Рецензии. Книги

К

«Ветеран Куликовской битвы, или Транзитный современник»
Павел Калмыков

Сперва цитата.
«К Рогатке Мотя питал самые сыновние чувства, любил спать в коляске и самые вкусные косточки прятал там же, под сиденьем. Как деду куда ехать — Матвей тут как тут, суетится, скачет козленком, занимает место второго пилота. Дед ему и шлем вырезал из пластмассового мячика, с отверстиями для ушей. Думали, пес надевать не захочет. Плохо думали. Сам приносил и просил, чтобы застегнули.
Едет, бывало, по городу, передними лапами на борт коляски опершись. Гордый. Шерсть от ветра напробор. Морда под шлемом на Гитлера смахивает. И как обгоняют какую-нибудь пешую собаку, Мотя бросает ей презрительное «Гаф!»
Раз поругался дед Валентин с батей Виктором. Злой, взнуздал Рогатку — сгонять за папиросами. Мотя с каской в зубах был наготове.
— Пошёл вон! — рявкнул дед и добавил еще несколько плохих слов о любви и анатомии.
Пес не поверил ушам. Может, просто такая шутка и сейчас его позовут? Нет… Мотя притащился в сени и убрякался на подстилку в тяжелой обиде. Зря Вадим пытался утешить его щами с косточкой — и не понюхал. Вернулся дед — Мотя не встречал. Лежал тряпкой, хвост вытянулся безжизненно, и только глаза влажно помаргивали.»
Теперь пояснения. Рогатка — это мотоцикл с коляской, Мотя — обнаруженный в коляске кутенок Матвей (к данному моменту возмужавший), дед Валентин с батей Виктором — эпизодические родственники одного из главных героев шебутной, веселой, умной и неопубликованной пока повести Павла Калмыкова.
Калмыков прославился в 1991 году, когда в журнале «Уральский следопыт» вышла его сказка «Школа мудрых правителей». Она тоже была веселой, шебутной и умной, и здорово эта история (про планету Бланеду, на которой буянили разудалые короли, шуты и генералы с именами типа Зереша и Бажа) выделялась на тогдашнем мрачном фоне. Автора заметили — наряду с Алексеем Ивановым, дебютировавшим в соседнем номере «Следопыта» «Охотой на «Большую медведицу»». Оно и понятно: благодаря гениальному редактору НФ-отдела Виталию Бугрову свердловский «Следопыт» лет на 10 стал самым главным советским журналом, печатавшим фантастику. Для начинающих фантастов публикация в «Следопыте» была «Оскаром» и путевкой в долгую счастливую жизнь. В то же примерно время в журнале случился всесоюзный дебют Сергея Лукьяненко и Владимира «Вохи» Васильева. Но им удалось опубликовать полустраничные рассказики. А Иванов с Калмыковым отметились крупными повестями. С картинками.
Обоих запомнили и переиздали 100-тысячным тиражом — в свердловском сборнике молодых фантастов «Шаг на дорогу». Название сборник получил в честь одного из рассказов — невероятно тягомотного подражания Крапивину. Но и задуман был как первый шаг нового поколения на широкий литературный тракт.
Сборник получился заклятым. Все его авторы сгинули. И если имя крапивинского эпигона Ивана Тяглова сохранила хотя бы история крапивинского отряда «Каравелла», в котором Тяглов одно время рулил, а потом со скандалом и расколом ушел (извините, если излагаю неправильно или грубо), то о Валерии Брускове и Тамаре Ветровой не помнят даже узкие социальные группы. Впрочем, по данным поисковиков, Брусков является автором большого цикла фантастических рассказов, а Ветрова несколько лет назад стала постоянным автором журнала «Урал», где опубликовала ряд повестей и зарисовок с задорными названиями типа «Владимир Владимирович Путин, созерцатель облаков».
Про Иванова все известно — писал про него каждый, кому не лень, от Лукьяненко до вашего покорного слуги: молодой чуткий автор был выпорот на семинаре старшим товарищем, от злой обидки завязал с литературой, в каковую триумфально вернулся, на радость всем, пару лет назад.
Про Калмыкова не было известно ничего. Крапивин в давнем интервью с сожалением упомянул талантливого молодого писателя, который скрылся на Камчатке — и привет, ни слуху, ни зрения.
Так, в принципе, все и было. Онколог Калмыков удалился спасать раковых больных на край света, и лучи его терапии, ежедневно подпитываемые первыми в нашей стране лучами солнца, многих таки спасли. Писать он не бросал, зато печататься бросил. Пара рассказов вышла в журнале «Урал», повесть (ту самую, про Рогатку, пса Мотю и куликовского ветерана), с удовольствием принял к печати «Уральский следопыт» — и умер. Умер, в смысле, журнал, и, в смысле, сугубо временно. Но реинкарнация получилась бледной, и, что не самое, но почти самое обидное — среди прочих творческих планов предыдущей редакции погорела и идея напечатать сказку Калмыкова.
А сказка замечательная.
Про «веселая-умная» я уже говорил. Теперь еще скажу: она в самом деле веселая-умная, насмешливостью и игроватостью стиля малость напоминает городские повести Коваля («Пять похищенных монахов») или «Бегство в Египет» Етоева. А может, не стилем напоминает, а безумием сюжета (жестко прописанного и логично завязанного, при всем при том): несколько уральских школьников принимаются искать чокнутого пенсионера, который то партийный лозунг изувечит, то рельс трамвайный сопрет и с ним на плече легко так ускачет вдаль, то головой вперед нырнет в меленькую лужу — да и не появится. Естественно, одним школьникам такого супердеда отыскать слабо — на помощь приходят милиция, пожарные, хирурги и педагоги. Ну и находят на свою голову — Кощея Бессмертного. Причем, последний фактически негласно управляет этими поисками, похищая очаровательных следопытш. Да еще экологические нотации читает своим новым современникам: «Вам хорошо: нагадил да помер, а мне на этой планете еще жить и жить».
Отдельное достоинство повести — время и место действия: поздняя перестройка, Ирбит Свердловской области.
Я убежден, что огромным недостатком современной отечественной литературы является стремление не копаться в недалеком прошлом, столь болезненно родном абсолютному большинству сегодняшних читателей. Причем подкоркой все ведь этот недостаток понимают, мучаются из-за нехватки текстов-фильмов, действие которых происходит в 80-90-е, страшно радуются, что вот в «Бригаде» Белый натуральные «Родопи» курит, а в «9 роте» пацаны приходят в военкомат в тех самых олимпийках и сумках «Олимпиада-80». И все равно мастера культуры активно окучивают 40-60-е, а потом хлоп, разрыв — и, словно не было 30 лет никаких заметных историй, — сразу гламур с интернетом наступили. Понятно, что через 10-20 лет нынешние гламурщики постареют, ударятся в воспоминания и завалят неблагодарную публику рассказами про невеликую горбачевскую эпоху и все такое. Но это будет не то.
А у Калмыкова — то. Начало последнего десятилетия ушедшего века, поступь перестройки из всех телевизоров, нерасслоенный социум провинциального города. А город, между прочим, вообще чего-то особенного.
Если Калмыков не соврал (мог), Ирбит — это мотоциклетная столица Вселенной. Мотоцикл (с коляской, естественно) в Ирбите исполняет роль персонального авто, троллейбуса, сарая, трибуны, сбербанка — и все остальные роли. Житель Ирбита садится на мотоцикл, едва выбравшись из мамки, и хоронят его, естественно, по-викинговски, в мотоцикле. Поэтому мотоциклетные страницы книги рекордов Гиннеса (она цитируется в сказке, но тоже ведь мог соврать Калмыков-то) целиком заняты Ирбитом, жители которого быстрее всех и дальше всех ездят на мотоциклах задом наперед и по воде, летают на них, и одним ударом сшибают максимальное количество деревьев, ломая минимальное количество конечностей.
В общем, прочитав рукопись Калмыкова, я, малость посопев от удовольствия, понял, что очень хочу в Ирбит. И очень хочу, чтобы «Транзитный современник» поскорее вышел в бумажном виде — чтобы я мог подсунуть книжку детям как образец того, чего им, балбесам, надо читать.
Будем надеяться, что ожидание выйдет недолгим.
Напоследок — продолжение цитаты про Мотю и Рогатку:
«Дедова злость уже повыветрилась. До двух часов ночи Валентин Ванифатьевич скрипел диваном, а потом поднялся и пошёл выкатывать Рогатку. Поднял кобеля на руки, отнес в коляску, нахлобучил ему шлем. Дрыг-дыг-дыг! — поехал. Совсем спятил,» — проворчал спросонья батя.
Мотоцикл вернулся скоро — только круг квартала объехал. И словно другую собаку привез! Воскресший Матвей проследил, так ли дед ставит мотоцикл, хорошо ли запирает сарайку, тогда лишь задрал ногу у дерева и уж после всего занялся щами и костью».

