А
«Поединок крысы с мечтой»
Роман Арбитман
Безыскусный сборник лучших газетных и журнальных рецензий, абсолютно необходимый несчастным (вроде меня) любителям низкого жанра. Тут ведь какое дело. В 1986-89 годах я комплектовал перечень книг, которые обязательно следует прочитать, при существенной ориентации на два текста «Уральского следопыта» — ответы братьев Стругацких на вопросы читателей журнала, а также рассуждения Романа Арбитмана о малеевском семинаре. И там, и там приводились длинные перечни не печатавшихся авторов, частью составляющих красу и гордость нынешней фантастики, а ачастью сгинувших без следа. И, допустим, досаду по поводу того, что так и не удалось найти расхваленную Арбитманом «Защиту от дурака», я изжил не более пяти лет назад. Остальных упомянутых в текстах достойных авторов я, если не ошибаюсь, так или иначе попробовал. Потом способность оглядываться на указанные авторитетами полюса пересохла — вероятно, в силу объективных возрастных причин. Но к глубокому погружению я всегда готов. Тут «Поединок крысы» и пригодился.
По ходу обнаружилось, что мне не очень нравится ранний (или, допустим, средний) Арбитман — образца 90-х, — зато пугающе близок Арбитман нового тысячелетия. Совпадение идей, эмоций и даже интонационно-лексического ряда, вдоль которого выстроены вошедшие в книгу рецензии последних лет, с моим представлением о рассматриваемых предметах оказалось довольно пугающих. Так что придется прислушиваться.
Март 2008
«Взгляд на современную русскую литературу»
Роман Арбитман (под псевдонимом Рустам С. Кац)
Форма (тонюсенькая, газетной бумаги брошюрка) с офигенной рентабельностью окупается содержанием: идея проекта и воплощение великолепны. Проф. Кац с важным видом объясняет, что для абсолютного понимания книги ее совсем не надо читать: достаточно изучить обложку. Пытливому критику достаточно изучить заголовок и припомнить предыдущие творения автора, дабы понять, что «2017» Ольги Славниковой непременно посвящен нехорошему гостиничному номеру с призраками генсеков, «Ампир В» Виктора Пелевина — войнам московских архитекторов, «Остров» Дмитрия Соболева является монашеским римейком одноименного голливудского фанттриллера со Скарлет Йохансон, «ЖД» Дмитрия Быкова — вообще пурга на тему погибшего Константина Симонова, так и не дописавшего «Жди меня». А пытливому читателю, давно недоумевавшему по поводу странных литрецензий, достаточно изучить брошюру Рустама Каца, чтобы сообразить, наконец, каким именно образом эти рецензии пишутся.
Март 2008
«Никто, кроме президента»
Роман Арбитман (под псевдонимом Лев Гурский)
После такого зачина я взялся за Гурского с большим энтузиазмом — и вынужден был временно отпрянуть. Очень сильным показался стилевой контраст. Гурский, в отличие от Арбитмана, хохмит во все стороны, и градус резвости мне представляется несоответствуюющим обстоятельствам — так, что хочется прихватить автора за лацкан и попросить: «Айда уж по-человечески». Все герои шуткуют напропалую, примерно одинаковым стилем и жонглируя одинаковым же набором тем. Причем темы для каламбуров и разговоров, да и вообще фон романа вместе с героями черпались как будто исключительно из массовых газет типа «Комсомолки»: ТВ, эстрада, президенты, раскулаченные олигархи, злая закулиса и смешные сектанты. Плюс немного приветов из фэндома вроде внезапной фразы про классика Лазарчука, который «вообще из кандалов не вылезал, и даже когда его домой отпустили, с собой их унес» или романного имени как бы Ходорковского. В книге его звать Сергей Каховский, отчего вздрогнуть должны не столько наследники декабристов, сколько поклонники бессмертной трилогии Владислава Крапивина.
