрисы на надгробии, и принесли ей глубокие извинения.
Супруга, понимающе:
— Метра три глубиной?

Тигр — странноватое, конечно, имя для овчарки (Джульбарс, по-нашему Юлбарыс — это именно тигр, полосатый барс). С другой стороны, еще страннее из поколения в поколение называть овчарку Индусом, чтобы с наступлением эпохи бхай-бхай из поколения в поколение во всех книжках и очерках переделывать Индуса в Ингуса.

Лента, почти целиком состоящая из перепостов фоточки ДиКаприо с Тунберг якобы в образе Ленина и Крупской, заставляет задуматься о разных смыслах и их слабой корреляции с такой вот лентой.

Спортивно-огорчительная программа «С утра порань Ш».

Внезапно родился универсальный тост, дарю употребляющим товарищам: «Выпьем зато!»

Слову «самоустранился» очень не хватает еще пары-тройки возвратных элементов.

В декабре fanzon выпустит перевод фантастического романа Леви Тидхара «Усама» (Всемирная премия фэнтези 2012 года). Ждем-пождем с трепетом.
Примечателен не только факт выхода на русском романа про вполне положительного супергероя бен Ладена (пусть и в альтернативной реальности), но и вдумчивая локализация обложки.
Че хотели — то и получили, как говорится.

Ниже еще несколько неинтересных фоточек кошычьки и прочих малоподвижных элементов

Continue reading →

«Аэрофобия»

Posted on by

Андрей Хуснутдинов

(«Новые горизонты»-2019/13)
Завершаю выкладывание отзывов на книги, номинированные на премию «Новые горизонты» (в жюри которой второй год вхожу). По ссылке можно найти все рецензии этого и прошлого года. Авторы ранжированы по алфавиту, оценку не указываю.

Герой обнаруживает себя на яхте, за штурвалом самолета, в загадочном море, морге, школе, подвале, небе, Юрмале и т.д. — и это очень странно. Конец текста.
Сотня этюдов, размышлений и росчерков на манжетах. Такие заметки или, прости Господи, крохотки горами копятся, наверное, у большинства практикующих литераторов, которые торопятся записать причудливый сон, забавную деталь или прикольный поворот несуществующего сюжета. У большинства практикующих литераторов в дело идет одна из сотен таких фитюлек, оставшиеся возгоняют ее карьерный рост собственным перепреванием. У большинства практикующих литераторов эти почеркушки остаются в блокнотах и файлах, ну или, если автор сочтен совсем великим, посмертно переползают в задние тома ПСС. Андрей Хуснутдинов решил не дожидаться посмертного признания и вывалил некоторый массив в книгу прямо сейчас.
Тексты не связаны друг с другом ничем, кроме атмосферы пугающего сна, то ли бессмысленного, то ли слишком обремененного смыслами, и выполнены в адекватном стиле «Я понимаю, что все смеются, потому что я голый, в ярости раздираю живот и выпрастываю на стол свое нутро, чтобы показать окончательную наготу, все смеются сильнее». Это не цитата, но все тексты примерно такие. В вязкой монотонной аномальности тонут даже несомненные искры (например, в миниатюре о советской Алма-Ате, в стенах домов которой открылись бездонные черные прорези, оказывающиеся лишь изнанкой современных банкоматов: «Будущее — денежная машина, обращенная к нам задом, а к лесу передом»), а добивает надежду выпендрежная цветистость глаголов и прилагательных, свойственная обычно очень юным и очень пожилым графоманам («Сияющая зернистая структура послания занимает меня, разумеется, куда больше, чем его темный смысл. Цветные искры, служащие строительным материалом высказыванию, преисполнены тайны. Печатные знаки, что питаются этим праздничным шумом, не стоят его так же, как не стоит ломаного гроша выложенное алмазами междометие. Пустая фраза: «Он — проповедник истин, о которых не знает ничего, кроме их грамматических форм», — предстает сечением фейерверка, снопом культей, косной проекцией нескончаемого божественного потока.»).
Можно, конечно, найти в унылом изобилии строгую логику, сюжет и четкую заданность, стартующую уже в названии, но я, увы, не обнаружил в себе необходимых для этого умения и желания. Тексты дают неплохое представление о навязчивых идеях и страхах автора, связанных со смертью, кровью, уродством, насилием и беспомощностью, поэтому интересны в основном его страстным поклонникам — ну и теоретикам психоанализа.