Август 2006

«Клад и другие полезные ископаемые»
Павел Калмыков

Пурга, пришедшая с океана, накрыла обожаемый автором и героями город Петропавловск-Камчатский. Сугробы по второй этаж, дубак, да еще авария на подстанции – чем не повод считать каникулы испорченными? Да ничем. Герои повести, преимущественно школьники при посильном участии (вернее, помешивании) взрослых, закручивают изощренную интригу с осадами снежных крепостей, гонками на сноубордах, многофункциональным использованием свечей, метанием ножей, вызыванием духов, цитированием Дюма-пэра в оригинале и хроник Крымской войны на старославянском, любовями, изменами, черепами, лирическими пылесосами и, главное, поисками клада адмирала Прайса, который полтора века назад хотел взять Петропавловск, а вместо этого сам многое здесь оставил – и себя в том числе.

Я не устану повторять, что Калмыков – лучший российский сказочник, причем не только в современном зачете. «Клад» — его четвертая повесть, четвертая роскошная и первая несказочная – по формальным признакам. Приключенческий сюжет подчеркнуто реалистичен, герои – реальные такие пацаны, девчонки и тети-дяди: как всегда у Калмыкова, горластые, рукастые, дерзкие и преимущественно добрые, даже если враги. Но не с последним обстоятельством связан откровенно сказочный все-таки строй «Клада», и не с тем, что действие повести происходит не совсем в наши дни: «Китайский язык в школе ещё не был обязательным. К мобильным гаджетам народ уже охладел, а телепатическая сеть ещё не появилась. Две Корейские республики уже решили объединиться, а Россия с Украиной ещё нет. ВИА «Краш-синдром» переживал свой ренессанс, а «Сахар крови три и девять» ещё только набирал популярность. Фиджинсы в школу носить не разрешали (потом-то разрешили, когда мода уже прошла). Вот такие неоднозначные времена, если это вообще имеет значение.»
Не имеет, конечно – все равно получилось «здесь и сейчас», очень свое и очень наше. Это, как ни странно, касается и исторического пласта, который играет в повести ключевую роль и представлен очень обстоятельно, при этом легко и остроумно – хотя, казалось, рассказать о жестокой осаде Петропавловска англо-французской эскадрой таким тоном, не срываясь в постыдную легковесность либо заскорузлую батальщину, невозможно. Калмыков смог. Потому что, с одной стороны, гений, с другой – уже вполне квалифицированный спец по Тихоокеанской кампании 1854 года: Калмыков копал материалы для ретроспективной линии «Клада» лет пять и копает до сих пор (см, например, его блог и отдельные публикации в научных сборниках). История осады вписывается в приключения «здесь и сейчас» идеально. И, кстати, давно я не видел так классно иллюстрированной книги, спасибо Анне Староверовой и Денису Лопатину (хотя исходный вариант обложки был бы куда более уместным).
В свое время я писал (под невероятным псевдонимом) про огромное достоинство «Ветерана Куликовской битвы» как хулиганского, но очень точного документа времени и места действия (поздняя перестройка, Ирбит Свердловской области). «Клад» является таким же обаятельно разудалым документом нашего нынешнего места и времени, в котором хочется жить – и в котором живут сегодня пацаны-девчонки, а также их родители, тыдытырыты, фью, — счастливо и трудно, с драками и обнимашками, вопреки всему и с малой помощью друзей, — нормально, в общем, правильно, весело и долго. И будут жить. И клад найдут.
Огромная ценность по нашим временам, между прочим.

Июль 2014

«Аналитик»
Джон Катценбах

Нью-йоркскому психоаналитику, тихому и безвредному ботанику, приходит письмо: ты недостойный жизни гад, угадай, почему. На отгадку две недели. Если не угадаешь, убей себя – иначе я убью одного из твоих родственников, список прилагается. Еще прилагаются несколько вздорных, но тяжких обвинений, отсекающих героя от помощи коллег, обнуление счетов, выкрадывание компьютера со всеми личными данными и показательные убийства, демонстрирующие серьезность автора письма. И герой довольно быстро понимает, что найти отгадку мало. Умереть все равно придется – как и отомстить за свою смерть. В любой последовательности.
«Аналитик» — самый успешный роман Катценбаха, автора триллеров средней руки, пара которых была так же средненько (хоть и с хорошими актерами) экранизирована. «Аналитик» тоже выглядит очень киношно – сперва такая «Игра», переходящая в «Олдбоя», а потом разоблачение проклятой магии и офисный хомячок в боевой раскраске и со стволом. Не сильно пугающее сходство, видимо, и обнулило возможность кинорелиза — хоть «Олдбой» и вышел на год позже (будем считать, что вдохновляться оригинальным японским комиксом, пусть и переведенным на английский в середине 90-х, Катценбах не мог), а «Аналитик» выгодно (скажем так) отличается от корейского фильма бодреньким по-стародоброголливудски жизнеутверждающим финалом.
Тем не менее, книжка хороша и мастеровита — идеальное летнее чтиво без претензий. Спасибо читалке, между прочим: на бумаге этот роман поди отыщи. На русский Катценбах переводился единожды, в рамках братской могилы «Ридерз дайджеста», найти которую через восемь лет невозможно, несмотря даже на гигантский по нонешним временам тираж.

Июль 2011

«Блейз»
Стивен Кинг (под псевдонимом Ричард Бахман)

Слабоумный великан Блейз трудится подручным у мелкого мошенника. Мошенник придумывает план века и немедленно напарывается на нож. Блейз, добряк, неумеха и почти аутист, поговоревав и поголодав, решает реализовать план в одиночку — и идет на похищение грудного сына миллионеров.
Кинг начал публиковать под именем Бахмана ранние романы, застрявшие в столе даже после того, как автор стал одним из наиболее успешных писателей планеты. Проект оказался удачным и породил несколько новых хороших текстов. Бахман заметно отличался от Кинга, в первую очередь вниманием к маргинальным героям и жесткостью построения сюжетов — тем не менее, тайна продержалась недолго. Псевдоним был раскрыт, Бахман скончался, в качестве наследства оставив рукопись довольно фиговеньких «Регуляторов», проект свернулся вроде бы навсегда. Но три года назад был издан «Блейз», написанный в 1973-м и заброшенный Кингом как вторичный и никчемный. То ли затяжной творческий кризис (сказавшийся на качестве, но не количестве новинок), то ли ностальгические соображения заставили Кинга отыскать рукопись, изучить ее и предложить издателю.
Решение было правильным.
«Блейз» в самом деле по-бульварному поверхностен, бесстыдно сентиментален и жесток, ну и напоминает половину американских мастеров нуара, от Кейна до Томпсона. Но, во-первых, мастеров же. Во-вторых, нуар, похоже, все-таки не помер полвека назад. В-третьих, сто раз процитированный мною тезис Виктора Конецкого о том, что если что и похоже на жизнь, так это отчаянная бульварщина, от затертости не стал неверным. Наконец — да, на фоне Кинга старый-новый Бахман абсолютно конкурентоспособен, свеж и интересен. От начала и до конца. Чем книги Стивена Кинга последние лет десять похвастаться не могут.
В общем, Кингу есть смысл еще в дальних ящиках пошарить. Рукопись не найдет, так руки окунет в пыль, оставшуюся с истовых времен. Авось поможет. Очень на это надеюсь.