Отчасти такой выбор контента, наверное, оправдан одним из персонажей, экс-министром, а ныне ведущим детской телевикторины. Отчасти — как бы американским происхождением Гурского, который имеет право изучать картину нашей жизни по газетам и вслед за зрителями «Дома-2» считать Собчак главным светским персонажем Москвы.
Лично для меня эти оправдания были слабыми, и первую треть книги я одолел только из чувства долга. Дальше все сломалось и вспыхнуло: заданный сюжет обернулся обманкой, потом еще раз и еще — и каждый перевертыш был все симпатичнее и убедительнее. Вполне банальный капустник про вялые поиски скраденного магната стал вдруг математически рассчитанным триллером на тему идеального преступления ого-го какого масштаба. Вот бывает неуловимый Джо, а бывает лидер сверх- или почти сверхдержавы, который может носить фаршированную голову, подвергаться домашнему насилию или последний год быть заложником собственной охраны — и никто об этом никогда не узнает. А узнает, так не поверит. А поверит — так и не поймет, что делать.
Примерно в такую ситуацию и бухаются волею автора разнообразные герои, от как бы Путина с как бы Лимоновым до как бы Третьякова с как бы Швыдким — не говоря уж о цельновыдуманных чекисте (честном) и генсеке ООН (ваще честном, несмотря что хохол) Ну, и разруливают все, само собой.
Придуманные Гурским вводные показались мне почти гениальными. Способы выхода из них — вполне достойными, хоть и предсказуемыми до боли. Совсем больно было из-за неспособности героев терять слабость к искрометным шуткам вроде наделения киплинговского стихотворения «Бремя белых» статусом гимна Добровольческой армии генерала Деникина (с другой стороны, это реплика Льва Абрамыча Школьника, относящегося, очевидно, к белым без сочувствия). Впрочем, за фабульную изобретательность и нормальный язык я готов простить очень многие аномалии.
Типа «Автомобиль, упрятанный внутрь рычащей кавалькады» (нам в университете не одну дыру в черепе продолбили напоминанием про то, что кавалькады составляются исключительно из лошадей, которые рычать не обучены).
Типа «ногами отлягивались» (а чем еще отлягиваться-то — руками, головой, ляжками?)
Типа «вгрызся в холодец»,а потом еще и » прожевал откушенное» (я холодец не употребляю, но пару раз наблюдал его в действии и с тех пор пребываю в уверенности, что грызть, откусывать и жевать вещество подобной консистенции способен только очень инопланетный организм).
Типа «Хотелось, словно мальчишка, подпрыгнуть вверх, прямо до золотой лепнины потолка» (а мне хотелось бы хоть раз до счастливой кончины увидеть мальчишку такой прыгучести).
Конечно, некоторые несовпадения с реальностью могут объясняться опять же происхождением автора: не обязан американец знать, что Приволжско-Уральской железной дороги нет и не было никогда (хотя на ее фоне въедливое описание иркутской топонимики выглядит почти вызывающим). С другой стороны, американец должен помнить, как пишется GPS и, например, английский перевод другой его книги «Траектория копья». Между тем, в «Никто, кроме президента» система глобального обнаружения дважды называется JPS (этот лингвистический подвиг чуть позже повторили Лазарчук-Успенский-Андронати), а библиографическая справка на сайте Гурского украшена наименовением «Spaer’s Trajectory» (пользуясь методикой проф. Каца, можно предположить, что книжка посвящена приключениям израильского десантника Шпаера). С другой стороны, австриец никогда не произнесет слова Revolution и wo как «революсьон» и «воу». С третьей стороны, знаем мы, как у наших эмигрантов с языками — и теперь знаем совсем хорошо.
Некоторые стилевые особенности могут объясняться тем, что книжку лично редактировал опытный фантастовед Арбитман — ему видней, что значит «Голос охранника сказал на выдохе» или «Если закрыть глаза на запах», не говоря уж о душераздирающем жизнеописании «подлой липучей ириски «Золотой ключик»», «которая, однажды угодив в рот ребенка, потом долго-долго отказывается умирать насовсем и, в конце концов, соглашается покинуть этот мир только в обнимку с молочным зубом сладкоежки — на манер прямо-таки арабского террориста-смертника».