«Я, Братская ГЭС…»

Posted on by

Михаил Савеличев

(«Новые горизонты»-2019/12)
Как и в прошлом году, выкладываю свои отзывы на книги, номинированные на премию «Новые горизонты» (в жюри которой вхожу). Один день — один отзыв, авторы ранжированы по алфавиту, оценку не указываю.

На излете хрущевского десятилетия поэт Эдуард Евтушков, по пьяни давший слишком лихое интервью журналу «Штерн», отправлен КГБ искупать вину перед партией и народом на Братскую ГЭС. Ударная комсомольская стройка оказывается не только годным героем патриотической поэмы, но и центром силы, перекрестком эпох и мистическим полубожеством новой эры.
Задумывался, похоже, эзотерический эпос про электрический дух советского эксперимента, создающего сверхлюдей, творцов и полубогов из подручного материала, а получился косплей раннего Сорокина. Автор потихонечку глумится, еще тише восторгается под прикрытием глума, но двойной фигой трудно писать — что на клавиатуре, что ручкой.
Некоторая работа, конечно, проделана: автор насочинял пародийных эпиграфов в стилистике учебника истмата-диамата, проштудировал биографию и библиографию Евтушенко, раздергал по строчкам заглавную поэму, но то ли не сумел, то ли поленился изучить его стиль, как поэтический, так и прозаический, вполне определенно узнаваемый и не впадающий в предложенное нам «циничная мысль разогнала расслабляющее упивание собственной гениальностью».
На выходе получилась просто слабая очерковая проза с неубедительными и не очень мотивированными красивостями типа танцев на жидком бетоне, Пушкина-Лермонтова-Есенина-Маяковского за комсомольским костром, ставшей новым Китежем Матеры Валентина Распутина, электрической водки под «жесткий самосад местных папирос» и откровенно библейских мотивов вроде саморасступающегося Братского моря. Не обошлось и без анахронизмов (например, упоминания братьев Вайнеров, которым вообще-то до публикации первого детектива оставалось года три) — но на самом деле вся повесть выглядит очевидным анахронизмом, отставшим от своей эпохи лет на пятьдесят.

«Четверо»

Posted on by

Александр Пелевин

(«Новые горизонты»-2019/11)
Как и в прошлом году, выкладываю свои отзывы на книги, номинированные на премию «Новые горизонты» (в жюри которой вхожу). Один день — один отзыв, авторы ранжированы по алфавиту, оценку не указываю.