Январь 2011

«Ур»
Стивен Кинг

От преподавателя литературы в провинциальном вузе, ботана и потенциального лузера, уходит очень спортивная и любящая гаджеты подружка, которую утомило книжное поголовье вокруг. Препод, потосковав, выписывает с «Амазона» электронную читалку «Киндл» — чтобы, значить, всем всё доказать. Читалка оказывается некондиционно розовой и навороченной, ибо открывает доступ к текстам из каких-то там уров (вяло пугая, правда, неким законом о парадоксе). И препод попал. Потому что уры — это параллельные миры, в большинстве которых были свои Хэмингуэи, Шекспиры и Джоны Д. Макдоналды (Фолкнеров почему-то почти не было) — с другой биографией и библиографией. Потом выясняется, что можно скачивать не только ненаписанные романы папы Хэма, но и газеты про выжившего Кеннеди, присягу Хиллари Клинтон, Пита Беста, разгульность которого сорвала концерт «Битлз» в Белом доме, и Армагеддон 1962 года. А потом розовая читалка открывает доступ к архиву местной прессы. Скачивание оценено в несоразмерно крупные деньги — зато позволяет познакомиться с завтрашними-послезавтрашними новостями. В том числе с участием близких людей. А уж какие новости в газетах — сами понимаете.
Очевидно, Стивен Кинг не читал рассказ Кира Булычева «Другая поляна». Зато он написал рассказ «Текст-процессор богов», роман «Регуляторы», цикл про Темную башню и еще семь бочек мегатекстов. Поэтому прославленному мастеру, получившему заказ «Амазона», наверное, сложно было ваять только первую четверть 50-страничной повести, внятно излагающую булычевскую историю 35-летней давности (про лаз в другую Москву, где никто, кроме профессоров, не помнит рано погибшего Пушкина, а роль нашего всего успешно играет доживший до старости Лермонтов — хотите почитать что-нибудь из позднего?). Со второй четверти поперла нормальная кинговщина с моральным выбором, аппер-миддлом в беде, политической злобой и клешнями из воздуха — так что повесть явно доколачивалась в ур-аганном темпе. Особенно когда дело дошло до ДТП по вине пьяного водителя — к этому феномену, едва не сгубившему самого Кинга, автор возвращается с вполне понятным, но все равно напрягающим упорством. На сей раз алкашом исключения ради оказалась тетка, что позволило автору оттоптаться на социальном слое разведенок с растущим пузцом и непрокрашенными корнями волос.
В общем, товарищ Кинг цинично, но умело подтвердил, что даже взятые из одного сундучка клише могут сложиться в неплохой, красочный и интересный паззл. Если, конечно, сундучок королевский. И если сказочник из ноосферы поможет.
Необязательное примечание. Я редко пишу отзывы на произведения такого размера и уровня, но тут случай особый. «Ур» — первый англоязычный художественный текст, прочитанный мною в оригинале. Вот вы ржете, а для меня, непрактичного самоучки, это мука адская была. Особенно на первых порах, когда уточнять приходилось каждое второе слово (отдельное спасибо как создателям «Киндла» (не розового), вмонтировавшим оксфордский словарь прям в гаджет, так и самому тов. Оксфорду, умеющему объяснять одно непонятное слово с помощью десяти других непонятных слов). Можно было бы и не париться — контекстуально-то и без словаря почти все понятно, но, блин, я ж не газету читал. Потому и стал полный настрадамус.
Может, как-нибудь еще попробую.

Апрель 2011

11/22/63
Стивен Кинг
Провинциальный учитель английского, одинокий и не слишком удачливый, узнает, что может изменить всё. Просто всё. Потому что может пройти грязным подвалом в погожий осенний денек 1958 года – туда, где тихо, светло, все курят, щемят негров и едят вкуснющую натуральную еду. Туда, где родители еще маленькие, а Кеннеди живой. И может остаться живым, если учитель постарается. Если протянет пять лет в блаженном прокуренном мире, не отвлекаясь на любовь, заработки и прочую жизнь, если найдет истинного убийцу и остановит его, а не подставную фигуру, и если удержится от новой экспедиции, которая обнуляет итоги предыдущей.

Успех Кинга во многом объясняется умением работать с болями и страхами национального значения. В нулевые годы автор, размазанный машиной беззлобного алкаша, был поглощен собственными болями и страхами, но сумел вернуться на исходную площадку. Он взялся за самую главную боль послевоенной Америки — и отработал поставленную задачу на отлично.
«11/22/63» — насквозь вторичный и очень интересный роман, трогательный и мастеровитый памятник римейкам и самоповторам как явлению. Кинг откровенно равняется на классическую американскую фантастику (в первую очередь Финнея, Хайнлайна и, понятно, Брэдбери), но не впадает в голое подражательства отчасти благодаря мастерству, отчасти из-за того, что ориентируется на образец, который ближе и роднее — на себя самого. В начале нового романа есть необязательный, но трогательный узелок, прихватывающий книгу к давнему роману «Оно», да и основной сюжет то и дело выхватывает куски и ходы из уже написанного и оэкраненного. Но это мелочи, а по существу нельзя не отметить, что «11/22/63» представляет собой ранний (и лучший, на мой взгляд) роман «Мертвая зона», перелицованный под лекало поздней (и неплохой) повестушки «Ур». Гиперкомпенсация этого сходства, похоже, и раздула текст до почти невыносимых размеров – однако читать тысячестраничный томище почти не утомительно: самые банальные повороты автор исполняет истово, смачно и богато, так, что читатель не чувствует себя ни обманутым, ни оскорбленным. Хотели Кинга – вот вам Кинг. Старый, добрый, совсем как настоящий. Народу нравится.
Мне – почти.

Ноябрь 2013

«Лунная пыль»
Артур Кларк 

В нужное время я прохлопал почти всего Кларка, начиная с «Одиссей». Отдельные рассказы и журнальные куски «Фонтанов рая» не взволновали. Между тем (сейчас Америку вместе с Цейлоном открою), Кларк — автор исключительный, а повесть про спасение утонувшего в пыльном море лунохода является образцом умной и очень сбалансированной фантастики (сверх этого она пугающе напоминает о «Курске», но вспоминать не хочется — особенно учитывая, как по-разному завершились истории).

Сентябрь 2010

«Джонатан Стрендж и мистер Норрелл»
Сюзанна Кларк

Начало XIX века. Полтысячи лет назад Англия была частью колдовской империи, подмявшей под себя даже земли эльфов и немножко преисподнюю. Но Король-Ворон, явно пресытившийся властью, миром и людьми, сгинул, эльфы вернулись в сказки и курганы, а волшебники выродились в мелких проходимцев или ничего не умеющих теоретиков. Кабинет устраивает истерические дуэли, вязнет в пустых дискуссиях и в тихой панике ждет наполеоновскую армаду, защиты против которой после гибели Нельсона не осталось. А дожидается неприятного, склочного и эгоистичного провинциала-предпенсионера Норрелла, который оказывается единственным практикующим волшебником мира. Норрелл же дожидается легкомысленного разгильдяя Стренджа, который оказывается вторым практикующим волшебником, далее, внезапно, учеником, а далее, вполне предсказуемо, соперником Норрелла (это еще не вся цепочка). В разгар войн, интриг и переталкиваний Норрелл и Стренддж не дожидаются, а замечают наконец гулявшего все это время рядышком джентльмена с волосами словно пух чертополоха, — игривого, всемогущего, лютого и чуждого всему человеческому, — у которого есть собственные виды на волшебников, их близких, Англию и весь мир. Виды, мало совместимые с жизнью.
«Стренджа и Норрела» мне не раз рекомендовал яростный фанат книги chilly_67. Спасибо ему. Книга оказалась удивительно многослойной, сюжетно изощренной и восхитительно невозмутимой роскошью, открывающей, исчерпывающе раскрывающей и закрывающей тему интеллектуальной волшбы, джентльменских договоров с нечистью и империалистического подхода к миру иному. По-крупному ничего кроме этого толстенного романа Кларк не написала, хотя более рачительный автор размотал бы этот объем на цикл из двадцати томов. Всем на радость, между прочим.
Превосходная книга.

Март 2012

«Время Бармаглота»
Дмитрий Колодан

Кэролловское Зазеркалье, наши дни. Селениты сбивают масло для смазки времени, в окна стучатся рыбы, Человек-Устрица отстреливает Моржей, охотящихся на доверчивых красоток, Плотник вырезает счастливое будущее по живой плоти, а между ними бродит несчастный Джек, который не может вернуться в нормальный мир — ведь для этого придется выпустить побежденного однажды страшного Бармаглота.
Дмитрия Колодана, которые входит в топ надежд молодой отечественной фантастики, мне хвалили и рекомендовали очень многие. Его есть за что хвалить. Колодан владеет словом и умеет гнать образы в режиме залитого до краев флакончика с мыльной водой. Другое дело, что большая часть этих образов неоригинальна. Это, конечно, не беда. Не беда и то, что стиль Колодана нарочито тускл и подзатерт — такое ощущение, что автор вдруг резко заматерел, застеснялся присущего молодости размаха и принялся этот размах урезать и затушевывать.
Сдержанная форма здорово срабатывает при богатом содержании. А содержания нет – и вот это главная беда Колодана. «Время Бармаглота» ни про что – нет в нем ни экшна, ни просто серьезного действия, ни страсти, ни любви, ни ненависти. Больше всего повесть напоминает популярные в советские времена приключенческие пособия по математике, из которых убрали математику. И вот мечутся профессор Звездочетов и его внук Ермолай по Карликании, наблюдают за странным поведением птиц, гадов и небесной тверди – а зачем это все, непонятно ни им, ни читателю.
Не уверен, что проблема в молодости автора, который уже знает, как, но не понимает, про что. Может, беда в упомянутой стеснительности, мешающей писателю рассказывать о своей и нашей жизни, а не переигрывать чужую давно завершенную игру. Хотя не исключаю, что все упирается в проклятую привычку.
Колодан, как и большинство фигурантов топа надежд, завзятый «грелочник». А рассказы на «Грелку» пишутся именно так: схватил заданную тему, нашвырял персонажей поколоритней и деталей посмачней, присыпал экзистенциальным отчаянием, над финалом тоненько провесил щемящую надежду – все, успел. Из «Бармаглота» вышел бы приятный микроэтюд – никто не будет спорить, что в кратеньком пересказе (см. первый абзац) повесть выглядит обалденно. А читать скучно. Да и не нужно, по большому счету.