Еще я не понял, почему чекисту Лаптеву, оперативный стаж которого составляет 10 лет, шеф припоминает несдачу норм ГТО в 1989 году — что, действие книги происходит самое позднее в 1999-м? Еще я не понял, почему все медийные персоны в книжке выведены под другими, разной степени забавности, именами, а Кристина Орбакайте — под своим. Еще я не понял, почему автор описывает экономически вполне стабильную и безмятежную жизнь — при этом то и дело вспоминает про галопирующую инфляцию, которой чего-то не видать. Еще я не понял, почему прочитанного мною романа нет в упоминавшейся библиографии на сайте Гурского.
Впрочем, эти сетования вполне можно провести по разряду белого шума — даже абсолютное проникновение в замысел автора (который, кстати, мне кое-что приватно уже объяснил) не позволило бы мне смириться с фасон, так сказать, де парле. С другой стороны, все эти непонятки не мешают наслаждаться сюжетным эквилибром.
Вывод.
Каца я буду читать по-любому.
Арбитмана я буду читать, поскольку просто хочется знать, где и что происходит, — неспортивного ориентирования ради.
Гурского я буду читать, когда вдруг захочется чего-нибудь лихого и парадоксального.
Причем довольно скоро.
Март 2008
«Роман Арбитман. Биография второго президента России»
Роман Арбитман (под псевдонимом Лев Гурский)
Вышедшая микротиражом в Волгограде в 2009 году (ага) книга получила очень достойное полиграфическое воплощение, завидный пиар и достойное освещение в блогах, авторы которых довольно четко разделились на радостных поклонников проекта и ценителей нормальной литературы, искренне досадующих по поводу существования бездарей типа Арбитмана, Гурского или, допустим, Каца.
Отмолчаться не удастся.
Каца я с некоторых пор почти люблю, Арбитмана уважаю, а Гурскому отдаю должное.
Гурский – это, как считается, такой американский писатель, мастерящий неортодоксальные иронические детективы про российского президента. В этот раз он выступил в жанре альтернативной биографии, снова взяв в оборот президента, только не действующего, а незадействованного.
Вообще-то Роман Арбитман – крупнейший исследователь отечественной фантастики и видный литературовед, живущий в Саратове. Но по версии Гурского Арбитман – бывший саратовский учитель и бывший мальчик-звезда, в детстве схлопотавший метеоритом в череп, в молодости спасший то ли жизнь, то ли носовую перегородку Ельцину, в зрелости взошедший на престол вместо Путина (которого, по ходу, не было) а потом вернувшийся к метеоритам и звездам. Прочие современники разной степени известности задействованы в биографии с неменьшей изобретательностью: вице-президент Руцкой тут, допустим, подводник и актер (не-не, не спрашивайте), фокусники Геллер и Кооперфилд – федеральные министры (российские), а ваш покорный слуга – лауреат Нобелевской премии (сам в шоке).
Альтернативная история в российской литературе довольно богата и весьма политизирована, что неудивительно. Скажем, классическим образцом считается рассказ Вячеслава Рыбакова «Давние потери» — про доброго Сталина, который усердно налаживает мир во всем мире, сочувствует глупым империалистам и беседует с молодежью о концерте «Алисы» — а войны не было, репрессий не было и вообще ничего страшного не было. «Роман Арбитман» выстроен по тому же принципу. Творческий метод Гурского состоит в том, чтобы внимательно посмотреть на свежую трагедию, с бахтинским усердием придумать ее фарсово-карнавальный инвариант, забавно его описать и перейти к следующей трагедии. То есть глава «Танки в Грозном» рассказывает, натурально, о решении чеченской проблемы с помощью японских пятистиший, а глава «Ходорковский сел» — о счастливом спасении олигарха от авиакатастрофы.