В сентябре 1938 году ленинградский сыщик прибывает в крымский городок, чтобы расследовать жуткое убийство (из жертвы выдрали сердце, а в грудь вставили звезду с могилки). В декабре 2017 года депрессующий психиатр уныло пытается разобраться в заболевании молодого больного, влюбившегося в голос инопланетянки в своей голове. В декабре 2154 года командир экспедиции к Проксиме Центавра выходит из анабиоза, чтобы начать подготовку экипажа к первой в истории человечества высадке на планету за пределами Солнечной системы. Три линии неминуемо должны сплестись и оправдать название.
Не знаю, ковал ли Александр Пелевин свои манеры, стиль и слог так, чтобы ни буковкой не быть похожим на маститого однофамильца, от неизбежных сравнений с которым явно настрадался, или таковы органические свойства его текста, но получить от «Четверых» хоть какое-нибудь удовольствие можно, лишь относясь к ним как к незамысловатому повествованию, в котором все потайные кармашки и прикрытые ковриком ружья с роялями жирно помечены двойной стрелкой. Но даже самый простодушный читатель вряд ли готов к тому, сколько радости, обширных пояснений и внезапных совпадений щедрый автор извлекает из счастливой идеи назвать ленинградского старлея Николаем Степановичем Введенским. При этом лично я так и не понял, действительно ли автор не читал Лазарчука-Успенского, Кларка и Лема, или это такой тонкий маневр, зачем-то призванный увязать темы реинкарнации поэтов, мыслящего океана и коварного AI не с знаменитыми литературными источниками, а с прямо или косвенно указанными фильмами Кубрика, Скотта и Нолана.
Александр Пелевин вообще не склонен переоценивать интеллект читателя, так что предпочитает повторять все, от самых малозначительных пояснений («Это было чем-то немного похоже на Италию, которую Введенский видел на старых открытках. Впрочем, он видел её только на открытках», или «Увидев Введенского, они перестали играть и недобро покосились на него», или «Наблюдаемый в галактиках газ движется с очень высокими скоростями. Это говорит о высокой степени турбулентности газа в межзвёздной среде») до ругательств и просто восклицаний («— Сука! — выругался он. — Сука, сука, сука! От злости он со всей силы ударил рукоятью пистолета по подоконнику. Облокотился на подоконник, обхватил голову руками и попытался восстановить дыхание. — Сука, сука, сука, — повторял он, раскачиваясь из стороны в сторону и неровно дыша», или «— Есть. Есть. Есть, есть, есть! — закричал он, наконец оторвавшись от микроскопа. — «Аврора», ты понимаешь? Я нашёл жизнь вне Земли! Она есть! Есть! (…) — Я нашёл, нашёл… Чёрт возьми, нашёл. Охренеть. Охренеть, охренеть»).
Все герои книги (включая упомянутый искусственный интеллект) туповаты и отличаются истеричностью, восхитительным дилетантизмом, а также отсутствием любых профессиональных навыков и подходов (зато ленинградский милиционер всегда готов прочитать обкумаренному татарину лекцию про запрет гашиша в исламе), что компенсируется умением вести многостраничные экспрессивные диалоги, особенно украшающие общение со старшим по званию или просто представителем НКВД в незабываемом 1938-м. Отчасти это оправдано: ведь волею автора персонажи, включая космонавтов, способны воспринимать только устные сообщения, так что любую бумажку или схему приходится подробно пересказывать. Той же волею в давно залитой кровью жаркой комнате нет ни вони, ни мух, рожденный в 1890 году татарин носит послереволюционное имя Ринат, сыщик умеет снимать ТТ с несуществующего предохранителя, а космонавт в видеописьме домой сперва долго поясняет, кто он такой.
В целом «Четверо» представляет собой старательно придуманный, но совсем любительски воплощенный текст, сочетающий повествовательные стандарты плохой советской фантастики 50-х с сюжетными стандартами хороших, но широко известных фантастических американских фильмов и спейс-хоррора последнего пятидесятилетия. Оказывается, так тоже можно.

«Стеклобой»

Posted on by

Ольга Паволга, Михаил Перловский

(«Новые горизонты»-2019/10)
Как и в прошлом году, выкладываю свои отзывы на книги, номинированные на премию «Новые горизонты» (в жюри которой вхожу). Один день — один отзыв, авторы ранжированы по алфавиту, оценку не указываю.

Молодой литературовед Романов, бредящий наследием и феноменом писателя Мироедова, для завершения исследований приезжает в городок Малые Вишеры, с которого полтора века назад началась слава Мироедова, — и попадает в бесконечную фантасмагорию, с каждым витком приобретающую все более угрожающие формы.
«Стеклобой» эстетически, идеологически и, увы, структурно напоминает не столько «Град обреченный» и «Процесс» с «Замком», которым кланяется усердно и истово, сколько перестроечный сценарий, изначально писавшийся как сюжет для «Фитиля» с оглядкой на Мамина или Овчарова, но спешно переконвертированный в сериал. Каждый эпизод бесконечно петляет и тянется, даже начисто выдохшись, повествование топчется на месте и подпинывается лишь богом из машины, который является к героям нерегулярно, но неизбежно.
Закрадывается подозрение, что соавторы составили подробный поэпизодник небольшой повести, договорившись, что каждый напишет свой вариант, а потом они совместно отберут лучшие куски, но в итоге ничего отбирать не стали, а просто слепили оба варианта — где уж как получилось. Итоговый текст производит диковатое впечатление дурной бесконечности: чуть ли не каждый эпитет, каждый образ и каждое действие здесь повторяется разными словами, а всякое точное или просто свежее движение тут же зажевывается повтором. Да, это играет на сверхзадачу авторов, но травмирует прекраснодушного читателя, уже кушавшего ровно эту шоколадку только что семь раз подряд.
Особенно огорчает истеричная беспомощность большинства персонажей, начиная с главного героя. Романов, положивший всю сознательную жизнь на спокойное извлечение стандартных ответов на стандартные вопросы из стандартных источников, ведет себя как гиперактивный пятилетний холерик: не добившись от собеседника ответа на простейший вопрос, он мчится лелеять планы мести и бить окна, чтобы на следующий день вернуться с тем же вопросом.
При этом пара идей, лежащая в основе «Стеклобоя», не то что сильно свежа, но довольно мила, как и стиль соавторов. Повесть могла получиться хорошей.