Февраль 2011

«Завтрашние заботы»
Виктор Конецкий

Конецкого я люблю с детства, с купленного в букинистическом отделе магазина «Глобус» малоформатного сборника рассказов, в котором были в числе прочего несколько историй Петра Ниточкина. Какую-то из них, про невезучего Альфонса, я, помнится, даже порывался рассказать со сцены, когда классе в девятом меня пытались впрячь в плуг концертной самодеятельности. По счастью, эксперимент не случился – а то худо пришлось бы аудитории: я тогда абсолютно не умел медленно читать и медленно говорить, этому меня только Москва научила (о как я страдал).
Виктора же Викторовича я с тех пор выслеживал и собирал где возможно, благодаря изощренности издателей многие повести и рассказы представлены в моей библиотеке полудесятком экземпляров – это не считая выдирок из «Невы» и «Звезды», которые я изящно сшивал под единую обложку. Как всякий на моем месте Плюшкин, я полагал, что коли читаю все подряд и собрал всего возможного Конецкого, то, значицца, и прочитал всего и навсегда. Ан нет, показала каникулярная ревизия. И это было одним из славных моментов затянувшегося праздника.
Короткая ранняя повесть «Завтрашние заботы» о моряке, который встретил любовь, глупо промахнул мимо и отчаянно рванул обратно, легко и беспощадно демонстрирует, что Конецкий смолоду был одним из лучших, умных и честнейших писателей – и обидно недооцененным.
У меня все.

Январь 2007

«Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография»

Небезупречно сформованная, но довольно любопытная подборка писем, заметок и интервью разных лет. Отдельных жемчужин две — остроумнейшая переписка с киноведом Галиной Долматовской и сценарий «Через звезды к терниям» (по мотивам знаменитого рассказа о психологической несовместимости и матросском коварстве). Ну и роскошные тезисы из дневников отчаянно юного офицера Конецкого, который горько сетует, что Паустовский так и не ответил на письмо с переживаниями «отчего же в литературу лезут люди, не столь беззаветно преданные марксизму-ленинизму, как Вы, дорогой Константин Георгиевич».
На любителя, короче — но я как раз любитель.

Сентябрь 2010

«Дикая охота короля Стаха»
Владимир Короткевич

Конец 19 века, белорусское Полесье. Вольнодолюбивый ученый из только народившейся породы фольклористов попадает в мрачный замок, юная хозяйка которого готовится скоропостижно прервать историю древнего шляхетского рода в связи с общим нездоровьем и обострившимся родовым проклятьем. Под стенами замка все активней топочет конница призраков, наводящая ужас на всех, кроме пришлого этнографа, который бросается на защиту сперва естественной картины мира, потом справедливости, потом любви.

Тридцать лет назад «Дикая охота» была вполне культовым явлением — и сама по себе, и как основа громкого фильма. Оба культурных явления прошли мимо меня, теперь половину наверстал.
Оказалось, очень годная книга — и как готический роман, и как наш ответ «Собаке Баскервилей», и как народно-освободительная ода. Даже перебор пафоса и поэтической ярости воспринимается как примета жанра, а не места и времени написания.
Заодно мне стал чуть понятней феномен популярности ансамбля «Золотое кольцо». Его главный хиток про напилась я пьяна, оказывается, сперва был мощно процитирован в «Дикой охоте» — вот и зашел в публику как родной.

Август 2013

«Афганская бессоница»
Сергей Костин (под псевдонимом Николай Еремеев-Высочин)
(первая версия)

Вообще-то я не читаю книги с подобными названиями («Бессонница»-то еще туда-сюда, но вот дуплем с нею вышел «Бог не звонит по мобильному», мною временно не найденный), подписанные подобными псевдонимами, вышедшие в подобной серии («Абдуллаев. Современный русский шпионский роман») и сопровожденные подобными анонсами («Этим романом восхищается сам Виктор Суворов. Этот сюжет круче любого западного боевика. Этот герой даст сто очков вперед всем прежним разведчикам и шпионам. Том Круз, удавись от зависти — отныне твоя миссия невыполнима! Джеймс Бонд отдыхает! Джейсон Борн кусает локти с досады. Незабвенный Штирлиц одобрительно похлопывает преемника по плечу. Шпионский роман возрождается. Настало время новых героев.»). Но про дилогию Еремеева-Высочина очень высоко отозвались сразу несколько уважаемых мною критиков, а Галина Юзефович даже выдвинула ее на «Национальный бестселлер» (без толку, естественно). Я заинтересовался и начал вялый поиск. В магазинах возродителя шпионских романах не оказалось, интернет-торговцы морочили мне голову рассказами про то, что товар ожидается, но не дожидается (мизерный тираж, низкая цена и дурацкая дистрибуция угробят самый громкий дебют). На помощь, как положено, медленно но верно устремились РЖД — «Афганскую бессонницу» я купил на прошлой неделе в здании ебуржского вокзала (эх, сколько я всякого разного в дурацких вокзальных киосках понаходил – впрочем, не о том сейчас).
Так вот: книга великолепна – и при этом проста как правда. Бонд, Борн и Штирлиц с Суворовым и рядом не валялись – потому что мало в них простоты и правды (при куче прочих достоинств и особенностей). «Афганская бессонница» представляет собой незамысловатый и дико фактурный рассказ советского разведчика-нелегала, который при всей героичности своей профессии и биографии (сын испанского коммуниста, воспитан в СССР, заброшен в Штаты под видом кубинского диссидента) остается нормальным честным человеком, который страшно устал врать любимой американской семье и помнить, что где-то очень далеко у него есть любимая, хоть и совершенно неузнаваемая Родина. Когда усталость становится невыносимой, удачливый предприниматель Пако Аррайя отправляется в Москву, чтобы добиться немедленной отставки. Начальство встречает заявление с пониманием и говорит: «Атлична! Мы тебя замораживаем – вот только выполни последнее задание». И задание подбирает с нежностью. Надо отправиться в талибский Афганистан (действие происходит в 1999 году), найти там скраденного в Ростове российского генерала, а заодно стырить у шейха Масуда уникальный измуруд, за который какой-то саудовский принц обещает России ноги мыть и воду с лица пить. И все это за неделю, пока не перемирие между Талибаном и Северным альянсом по случаю Рамадана не перешло в обычную бойню. Аррайя вздыхает, летит, делает все, возможное, потом все невозможное, а потом еще четыре раза в произвольной последовательности.
Рассказ ведется от довольно безыскусного первого лица (стиль «И знаете что – он действительно хотел денег»). При этом Еремеев-Высочин демонстрирует повествовательный класс непостижимого уровня. Для литератора, изучавшего тему по книжкам, автор слишком хорошо знает Афганистан и Таджикистан, политическую обстановку в регионе, национальные характеры, устройство зинданов и взаимоотношения пуштунов с узбеками – не говоря уж о методах легального пересечения госграницы и подкупа чиновников. Для чекиста автор слишком грамотно строит повествование, слишком либерально рассуждает о Родине и слишком любит людей (а еще восклицательные знаки, что лично для меня оказалось самым серьезным испытанием). Согласно наиболее правдоподобной версии, под дурацким псевдонимом скрывается «крупный исследователь разведки». Похоже на то: во всяком случае, будь я крупным историком разведки, пожелавшим пройтись по полю беллетристики, я бы взял героем самого раскрученного советского нелегала Конона Молодого, который именно что стал канадским миллионером и оплачивал спецоперации из собственного кармана (как это делает и Аррайя).
Но кем бы ни был Еремеев-Высочин, его книги подлежат обязательному прочтению.
И изданию, конечно. Ведь «Эксмо» с «Яузой», выпустившие стартовую дилогию, от автора, похоже, отказались. Очень хочется верить, что вроде бы написанные уже приквел про югославские операции и сиквелы про Индию и Эстонию отыщут более мудрого издателя.