Это фишка книги и это порог, на котором спотыкаются не только недоброжелатели, но, допустим, и я.
То есть в «РА» и без того хватает блох, как меленьких (типа тавтологического сочетания «VIP-персоны» или японца, оперирующего китайскими терминами при наличии общедоступных японских), так и крупных. По мне, так книге не хватает осмысленного кольцевания композиции хотя бы на звездной теме (Уайльд, Супермен, все дела). И пародийного мастерства тоже. «РА» представляет собой обширно комментированный обзор как бы написанных конкурентами биографий второго президента или просто статей про него. Вот здесь и засада: если стилистика Роя Медведева пародируется Гурским вполне мастеровито, то имитация Елены Трегубовой выходит бледноватой, а Андрей Колесников не походит на оригинал вообще. Ни единой буквой.
Но это блохи, они давятся. С порогом хуже. Гурский объяснял (через доверенных лиц), что решил, как завещано, расставаться с прошлым смеясь. И я бы с радостью последовал его примеру – но не могу. Вот не могу я смеяться над довольно изящно, согласен, вывернутыми главами про Беслан и Курск. Над песней «Любэ» «Шамиль-батяня», посвященной понятно кому, могу, а над этим почему-то нет. Издержки воспитания и звериной серьезности на дондышках глаз.
В смысле, я способен понять моральные и эстетические обоснования автора. Способен, наоборот, порассуждать на тему кощунства — или там наглядности ради нафантазировать реакцию цивилизованного человечества на юмористическую историю холокоста, в рамках которого немцы с евреями сообща сожгли в Аушвице все-все недружелюбные книжки и теперь ежегодно отмечают годовщину этого дружеского всесожжения.
На самом деле реализовывать способности я погожу. Лишь застенчиво отмечу, что лично меня бы куда больше устроила реализация сюжета в более сдержанном формате – например, лемово-кацевской рецензии на эту самую книгу, с легким спойлингом и обходом совсем безнадежных мест. Для вписания в историю этого было бы достаточно.
Впрочем, вполне вписался и нынешний вариант. На радость менее брюзгливым читателям.
А мы дождемся от триумвирата бесслезных радостей. Вроде недолго осталось.
Ноябрь 2008
«Преступления прошлого»
Кейт Аткинсон
Жарким летом 1974 года девочка из бестолковой многодетной семьи просыпается в разбитой посреди сада палатке одна, хотя засыпала вместе с младшей сестрой. Пять лет спустя слишком рано вышедшая замуж, слишком рано родившая и слишком рано вывезенная на стылую ферму горожанка тупо переводит взгляд с забрызганного кровью орущего ребенка на расколотый череп мужа и топор в своих руках. Еще через десяток лет дочь добродушного толстяка выходит на простенькую работу в адвокатскую контору отца и в первый же день налетает горлом на нож залетного маньяка. А в 2004 году отставной инспектор, до тихой истерики задолбанный неудачной детективной практикой, безденежьем, дурацкой слежкой за изменщицами, ехидной секретаршей и женой, удравшей к богатому подлецу, влетает в кучу странных заданий. Надо расследовать, куда 30 лет назад делся ребенок из палатки, найти дочку осужденной головорезки, вычислить маньяка из адвокатской фирмы – а заодно не позволить бывшей жене, остервеневшей от свежего семейного счастья, утащить дочку в Новую Зеландию.
Четыре дочки возле танка, и каждый заказчик – отдельная страничка юмористического журнала, а сыщик не уступает.
Пугающая фабула, дурацкая обложка, никакущее название (при классном оригинале – Case History), блестящий текст в отличном переводе (в начале была пара персонально ненавидимых мною блох типа «в никуда» — но забудем).
Не буду клясться, что это лучшая книга из читанных мною за последние десять лет – но одна из лучших точно. Хотя казалось бы.