«Живые и взрослые»

Posted on by

Сергей Кузнецов

(«Новые горизонты»-2019/9)
Как и в прошлом году, выкладываю свои отзывы на книги, номинированные на премию «Новые горизонты» (в жюри которой вхожу). Один день — один отзыв, авторы ранжированы по алфавиту, оценку не указываю.

Знакомый вроде мир с вечным делением на два лагеря, наших и ненаших. Наши высокодуховные, против войны и с бронепоездом на запасном пути, ненаши — с джинсами, бездуховными кино и музыкой, безработицей и агрессивной военщиной. Построенная в боях граница между мирами, понятно, на замке, и ключ есть только у торгашей и разведчиков. Отличие одно: наши живые, ненаши — мертвые. Умерший наш становится врагом, его родня — роднёй врага. Но как относиться к нормальному вроде пацану, мама которого не умерла, а добровольно ушла к мертвым? И как такому пацану жить дальше? Очень просто: надо найти друзей, взять серебряный нож, а потом и пару пистолетов с соответствующим пулями, и идти напролом сквозь границы, стены, правила, живых, мертвых и основы этого поганого мироздания.
Такова завязка первой книги Сергей Кузнецова, опубликованной восемь лет назад и очевидно игравшей с штампами детского шпионского романа 50-х (не столько даже Рыбаков, сколько Авдеенко, Самойлов-Скорбин и прочая «рамочка») в стилистике проблемной юношеской прозы тех же и следующих лет, причем самого скучного извода (Осеева, Мухина-Петринская, Достян и т.д.). Даже инкрустации мистического хоррора и зомби-постапа не сбивали повествование с этого тона.
На премию номинирована изданная в конце прошлого года толстенная трилогия (под тыщу страниц). Вторая ее книга представляет собой откровенный, с прямыми цитатами, оммаж Кингу, Крапивину, а также, внезапно, Лавкрафту и Уэсу Крейвену. Третья ориентируется на англо-американские шпионские триллеры (целевых поклонов Флемингу, Ле Карре и Чайлду-Престону я не уловил, но, возможно, лишь из-за собственной малой начитанности). При этом текст выдержан все в том же суховатом стиле, слоге и настоящем о-очень длительном времени, которые лично меня как читателя озадачивали не меньше, чем удивительное для опубликованной в уважаемом издательстве книги количество опечаток и корявостей («Геогрий», «Марина, в своих метвых джинсах, старается затерятся в толпе», «В большом зале была столовая, четыре раза в день сюда приходили отдыхающие—завтрак, обед, полдник, ужин»).
Сергей Кузнецов известен как умелый профи, ловко пользующийся огромным арсеналом инструментов и приемов. К сожалению, в «Живых и взрослых» он не только ограничил свой выбор парой стамесок, но и удивительно точно отобрал стамески, неинтересные и несимпатичные лично мне. В очень коротком пересказе трилогия кажется книгой мечты — по крайней мере, для голодающего от нехватки небывалых приключений подростка, что елозит в моей башке и заставляет меня до сих пор читать и писать. Реализована эта мечта как бесконечный конструкт второго порядка, который пытается выявить дихотомию «живой-мертвый» в максимальном количестве основ и деталей известной нам реальности, от сакрализации давней войны до ансамбля «Тату» и обмена нефти на жвачку, — и упорствует в этом намерении через сто, триста и пятьсот страниц после того, как самый тупой читатель в моем лице это понял, принял и смирился. Нарочито инфантильные герои не спасают, лихой с перебором сюжет — тем более: трудно сочувствовать полукартонным мальчикам-девочкам, которые гарантированно выберутся из любого ада и которые при этом не особо рефлексируют, даже принеся в жертву случайного старичка.
Я читал «Живых и взрослых» долго, мучительно, с затяжными перерывами, добивая сугубо на морально-волевых. Они уходили в основном на обуздывание раздражения по поводу краеугольных (почему-то) для текста кривых подмигиваний нашей реальности (сигарет «Мальбрук», зеленой газировки «Крока-кола» — «что-то вроде нашего «Буйкала», только вкусней», гирельеров из Банамы и италийского дуэта, поющего про «счастье — это когда мы вдвоем, и я держу тебя за руку»). Дочитал, впечатлен объемами проделанной автором работы. Они грандиозны и местами застят горизонты, назвать которые новыми, к сожалению, непросто.