Февраль, 2008

«Афганская бессонница»
Сергей Костин
(Вторая версия)

Скромный американский миллионер Пако Аррайя к 2000 году смертельно устал от работы на две Родины и попытался отпроситься у первой на покой. А первая — это Россия. Потому что Пако Аррайя разведчик-нелегал с испанскими корнями, засланный в Штаты под видом кубинского диссидента двадцатью годами раньше и с тех пор переживший многое и многих, но только не доброжелательное начальство. Теперь оно говорит Аррайе: хочешь на покой? С пониманием, говорит начальство. Только выполни самое-пресамое распоследнее задание, говорит начальство. Пустяковое такое. Надо съездить в воюющий Афганистан, найти там нашего генерала, которого чеченцы скрали в Ростове по спецзаказу талибов, стырить у дружественного главы Северного альянса изумруд, очаровавший дружественного принца, не спалиться и успеть за неделю, пока не возобновилась нормальная кровавая баня, прерванная месяцем Рамадан. Финансируешь операцию сам, действуешь под видом московско-немецкого тележурналиста и в группе с настоящими тивишниками, которые ничего про задание не знают и знать не должны. Время пошло.
«Афганская бессонница» — вторая и лучшая книга из цикла про Пако Аррайю, состоящего на данный момент из четырех частей (действие остальных происходит во Франции, Индии и Эстонии, на очереди Великобритания и Югославия), которые выходили в разное время в разных издательствах под тремя разными фамилиями. Теперь писатель и телевизионщик Сергей Костин не только перестал стесняться того, что его перепутают с полным тезкой-фантастом, но и создал собственное издательство «Свободный полет», приступившее к изданию книг о славном нелегале. «Афганская бессонница» стала вторым релизом издательства. И это большая удача для всех поклонников качественной остросюжетной литературы.
Потому что первое издание, подписанное Николаем Еремеевым-Высочиным, давно стало библиографической редкостью. Потому что авторская редакция «Афганской бессонницы», вышедшая в октябре 2011 года, заметно и в лучшую сторону отличается от издательской версии пятилетней давности. Потому, наконец, что истории про Аррайю — уникальный образец жанра, образец, который можно считать не то что лучшим, а просто единственным представителем серьезного шпионского романа в России. Я как-то отмечал, что Пако Аррайя – не Бонд и не Борн, умеющий лазить по стенкам, стрелять с двух рук, извлекать кубические корни в уме или оставаться в том же уме после удара бутылкой по голове. Он просто уникально правдоподобный неглупый мужик без единого небывалого умения – если не считать таковыми доброжелательную рассудительность и способность думать, находить и не попадаться.
А Костин – не Флеминг и не Абдуллаев. Он прекрасный литератор с легким пером, завидным умением окутывать острый сюжет бытовыми извивами и выпутывать обратно, не ломая интриги и правдоподобия – и с уникальными знаниями и опытом, позволяющими читателю узнать довольно многое о методах работы нелегалов, современном состоянии российской внешней разведки, а заодно о том, что такое Агфанистан – предоккупированный и вечный.
На сайте «Свободного полета», кстати, можно прочитать подробный и весьма интересный рассказ о прообразах героев «Бессонницы» и истинных обстоятельствах поездки автора к лидеру Северного альянса.
С шестидесятых годов, когда в литературу пришел отряд вычищенных со службы чекистов (у которых отобрали шпаги с кинжалами, разрешив зарабатывать на хлебушек только пером), шпионских книг такого класса у нас не было. А вменяемых книг про нелегалов у нас не был вообще (чекисты писали в основном про контрразведку, а у Валерия Аграновского вместо художественного повествования о Кононе Молодом в итоге, как известно, получилось блестящее и публицистическое, но все-таки документальное).
Теперь есть.

Октябрь 2011

«Рам-рам»
Сергей Костин

Нелегал СВР Пако Аррайя вынужден отвлечься от тихой жизни трудолюбивого американского миллионера, чтобы выполнить очередное задание Москвы. На сей раз почти личное: надо понять, кто и зачем убил в Дели давнего друга Пако, тоже шпиона, давно, правда, ушедшего из конторы и перебравшегося в Израиль — видимо, под крыло «Моссада». Который, понятно, тоже не прочь узнать, что случилось на гостеприимной индийской земле. Аррайя привычно врет жене, что поехал протаптывать очередной маршрут для клиентов элитной туркомпании, сдает в сейф кровавой гэбни представительские часы за пол-ляма, вооружается фальшивым еврейским паспортом с фальшивой еврейской женой — и летит в Дели. Где много-много туристов, гашиша, нищих, колдунов, коровьих лепешек, чокнутых водителей, сикхских экстремистов, а также разнообразных пройдох и шпионов.
Первый текст про Пако Аррайя привел меня в восторг. Напомню, что дебютные книжки, подписанные чудовищным псевдонимом «Николай Еремеев-Высочин», три года назад вышли стандартным тиражом в «Эксмо» под восторги немногочисленных критиков и равнодушие широкой публики — и сгинули в стоках. Поклонники страдали недолго: автора подобрало издательство «Популярная литература», позиционирующее себя как мастера превращать в бестселлеры даже монографии об истреблении чесоточного клеща на утконосах среднего возраста. Рука мастера сыграла традиционно: сперва издатель перевыпустил ранний роман. К сожалению, не шедевральную «Афганскую бессонницу», а квеловатое «Бог не звонит по мобильному» — зато поменял название с претенциозного на никакое («В Париж на выходные», что ли), автором назначил самого героя (натурально, Пако Аррайю), а на обложке нарисовал чуть ли не Хемфри Богарта. Когда эта книга, как и ожидалось, прошла мимо рынка, читатель дождался наконец новья – исключения ради выпущенного уже под настоящим именем и даже с портретом автора, журналиста и главного редактора телеканала «Звезда», к фантастическому полному тезке отношения не имеющего.
«Рам-рам» — очень интересная и очень показательная книга.
Интересная – потому что класс и принципы автора никуда не делись. «Рам-рам» — все тот же детектив, психологический триллер, путеводитель и этнографический кондуит в одном флаконе (и восклицательные знаки, шайтан их задери, так и торчат в каждой третьей фразе). Костин ведет детективную интригу обстоятельно и очень достоверно, сюжет отталкивается не от литературно-киношных, а от вполне жизненно-бытовых шаблонов, что само по себе редкость, а герой спокоен, смышлен и дико обаятелен, что редкость вдвойне.
Показательная – потому что последний роман существенно отличается от первых некоторой попсовостью. В смысле: герой уже не переживает экзистенциальную драму, не терзается неуместностью гэбэшных полковничьих погон на плечах честного американского бизнесмена, не ищет способов сохранить верность и жене, и обеим родинам. И динамика роста женского поголовья впечатляет: в первом романе дам не было вообще (флэшбеки не считаем), во втором присутствие роковой красотки добавляло герою терзаний, зато в третьем тетенек две, обе хороши и к герою неравнодушны – ну и Аррайя дает натурального Трэвиса МакГи (это такой герой популярного полвека назад «цветного» детективного цикла, который (герой, не цикл) в каждой книге не только истреблял злодеев, но и половым методом излечивал несчастную красотку от давней психотравмы).
Званию популярной литературы надо соответствовать.
Дождаться бы четвертого романа – про приключения Аррайи в Югославии. А трех-четырех тетенек мы как-нибудь переживем.