Дело даже не в слоге – хотя слог роскошный, а горькая ирония напоминает об Ивлине Во. Но Во был такой отчаявшийся умник, искоса наблюдавший за гниением общественной плоти. А Аткинсон вместе с героями барахтается в нелепых, смешных и пованивающих замужествах, бобыльстве, жарких улицах, глупых перверсиях, скисших девичьих грезах и перебродивших юношеских терзаниях, околокембриджской суете и постиндустриальном запустении, то и дело обнаруживая, что из перегноя как раз самый цвет прет. Запомни, детка, что сделала Тэтчер с твоей родиной, скажет папка дочке незадолго до организованного рекордно нелепым гадом отрубона, а очнувшись, будет умолять кровиночку, три дня опекавшуюся русскими, тэ-скэть, бизнесменами, не говорить при маме на чужих языках, а соплюшка ему с московским акцентом: «Дасвиданья!»
Ну и работа с сюжетом, конечно, образцовая – с одной стороны, куча линий и персонажей, совершенно оригинальных и совсем не назойливых, с другой – детективная составляющая на диво реалистична и ненатуралистична (по жизни у загадочных преступлений именно такие разгадки, без плаща, кинжала и диаволического умысла), с третьей – скелеты из шкафов и прочих мест выпадают с чисто британской обязательностью и элегантностью.
Мертвые не оживут, увы, зато живые получат по заслугам и мечтам.
И это счастье.
И еще счастье – что у книжки аж три продолжения.
Жду с трепетом.
Сентябрь 2010
«Поворот к лучшему»
Кейт Аткинсон
Эдинбург, 2006, что ли, год. В шотландской столице фестиваль искусств, балет на каждом балконе, клоуны в прихожей, петарды над ухом, дурдом на выезде. И разные мелкие несуразицы, трещинками разлетевшиеся от мелкого ДТП с участием жлоба с битой и ротвейлером. Закомплексованный автор дамских детективов швыряет в жлоба сумку — и спасает второго водителя от добивания. Симпатичная разведенка-полисвумен, истерзанная любовью к шалому сыну и больному коту, каждые полдня с растущим раздражением возвращается к фигурантам происшествия, никто из которых претензий ни к кому не имеет, но выглядит крайне подозрительно и вообещ давно смылся. Затюканная жена авторитетного девелопера прямо на месте аварии узнает, что ее ненаглядный впал в кому в разгар игрищ с русской доминаторшей — и с этого мига принимается жить заново. А Джексон Броуди, бывший инспектор и неудачливый частный детектив, ныне растерянный нувориш, сопровождающий артистическую подругу с характером, поспотыкавшись о весь этот карнавал, вдруг вылавливает в море труп девушки — и тут же уступает его бешеному приливу.
Первая книга была блестящей, вторая не хуже — хотя Аткинсон, кажется, выполняла формальное упражнение под лозунгом «А могу и наоборот». По большинству параметров и толчковых ног «Поворот к лучшему» является противоположностью первой книги, упираясь в почти Аристотелевы единства сюжета вместо сада расходящихся тропинок. «Преступления прошлого» были социально-психологическим романом, замаскированным под детектив. «Поворот к лучшему» штука более хитрая: это полновесный, горький, остроумный социально-психологический роман, очень небрежно притворяющийся триллером — а в последней, буквально, строчке выясняется, что это был, оказывается, честный старомодный детектив. Можно открывать титул и начинать чтение сначала — уже под этим углом. Или под любым другим: текст прекрасен, перевод адекватен, счастье есть. Главное — на обложку не смотреть (это, видимо, такая военно-стратегическая игра у «Азбуки» — придумывать обложку, не подходящую тексту ни единым штрихом; пока издательство ведет 2:0).
За аттестацию водителей Honda Civic, к которым я гордо отношусь, автору отдельное спасибо и сковородка в известной местности. Пусть знает — и не торопится. Хочем еще.
Неистово рекомендую.
Июнь 2011
«Ждать ли добрых вестей?»