Декабрь 2009

«Шпион в свободном полете»
Сергей Костин практически самостоятельно выпустил четвертый роман о Пако Аррайе
(Рецензия опубликована в интернет-газете «Взгляд» 17 мая 2011)

В свет выходит роман Сергея Костина «Смерть белой мыши» – четвертая история из жизни нелегала СВР Пако Аррайи. Это образец умного, актуального шпионского романа и до обидного убедительное подтверждение строчки из революционного гимна про то, чья рука – владыка и источник избавления от неудобств.
Пако Аррайя – некогда беглый кубинский диссидент, а ныне состоятельный американец средних лет, владелец элитной туристической компании, вегетарианец, заботливый отец, счастливый муж и честный человек, который страшно устал врать любимой американской семье и помнить, что где-то очень далеко у него есть любимая, хоть и совершенно неузнаваемая Родина. Потому что на самом деле Пако Аррайя – выросший в СССР сын испанского коммуниста и полковник Службы внешней разведки.
«Сюжет отталкивается не от литературно-киношных, а от вполне жизненно-бытовых шаблонов, что само по себе редкость»
Необходимость перекидываться из одного вполне шизофренического состояния в другое терзает героя куда сильнее, чем неудобства и страхи, отличающие работу оперативника-нелегала. В начале эпопеи Аррайя всерьез просил начальство о немедленной отставке, но потом про это, кажется, забыл – на радость читателю
Отметим, что три книжки про Пако Аррайю, вышедшие на данный момент, были подписаны тремя разными авторами.
Стартовал цикл в 2006 году довольно нелепым образом: в серии «Современный русский шпионский роман» (которая в официальных прайсах проходит как «Абдуллаев» – в честь фронтмена) дуплетом вышли сразу два романа, украшенные чудовищной подписью Николая Еремеева-Высочина и комплиментами сопоставимого изящества («Том Круз, удавись от зависти – отныне твоя миссия невыполнима! Джеймс Бонд отдыхает! Джейсон Борн кусает локти с досады. Незабвенный Штирлиц одобрительно похлопывает преемника по плечу»). А первый роман еще и озаглавлен был «Бог не звонит по мобильному». И, несмотря на все это, был весьма хорош (в нем Аррайя бегал по Парижу в поисках коллеги, сгинувшего вместе с таинственным контейнером, а заодно пытался найти и покарать убийц своей первой семьи).
Вторая книга называлась менее вычурно и была безусловным шедевром. Именно в «Афганской бессоннице» начальство обещало Аррайе отставку в обмен на простенькое поручение: отправиться в талибский Афганистан, найти там украденного в Ростове российского генерала, а заодно стырить у шейха Масуда уникальный изумруд. И все это за неделю, пока перемирие между Талибаном и Северным альянсом по случаю Рамадана не перешло в обычную бойню.
Миссию сильно осложняло то обстоятельство, что Аррайя ни в коем случае не Бонд, Борн или Штирлиц. Он не умеет лазить по стенкам, стрелять с двух рук, извлекать кубические корни в уме или оставаться в том же уме после удара бутылкой по голове. Он просто уникально правдоподобный неглупый мужик без единого уникального умения – если не считать таковыми доброжелательную рассудительность и способность думать, находить и не попадаться.
Это же обстоятельство, видимо, подкупило и массового читателя. Не слишком тиражный релиз (7 тыс. и 4 тыс. экземпляров для первой и второй книги соответственно) был встречен восторгом немногочисленных критиков и равнодушием широкой публики – и сгинул в стоках.
Правда, поклонники страдали недолго: автора подобрало издательство «Популярная литература», позиционирующее себя как мастера превращать в бестселлеры даже монографии об истреблении чесоточного клеща на утконосах среднего возраста. Рука мастера сыграла традиционно: сперва издатель вальнул ранний роман 100-тысячным тиражом. К сожалению, не шедевральную «Афганскую бессонницу», а квеловатое сочинение «Бог не звонит по мобильному» – зато поменял название с претенциозного на никакое («В Париж на выходные»), автором назначил самого героя (Пако Аррайю), а на обложке нарисовал, как уж смог, Хемфри Богарта.
Когда 100 тыс., как и ожидалось, задели рынок по касательной, читатель дождался, наконец, новья. В романе «Рам-рам», заряженном более осторожным тиражом (30 тыс.), Аррайя в неожиданной компании двух конкурирующих по всем фронтам красоток должен был выяснить, кто и зачем убил в Дели давнего друга Пако, тоже шпиона, давно, правда, ушедшего из конторы и перебравшегося в Израиль – видимо, под крыло «Моссада». Задачу герой решил – видимо, в отличие от издателя. Во всяком случае, за четвертый роман «Популярная литература» не взялась.
Зато она сделала паблисити герою – и вернула подлинное имя автору. «Рам-рам» был наконец-то подписан Сергеем Костиным, который ранее то ли стеснялся походов в смежные области, то ли пытался избежать путаницы, связанной с существованием полного тезки-фантаста. И все интересующиеся наконец-то узнали, что летопись славных дел российского нелегала ведет документалист, на тот момент главный продюсер телеканала «Звезда», успевший выпустить во Франции четыре книги об истории советской разведки и подводного ВМФ (написанных на французском, сольно и в соавторстве, в том числе со знаменитым резидентом КГБ Александром Феклисовым).
Теперь личный счет нон-фикшн и беллетристики сравнялся – в свет выходит четвертая история о Пако Аррайе, уже привычно подписанная настоящим именем. Класс и принципы автора никуда не делись. «Смерть белой мыши» – все тот же детектив, психологический триллер, путеводитель и этнографический кондуит в одном флаконе.
На сей раз действие происходит в тишайшей Эстонии, куда Аррайя попадает почти случайно – в разгар скандинавского семейного отпуска получает вдруг из Москвы вялую просьбу глянуть, что там за истерику затеял живущий в Таллине отставной агент. Аррайя сперва убеждается, что истерика вроде самая натуральная и необоснованная – подумаешь, дохлых мышей побрасывают, – потом, подавляя раздражение, проникается серьезностью момента, потом чуть ли не впервые в жизни шмаляет из дробовика, а чуть позже принимается объезжать взрывы, менять внешность и ждать подкрепления.
Костин ведет детективную интригу обстоятельно и очень достоверно, сюжет отталкивается не от литературно-киношных, а от вполне жизненно-бытовых шаблонов, что само по себе редкость, а герой спокоен, смышлен и дико обаятелен, что редкость вдвойне. Особенно с учетом времени и места действия: уж вокруг Эстонии 2006 года можно было накрутить совсем вопиющих кульбитов с участием нацистов, памятников, русскоязычного меньшинства и бочек с арестантами. Костин прошел своим путем – не закрывая глаз и все про всех понимая, но не впадая от этого в пограничные состояния. «Смерть белой мыши» – шпионский роман, сочетающий актуальность с достоинством и интригу с добротностью.
Эти достоинства оценят, как всегда, немногие. «Смерть белой мыши» выходит характерным для немодной качественной прозы тиражом 5 тыс. экземпляров. Книга стала дебютом издательства «Свободный полет» – дочернего проекта одноименной продюсерской студии Сергея Костина. То есть для того чтобы довести до неширокой публики очень ожидаемое продолжение качественного и довольно известного цикла, автору, по сути, пришлось заняться самиздатом.
С одной стороны, такое возвращение шпиона с холода в свободный полет довольно грустно, с другой – как минимум любопытно. Особенно с учетом того, что именно сейчас Костина начинают раскручивать на Западе (например, усилиями лондонской Academia Rossica) как одно из шести примерно наиболее выразительных лиц современной русской литературы.
Будет интересно сравнить результаты.

«По ту сторону пруда»
Сергей Костин

1999 год, канун второй чеченской войны. Нелегал СВР Пако Аррайя, давно ведущий непростую, но интересную жизнь манхэттенского туроператора для миллионеров, получает задание Москвы прибыть в Лондон под видом законспирированного ЦРУшника и размотать местную сеть, вербующую в местных мечетях моджахедов для Кавказа. На пятый день операции Пако и его старого дружка из Леса берут в заложники неизвестные со стволами. Так начинается первая книга дилогии — «Туман Лондонистана».

Двенадцать лет спустя Пако, счастливо забывшего давнюю лондонскую операцию, срочно выдергивает на московский ковер московский начальник – чтобы сообщить: один из офицеров СВР только что бежал в Британию, где, скорее всего, попытается продаться MI5. Со всеми секретами, понятно. На беду именно этот офицер в 99-м работал в лондонской резидентуре и был единственным, кто знает о существовании Пако – а стало быть, сдаст его если не первым, то вторым делом. Аррайе надо немедленно захлопнуть за собой американскую дверь, за которой останутся любимые жена-сын-теща (не подозревающие, кто таков глава семейства на самом деле), смысл жизни и, в общем-то, вся жизнь как таковая. Пако, пацифист и веган, от отчаяния предлагает второй вариант – лично отправиться в Лондон, найти предполагаемого приятеля и как-то гарантировать его молчание. Так начинается вторая книга, «Страстная неделя».

Цикл Сергея Костина с самого начала был уникальным для отечественной литературы явлением: столь правдоподобного, хорошо прописанного и обаятельного шпионского романа у нас не было и, боюсь, не будет. Доброжелательная компетентность и, не побоюсь этого слова, гуманизм (вернее, побоюсь, но повторю с уточнением: воинствующий гуманизм) редкие птицы на наших небесах, а уж в литературе, тем более рассказывающей о спецслужбах, вообще фрукты небывалые. Но Костину удается держать планку с маркой: читатель верит Аррайе и в Аррайю, оказавшегося в очередной непростой ситуации. Каждая книга про совестливого нелегала сочетает острый сюжет с изрядной суммой этических головоломок, не забывая про естественный для шпионского триллера этнографический компонент. Аррайя решал задачки, связанные с выживанием и выцарапыванием информации во Франции, Афганистане, Индии и Эстонии. Теперь настал черед Англии, которая для российского истеблишмента давно стала обетованной набережной и родовой травмой фермой.
Введение героя с той стороны пруда (как англосаксы называют разделяющую их Атлантику) запускает мощный механизм остранения, который выводится на долби-уровень двухчастевой структурой книги. За двенадцать лет, разделяющих действие частей дилогии, мир изменился изрядно – и Костин позволяет остро ощутить эту разницу. Если первая часть является классической приключенческой драмой физических столкновений, то вторая оказывается нейролингвистическим технотриллером, гимном тотальной прослушке, айфоновой эквилибристике и силиконовым маскарадам, которые позволяют павуку-агенту за полдня охватить невидимой сетью весь Лондон, не показываясь на глаза ни одной из зацепленных мух.
Дилогию«По ту сторону пруда», таким образом, можно считать годным пособием по прикладной социологии с антропологией на этапе техпереворота. Впрочем, при чем тут пособия. «По ту сторону пруда» — роскошный триллер, какие умеет делать только Костин. Потому что он про людей, а не про политику, гаджеты или шпионов.
Очень рекомендую.

Май 2013

«Рой» 
Майкл Крайтон

Крайтон, если не ошибаюсь, входит в золотой топ поставщиков литосновы для Голливуда. Точнее, Крайтон болтает ножками на самой макушке этого топа, ведь по его книгам поставили «Юрский парк» с продолжениями. Остальные фигуранты списка типа Гришема и Клэнси таким подвигом похвастаться не могут, их экранизации успешны, но не эпичны. А Кингу, который вне конкуренции, в синематографе просто не прет.
Но для меня Крайтон дорог не этим, и даже не тем, что он последний твердый научный фантаст, если успешных брать.
Для меня он один из мостиков, соединяющих советскую жизнь с нынешней российско-мировой. Забавно до смерти, что автор «Штамма Андромеды», опубликованного в «Библиотеке зарубежной фантастики» в начале 70-х и заслуженно расхваленного решительно всеми, от Стругацких до заскорузлых функционеров (за прогрессивность и мастерство, понятное дело) – так вот, этот автор тот же самый дяденька, славу которого помимо юрских фантужасов укрепили экранизации политтриллера «Восходящее солнце», харрасменттриллера «Разоблачение», зооприключений «Конго» и прочих «Сфер» со «Стрелой времени». Причем и «Штамм», и «Разоблачение» я читал с равным удовольствием.
А потом что-то забросил переводную беллетристику. Но память-то осталась. И вот, значит, когда сын в ходе очередного странствия по магазину обнаружил компьютерную игрушку «Prey» и прискакал просить, я заметил на полке «Рой» Крайтона. Продемонстрировал чаду разворот с оригинальным названием – ну и купил обоих преев. Чтобы, значить, никому не обидно.
Про игру ничего не скажу, тем более, что к Крайтону она вроде бы отношения не имеет. Отпрыск в процессе подвывал чего-то – значит, понравилось. А книга оказалась фирменной крайтоновской – линейный сюжет с нарастающим саспенсом, симпатичные герои, мощные семейные заморочки и очень ясно прописанная научная сторона вопроса, который тюкает героев по мягкому темечку.
На сей раз автор докопался до нанотехнологий. Оказывается, мелкие таракашки молекулярного размера могут собираться хоть в микрокамеру, путешествующую по человеческим артериям, а хоть и в танк. В связи с этим Пентагон дает мегазаказ безответственной компании, та выпускает вошек на волю, вошки собираются в рой, как в мультике про Винни-Пуха, и принимаются хавать все подряд. А то и человека из себя лепят. Жуть, короче. Не зря российские академики, говоря о необходимости научного рывка, активнее всего трындят о нанотехнологиях.
Не скажу, что мне это не понравилось. Но к середине книги я от сюжета как-то устал и дочитывал уже из принципа (концовка вышла профессиональной, но совсем банальной). А самым интересным мне показалась первая полсотня страниц, посвященная мелким проблемам главного героя, которого ни за что вышибли с работы, и теперь он возится с детьми – а жена содержит. Именно и только этот кусок показался мне интересным и интригующим. Это при моей-то нелюбви к мелодраме и бытовым тонкостям. То ли я старый совсем стал. То ли самому Крайтону интереснее писать не про объедание человеческого лица мелкой сволочью, а про то, как супруги на нерве обсуждают, желтые или розовые салфетки лучше купить.
Не дает «Рой» ответа.
Но это жжж явно неспроста.

Сентябрь 2006

«Дагги-тиц»
Владислав Крапивин

В детстве повести Крапивина были надеждой, отрадой и в некотором смысле смыслом, наполнявшим жизнь от очередной госпитализации до очередной выписки – или там от января до февраля, когда, ура-ура, придет второй номер «Пионера» с продолжением «Журавленка и молний». При этом лет пять, а то и семь свердловский командор был просто единственным светом в окошке и главным авторитетом. К сожалению или счастью, не поведенческим (то есть в паруса и шпаги я так и не ударился, хоть выучил все паруса и выпилил из оргалита шверт человеческого роста, безнадежно загромоздивший наш балкон на те самые пять-семь лет, а учителям хамил не по крапивинским выверенным лекалам, а в рамках собственных диковинных представлений, отшлифованных обстоятельствами места и времени). Но литературно-художественным – безусловно: Конецкий и Богомолов появились в активной библиотеке классу к восьмому, а Стругацкие со всякими иностранцами и того позже. А «Колыбельную» и «Голубятню» я перечитывал несколько раз в год. Чудо, что столь затяжное увлечение не сказалось на моем собственном стиле – впрочем, от любимого крапивинского вводного подытоживания «а главное» я не избавлюсь, похоже, никогда.
В любом случае, я считал и считаю себя обязанным Крапивину довольно многим, с презрением отношусь к массовым попыткам обнаружить в нем совок, сопли да педофилию, и считаю своим долгом покупать и прочитывать все новые книги любимого детского автора. Честно говоря, последние 15 лет это было довольно тягостной процедурой. В смысле, последней великой книгой Крапивина я считаю «Острова и капитаны», дочитанные уже в университете. Цикл про Великий Кристалл и несколько повестей («Бронзовый мальчик», «Самолет по имени Сережка» и что-то еще) показались вполне себе, но сильно не дотягивающими до уровня начала 80-х. А с середины 90-х я без поджимания пальцев ног умел читать только мемуарные кунштюки Крапивина (типа истории про то, как автор по пьяному делу мерился животами с Аркадием Стругацким). Все прочее производило совершенное впечатление елочных игрушек из анекдотов: все то же самое, часто даже в бОльших количествах – а совсем не радостно и даже стыдно (даже если не брать в расчет понятное раздражение автора по поводу новых реалий).
Почему – непонятно. Ведь общему уровню письма и диалогов, цепкости авторского взора и богатству актуальных деталей в современных повестях Крапивина должны завидовать ой какие толпы авторов бестселлеров.
Претензии к однотипности характеров и сюжетов тоже не принимаются – во-первых, в этом Крапивина упрекали года так 64-го, и с тех же примерно пор никто из поклонников ничего помимо ушибленных одиночеством крапивинских мальчиков не ожидал. Ну, разве что, ушибленных одиночеством крапивинских девочек. Во-вторых, именно модульная сборка обеспечивает наилучший бестселлинг (см. шутки про ужас Донцовой, случайно перепутавшей частями пять своих новых книг).
А поди ж ты – повтор сюжетных сплетений и мотивировок в книгах Владислава Крапивина двадцатилетней давности был (лично для меня) вполне нормальной и где-то неизбежной особенностью блестящего повествования, а провалы висельного уровня, случавшиеся и в «золотой» период, воспринимались как откат перед следующей неизбежной вершиной. Модульные же подходы к последним книгам удручали (лично меня) безмерно, и не виделось впереди ни вершин, ни лучика.
«Дагги-тиц» прервал лично мои мучения. Повесть получилась правильной, сильной и нужной. Почему – совсем непонятно. Это ведь совсем голимый Крапивин, почти поузлово повторяющий половину давно написанного. Инки – вполне себе Кинтель из «Бронзового мальчика», дружелюбная муха – примерно лягушонок Чип из «Баркентины с именем звезды», первый конфликт в школе – почти целиком, особенно в финальной части, заимствован из «Сказок Севки Глущенко» вместе с подружкой Полянкой, отсылающей заодно к «Журавленку», как и суровый папа-мент; битва за подвал – прямая цитата из «Мальчика со шпагой», а потом привет от «Троих с площади Карронад», а потом от «Дела о ртутной бомбе», ну и так далее. Лего-сега-мега-драйв.
И ведь нет ощущения вторичности. Зато есть ощущение истинности и чисто крапивинской истовости. И есть – несмотря на модульность и прозрачность методики – эффект неожиданности, выпрыгивающей из каждого сюжетного извива. И финал – ровно такой, какой нужен.
Не знаю уж, в чем дело.
Может, синусоида, в том числе творческая, по-другому не движется – и снизу можно только вверх.
Может, сработал феномен места: Крапивин вернулся наконец из долготерпимого Екатеринбурга в любимую Тюмень – и стало легче всем.
А может, страна наконец-то стала совсем похожей на СССР золотого крапивинского периода, и подходы автора (если прав, то можно плакать – отступать нельзя) снова оказались единственно возможными и справедливыми.
С возвращением, Владислав Петрович.