Кейт Аткинсон
Шотландия, конец нулевых годов, декабрь. Тихая сиротинка Реджи, не без оснований чувствующая себя героиней Диккенса и античных трагедий (и то, и другое самозабвенно зазубрено) и привыкшая дергаться из-за братца-пушера, вдруг ощущает, что куда большие опасности накатывают на добрейшую докторшу, ребенка которой нянчит девочка. Матерый сыщик и неуверенный нувориш Джексон Броуди вслед за моральной теряет географическую ориентацию, погрязая все глубже в глупых исканиях и тоске по неслучившемуся роману с инспектором Луизой Монро. А инспектор Монро удачно давит аналогичную тоску терзаниями, связанными с неприлично благопристойным браком, с розыском рехнувшегося обывателя, привыкшего отстреливать дорогих родственниц, а также с предчувствиями по поводу выхода на волю маньяка, который в юности вырезал всю семью добрейшей докторши.
Не знаю, в растущем классе автора дело, в новом переводчике, в привычке благодарного читателя или в адекватной в кои-то веки обложке – но если первые две книги были отличными, то третья вообще восторг на ножках. Поперек всех правил, между прочим. «Ждать ли добрых…» не столько детектив, сколько антидетектив с дважды эшелонированной мотивацией. Поиск преступника, а то и следа преступления ведет в самую неверную сторону и бесславно завершается, когда жертвы или преступник сами окликают сыскарей, предварительно прохаркавшись сквозь кровь. Да и само действие – не только сыскное, вообще любое – просыпается ближе к середке книги. К тому же к третьей книге Аткинсон совсем отпускает женское свое нутро пастись на воле – и помянутый благодарный читатель наконец-то окончательно убеждается в том, что мужики в лучшем случае бестолочь лоховская, а в основном – опасные тряпки. А спасти семью, сохранить рассудок близким или рубануть все узлы одним ударом карандаша в глазницу может только женщина – умная, утомленная и вообще-то добрейшая.
Прикол в том, что читать все эти бабские штучки почти без действия и с переизбытком ядовитого глума – одно удовольствие. Вернее, не одно, а много. А перевод Анастасии Грызуновой роскошен (даже блохи типа «курносого носика», дробовика, внезапно оборачивающегося пистолетом, или относящегося к женской паре определения «им обоим» не вредят). А связанный залп всех-всех-всех ниточек, волосков и ружей, разбросанных в ходе действия по стенам и углам, выглядит чарующим и снайперским, но почти необязательным бонусом.
Рекомендую совсем оголтело.
Август 2011
«Чуть свет, с собакою вдвоем»
Кейт Аткинсон
Йоркшир, наши дни. Милая сожранная Альцгеймером старушка-актриса каждые пять минут судорожно пытается вспомнить, на каком свете находится — и тут же вляпывается в очередную мелкую неприятность. Суровая толстуха из службы охраны супермаркета судорожно пытается забыть кошмарные события полицейской юности — и неожиданно для себя покупает дочку соседской наркоши. А Джексон Броуди, бывший военный, полицейский, нувориш и муж, а ныне растерянный неудачник и немножко сыщик, вяло, но все равно судорожно пытается разобраться с происхождением австралийской клиентки — и с методами содержания отбитой у незнакомого жлоба собачки.
К четвертой книге Аткинсон то ли притомилась, то ли решила не париться с формальными поводами. Цикл «Джексон Броуди» считается детективным, однако широкая международная общественность ценит его не за несомненную розыскную интригу, а за изящный стиль, едкий слог и изощренное бытописательство, по которому школяры лет через сорок будут изучать жизнь Объединенного Королевства. Ну и пущай этого будет побольше, а всяких ОРМ поменьше, решила, видимо, автор. И была пожалуй что права. Броуди вроде бы занят кучей дел: ведет текущее расследование, тоскует по дочке, копает в сторону сынишки, ищет мошенницу-жену, упихивает в рюкзачок собачку, которая покорно упихивается, а сама, как сказал бы БГ, глядит на него глазами, дерется и трудно копошится в мусорном баке, — но на самом деле катается, как бильярдный шар, от стенки к стенке, и никто его, бедного, не приголубит и не зашлет от борта в лузу.