Сентябрь 2008

«Где папа?»
Юлия Кузнецова

Лиза — нормальный подросток, который не любит дураков-одноклассников, дур-одноклассниц, цветочки, старшую сестру с женихом, школу, двор, любые ссоры и особенно себя – за неказистую внешность, неуверенность, рыхлый живот и за что там еще у девочек принято страстно себя ненавидеть. А любит Лиза папу – немножко бестолкового, но доброго и веселого. Этой любви Лизе вполне хватало. И хватило бы надолго. Да только папу посадили.

В стране, где каждый пятый сидел или охранял, как-то не принято говорить о веревке. Тем более на страницах детской литературы. Кроме «Судьбы барабанщика» смутно вспоминаются несколько оттепельных да перестроечных книжек, герои которых проводили родителей в не столь отдаленные.
Сейчас времена принципиально другие, хоть сажают и не меньше. Отсидка родственника почти перестала быть не только стыдной фигурой умолчания, но и предметом воспаленного любопытства. Сидит и сидит, что тут говорить, тем более писать (папа героини, кстати, уходит в колонию по экономической статье — впрочем, отдельные намеки позволяют предположить, что человека обдуманно завели в кресло зиц-председателя). Тем не менее, повесть появилась, победила в конкурсе «Книгуру» (где вообще-то все решают подростки-читатели) и только что вполне роскошно вышла в Издательском доме Мещерякова. Это удивляет и радует. Как, в общем-то, и авторство.
О Юлии Кузнецовой уместно говорить, не отрываясь от лексического корпуса и интонаций тов. Саахова: спортсменка, лауреатка и просто красавица. Как положено, с библиографией на убористо заполненный лист А2. Большая часть библиографии ухнула в серии типа «Только для девочек», но и есть и отскоки в разные некоммерческие стороны (впрочем, теперь я знаю, какие гонорары выплачивают самые матерые детские издатели за самые раскрученные серии, поэтому слово «коммерческий» могу сопрягать с выражением «детский писатель» только из глумливых соображений).
Пока я не следил за детлитом, выросло целое поколение авторов, наколачивающих пяток серийных книжек в год – но не забывающих практиковать отскоки, окупающие все и сразу.
«Где папа?» — как раз такой отскок, сильный и мастерский. То есть я отметил пару недокруток: подростки в книге почти никак не сочетаются с компами и соцсетями, а главная героиня почему-то никак не компенсирует в воображении свои реальные и выдуманные недостатки каким-то мегадостоинством. зато я рисую хорошо, собираю марки, у меня лодыжки красивые и вообще вырасту — стану бэтманом либо грудастой барби. Ну и совсем тяжко мне поверить в папу, наперегонки с дочкой цитирующего Бруштейн. Впрочем, первую особенность можно списать на олдскульность, а остальные – на нешаблонность психологического рисунка и общую строго гендерную специфику текста.
В целом же книга очень нужная и своевременная, и сюжетный запев – лишь начало достоинств повести. «Где папа?» — не про то, как бедная Лиза ждет папу, роняя слезы в мутный поток свинцовых мерзостей. «Где папа?» — про то, что нельзя сдаваться и зауживать рамки, в которых ты готов любить, нельзя рыдать и искать виноватых. Надо искать и выхаживать ростки счастья где возможно: в засевшем по углам квартиры раздраженном ожидании, в дороге до зоны, в истеричной училке, зачморенном однокласснике и его сопливой сестренке. И счастье будет.
И папа вернется.

Январь 2013

«Хедлайнеры»
Александр Кушнир

Музыканты «Машины времени» сменили сценическую статуарность на бурное шевеление в 1976 году в Таллине, изучив 8-миллиметровый ролик Джимми Хендрикса (искусство в массы нес местный житель, который снимал ручной камерой экран ловившего Финляндию телевизора, одновременно записывая звук на бобину – и потом воспроизводил это дело высоким гостям, ловко синхронизуя включение проектора и магнитофона).
Будущий продюсер «Мумий Тролля» Леонид Бурлаков ради раскрутки школьного приятеля продал крупнейший во Владике магазин пластинок и заложил квартиру («и одолжил немного у мамы и бабушки»). Потом свой дом продал и Илья Лагутенко.
Подготовку к знакомству с Земфирой Бурлаков начал с изучения Корана.
Максим Фадеев победил в одной из первых Юрмал (как солист), а потом зарабатывал на жизнь подпевкой Валерия Леонтьева.
Глюкоза поет зацифрованным голосом фадеевской жены Натальи — а в черновом варианте анимационная певица вообще была пареньком с голосом самого Фадеева.
Наутилусовский «Титаник» записывался с перерывами на визиты бандюков, разруливавших конфликт двух руководителей студии (жена одного спала с другим, тот придумал решить проблему братвой).
Илья Кормильцев на предпоследнем этапе жизни больше всего сожалел о том, что не подсел на дурь пятнадцатью годами раньше.
Это так, навскидку несколько фактиков из толстой книги, которая такими фактиками утыкана.
Александр Кушнир знаменит как автор не то что этапных, но просто закрывающих (да простит меня Троицкий) весь советский рок-андеграунд книг «Золотое подполье» (альманах рок-самиздата) и «100 магнитоальбомов советского рока». Другая его ипостась, пиарщика крупнейших музыкальных проектов нового века, мне менее интересна. Я не слушаю актуальную музыку, пропагандируемую тем более. А Кушнир ведь занимался совсем шайтанскими вещами вроде братьев Грим или Кати Лель – а если брался за толковую некогда группу, то она тут же вырождала какую-нибудь «Сестру Хаос» или «Яблокитай». Соответственно, «Хедлайнеры» прошли мимо меня и прилипли к руке благодаря случайной распродаже.
Оказалось крайне интересно.
И фактуры до фигища, и совсем другой мир открывается, наглый, плоский и трогательный – в котором убивают за очередь выхода на сцену, в котором непрерывно врут друг другу, при этом всерьез считая предательством только швырок на деньги, в котором кичатся своим непрофессионализмом, несамостоятельностью и абсолютной привязанностью к абсолютной фигне (вроде какой-нибудь группы Kula Shaker, ссылки на которую проходят сквозь весь текст – а я, дурак, про нее и не слышал ни разу), в котором строят шикарную мину при отвратительной игре — и страшно удивляются, когда мина срабатывает, в котором все непременно расцапываются со всеми. И никто ничего не стесняется.
И автор, конечно, не стесняется рассказывать, как дурил, развращал и скупал музыкальных критиков из газет (а те и рады). Рассказывать таким специальным языком, который я раньше встречал только в ильфпетровских пародиях, а теперь встречаю везде. Речь не о классической запутке с «одел-надел» или «из ниоткуда – ниоткуда», и не об умении лицезреть объекты, заведомо лиц не имеющие. Речь о конструкциях типа «Ни сном, ни духом я не догадывался, что это были только цветочки», ««Гитару мне, гитару», — читалось по диагонали в его любознательных зрачках», «Глазами сегодняшнего дня становится заметно» или «В процессе тура Лагутенко набрал неплохую форму спикера, сопровождая свои ответы вдохновенной мифологией».
Зато все почти без придыхания, все почти по-честному. И ведь интересно — без дураков. А с дураками еще интересней.
Сегодня самый лучший день.

Декабрь 2009