Анастасия Грызунова предлагала назвать свой перевод (близкий к гениальному, между прочим) «С утра пораньше, пес со мной» – и это было бы не только остроумно, но и очень точно. И честно к тому же. Подкачанный, решительный и брутальный Броуди не может совершить ничего путного – разве что дюлей такому же подкачанному накинуть. Самая испуганная тетка разведет решительного-брутального как ребенка, а самая безмозглая старушка одним неловким движением рассечет узел, который должны был прихватить и удушить половину очень симпатичных героев.
Аткинсон чем дальше, тем меньше скрывает, что смотрит на нечесаную мужскую часть мира со снисходительным женским превосходством — не в смысле феминизма и прочего аболиционизма, а в смысле «а жена шея» — хотя по этой шее и прилетает постоянно.
Ей — можно.
Январь 2013
«Жизнь после жизни»
Кейт Аткинсон
Метельной ночью 1910 года Урсула Тодд родилась мертвой, в детсадовском возрасте утонула, выпала из окна и умерла от «испанки», пережила ранний аборт, была забита до смерти мужем-кретином, так и не познав счастья материнства, застрелила Гитлера и была изрешечена штурмовиками, десяток лет спустя стала ближайшей подружкой Евы Браун, погибла при бомбежке Лондона, предпочла убить себя и дочку, чтобы не достаться наступающим на Берлин красным ордам, тихо умерла не дождавшейся счастья нестарой старушкой. Каждая смерть была настоящей, зачастую страшной, но не бесповоротной. Наоборот, она оказывалась поводом родиться заново — и жить, не помня прошлых жизней, но слепо шарахаясь от теней грядущего зла, которые убьют тебя и твоих близких. Значит, надо сделать все, чтобы не убили. Все, что можно и нельзя.
Аткинсон всегда отличала страсть к бытописательству, интерес к сшибке эпох и мерцающему режиму повествования. Ранний роман «Человеческий крокет» можно считать чуть ли не манифестом этих страсти-интереса-режима, однако и формально детективный цикл про Джексона Броуди был вполне показательным. «Жизнь после жизни» явно должна была стать вершиной на этом пути. К сожалению, не стала. И это очень странно.
Роман следует сразу куче трендов — и частному авторскому, и глобальному культурному (переживающему всплеск интереса к экзистенции на военном фоне), и локальному британскому. Эпохальная, фактурная и блистающая мелкой моторикой «Жизнь после жизни» гораздо кинематографичней счастливо (и неплохо) экранизированного «Джексона Броуди», но более всего напоминает не «День сурка» и не «Беги, Лола», а стопроцентно английские «Искупление» и «Зависит от времени» (называть «About Time» вслед за российскими прокатчиками «Бойфренд из будущего» мне не велят остатки совести). Проблема в том, что названные фильмы, да и всякие толковые сюжеты, ведут пусть к избитому, но выстраданному финалу. В романе Аткинсон избито многое, от персонажей до Великобритании, которая представлена вполне полноценным, пусть и не слишком добровольным, героем — книги, истории и жизни. Мысль «Мы и есть страна» продвигается через страницы романа с почти советским упорством и почти толстовской основательностью — при истовом соблюдении английских стандартов. Но финал романа просто съеден фабульным излишеством. Принцип «А теперь попробуем так» становится самодостаточным уже ко второй трети романа и далее торжествует упомянутым в тексте Уроборосом, тотально и безостановочно. Читатель восхищается, пугается, сострадает и ждет катарсиса. А катарсиса, тщательно подготовленного, кстати, не видать — он сожран вместе с хвостом, и чего там творится в темных желудочных безднах, поди знай.
Так обычно и бывает, конечно — что в жизни, что после жизни. Но от Аткинсон мы привыкли ждать более ясных финалов.
Сами виноваты, в принципе.
Январь 2014
